Страница 81 из 83
- Экий ты, при жизни вечно падал и после смерти не угомонишься, - тихонько проворчала Гертруда. Подойдя поближе, она увидела, что под портретом лежит лист бумаги:
«Всю жизнь отравила, а последний бокал – в особенности».
Гертруда замерла.
- Гнусная ложь! – закричала она на весь дом. – Как ты посмел?!
В сердцах она плюнула в портрет. Тем временем маркер вывел:
«Не прогонишь святошу, я все расскажу Лили!»
Бабушка задумалась, в отличие от мужа, дочь вполне могла и поверить вредному старикашке. А маркер всё писал и писал:
«Уговори Стивена и Лили отпустить Грейси в Лондон. Он уже вырос и может сам принимать решения. Сделаешь – уйдём и мы».
- Обещаешь? – хрипло спросила Гертруда.
«Жизнью клянусь».
Гертруда скептически хмыкнула. С одной стороны, хотелось избавиться от прошлого, с другой, она слишком хорошо знала покойного Арчибальда.
- Уговорил! – решилась она. – Но смотри, если обманешь – встретишься со священником!
Висевший перед ней в воздухе маркер, упав, щёлкнул о паркет и откатился к роялю. Бабушка стояла молча, отпустив руки и глядя куда-то сквозь стену.
- Эй. Ты сильно злишься? – внезапно тихо спросила она.
Вначале маркер долго лежал на паркете неподвижно, а потом взмыл в воздух, и слегка опустился. Словно пожал плечами. Мол, что уж теперь!..
Гертруда снова взялась за тряпку и с тяжким вздохом принялась за уборку. Непрошенные воспоминания вились вокруг нее, в точности как надоедливая мошкара.
Тем не менее, в глубине души она была довольна и отправила назад явившегося священника, сославшись на улучшившееся самочувствие.
Вечером того же дня Грейси с ликующим криком ворвался в свою комнату:
- Мне разрешили ехать в Лондон! Я стану музыкантом! Как вы этого добились? – запыхавшись, выпалил он.
«Шантажом и подкупом, конечно. А.».
Грейси рассмеялся, потянулся было за гитарой, но рука его замерла на полпути.
- Эй, а как же вы? Вы ведь поедете со мной, друзья?
«Без тел мы не можем отлучиться далеко от дома»
- То есть, – задумчиво произнёс Грейси, - проблема только в телах?..
Полгода спустя двое торговцев из деревни Фиш-Хиллтон, рядом с которой стоял особняк Джонсов, поехали по делам в Лондон. Дела завершились отлично, вот только напоследок один эпизод на вокзале оставил в их душах неприятный осадок. Это была афиша концерта, грубо намалеванная на черном фоне красной, белой и зеленой красками. Большая надпись «Некрозомбикон» и три мрачные фигуры на сцене: невысокий вокалист с выбеленным лицом, клавишница, раскрашенная под зомби и зеленоватого цвета пират, перебиравший рукой в костяной перчатке струны арфы.
Приятели, не сговариваясь, остановились перед афишей и долго ее разглядывали.
- Забавно, - наконец произнес один из них. – Эта девчонка за пианино – вылитая Рози Вейз, что померла полгода назад.
- Угу, - откликнулся второй. – А мужик с арфой похож на старого Хэмфри, который тоже помер.
- Бывают же совпадения!
---
Я сожгу этот мир в пламени моей ненависти
Егор проснулся и, не вставая с постели, попытался определить, что сегодня на завтрак.
- Блинчики, - он улыбнулся. Егор любил блинчики.
На крышу дома шлёпнулась дохлая птица. По его окном всегда было много дохлятины. В особенности – голубей. Старик убирал мёртвые тела дважды в день, но, случалось, не замечал тех, что упали в малину или крыжовник, и тогда они начинали вонять.
Егор вскочил с кровати, натянул шорты, футболку и спустился вниз, где мама, с испачканными в тесте руками, жарила ему блинчики.
- Доброе утро! – Егор залез на стул и пододвинул к себе тарелку. – Я включу телевизор?
- Только ненадолго. С мёдом будешь или со сгущенкой?
- Со сгущёнкой. – Егор, щелкая каналами, нашёл Губку Боба. – Или с вареньем.
- Варенья нет, - мама посмотрела на дергающихся в экране мультяшек. – Что за чушь ты смотришь? Включи новости.
- Мам…
- Включи новости. Ты же знаешь, что должен смотреть новости, а не эту белиберду.
- Ну маам… ну можно я…
- Новости, Егор. Или выключай телевизор.
Егор взял пульт и переключил на новостной канал. Диктор говорил про какую-то очередную страну, в которой кто-то в очередной раз в кого-то стрелял.
- Когда я вырасту, - сказал Егор негромко, - Я сожгу весь этот мир.
Мама улыбнулась и поцеловала его в лоб.
- Вот и умница. А пока кушай блинчики.
- Их крики, - сказал Егор, выдавливая из пакета сгущёнку, - будут слышны даже на небесах.
- Это прекрасно, милый! Кушай.
- И Господь, услышав эти крики, заплачет.
Блинчики были замечательными. Солнце поднималось всё выше, через открытую дверь с натянутой на ней москитной сеткой просачивался слабый ветерок. На ступеньки рядом с дверью опустилась какая-то птичка, поводила головой – и снова взлетела в небо. Егор проводил её взглядом.
- А ещё, - сказал Егор, - я убью всех тварей земных.
- Не говори с набитым ртом, - сказала мама. – Вначале прожуй.
Егор прожевал.
- Я убью всех тварей земных, - повторил он. – Кроме собак.
Мама посмотрела на него.
- Милый, ты же знаешь – собак ты тоже сожжёшь в пламени своей ненависти.
- Не хочу жечь собак, - пробурчал Егор. – В фильме у мальчика ротвейлеры были. Почему мне нельзя ротвейлера?
- Потому что у твоей сестры аллергия, - мама положила чашку в раковину и включила воду. – Ни кошек, ни собак – ничего, что бегает по дому и шерсть везде разбрасывает.
- Тогда и папа пусть не приходит, - вырвалось у Егора.
Мама обернулась к нему. На сковороде шипели блинчики.
- Такие шутки в этом доме неуместны, юноша. Твой отец столько тебе дал – и хоть бы капля благодарности в ответ.
По крыше мягко застучали мёртвые птицы. Егор возил куском блинчика по сгущёнке.
- Прекрати это, - сказала мама. – Игорь и так всё утро их убирал.
- Я хочу собаку. Как Хатико.
- Я же сказала – нет. Твоя сестра…
Егор отодвинул от себя тарелку.
– Я и её сожгу в пламени моей ненависти. И мне за это ничего не будет.
- Твоя сестра, юноша, сейчас изучает йогу, чтобы быть тебе хорошей женой, а ты только о себе и можешь думать.
- Не хочу я на ней жениться. У нас в классе никто на сёстрах не женится.
- И сжигать мир тоже из них никто не собирается. Хочешь быть как все в твоём классе? Тогда мне нужно было пить во время беременности.
Егор молчал. В москитную сетку врезался воробей и упал вниз окровавленным комочком перьев.
- С сегодняшнего дня, - сказала мама, - вы с сестрой опять будете спать в одной постели.
- Тебе надо, ты и спи! – Егор, схватил тарелку и бросил её в телевизор. Сгущёнка забрызгала лицо диктора, который не обратил на это никакого внимания и продолжал говорить про какой-то бессмысленный съезд в Германии. – Я лучше с собакой в одной постели спать буду!
- Егор! – разозлилась мама.
- Я и тебя сожгу в огне своей ненависти! И сестру, и… и даже папу! Я и его не боюсь ни капли!
- Ты для этого слишком слаб, - мама подняла тарелку и поставила её на стол. – Для того чтобы всё это сделать…
- Я не буду спать с сестрой! – Егор поднялся и пошёл к двери. – У неё ноги всегда ледяные, и она не моргает вообще! А ещё, когда я сплю, она на меня пялится!
- Егор, сядь на место! Я для кого блинчики делала?
- Я сожгу блинчики в огне моей ненависти! Я сожгу блинчики, евреев, жуков, атомные бомбы, Токио, бобовые, продавцов-консультантов, тушканчиков, ДНК, залежи плутония, свалки, сгущёнку и вообще всё, что захочу!
Егор выбежал на улицу, пнул ногой дохлую птицу и, засунув руки в карманы, зашагал к воротам. Старик прочёсывал граблями газон. Когда Егор проходил мимо него, он почтительно склонился. Егор не обратил на это внимание, и, открыв дверь, вышел на улицу.