Несказанное

— У-ха-ха! Ну ты даёшь! — расхохотался я и плеснул в пустой бокал какого-то алкоголя. — Выпей! А то у тебя разыгралось воображение! Неужели ты думаешь, что за десять лет моего с ним знакомства я бы не нашёл возможности проявить свою якобы страсть? У-ха-ха! Вот я ему скажу, в чём нас подозревают некоторые обиженные дамочки. Вот он поржёт! Не придумывай всякую еботень от злости. Ты его не вернёшь, он уже не думает о тебе, и таких, как ты, у него десятки…

Н-да… Все врут.

Подкатила грязная «тойота» с оранжевым плафоном шашечек. За два вздоха я допрыгал до машины и нырнул в тёплое и дурно пахнущее нутро. На панели около лобового на пружинке раскачивался слоган такси: «Всегда везёт!»

Все врут.

========== Начало ==========

Таксист попался классный — молчаливый. Правда, неожиданно встали, несмотря на ночь. Впереди авария: что и как — не разглядеть. И развернуться уже никак, сзади заперты. Нужно ждать. Позвонил Дэну: длинные гудки, трубку не берёт.

— Не против, если я включу радио? — вежливый таксист.

— Валяй!

Из динамика сразу зазвучал бодрый голос ведущей, которая поздравляла кого-то с днём рождения. Имениннику заказали «На краешке Луны» группы «Деним». Пообещав далёкому юбиляру всех благ, девушка оттараторила проплаченный текст о предстоящем концерте «Деним» с новой программой в «Гигант-холле». Отбивка и проигрыш с контрапунктной виолончелью…

И комната на пятом этаже,

И занесённый снегом переулок.

Всё спряталось, утешилось, уснуло,

Лишь только я один настороже…

Тихий бархатный женский голос заполнил душное пространство такси. Водила сделал громче, но тут же посмотрел в зеркало заднего вида, чтобы проверить, не будет ли гундеть пассажир. Пассажир кивнул.

— Представляете, это мужик поёт, — хрипло высказался таксист. — Я его видел… Простой парень, без всяких этих платьев и губных помад. Очуметь…

Я вновь кивнул. Показалось забавным, что мне это втолковывают, когда я направляюсь именно к этому простому парню без платьев.

— Очуметь, — повторил мужик, вглядываясь вдаль, туда, где тревожно мигали сигналки скорой и гаишников. И теперь было неясно — о чём он, о Дэне или об аварии. Или о том и о другом одновременно. По крайней мере, моё первое впечатление от Дениса сильно напоминало аварию.

Меня, вокалиста и руководителя Frost-бэнда, уже уставшего от концертного чёса и признания, пригласили в жюри вокального конкурса «Гран При». Представитель молодого поколения должен был разбавить маститых грандов оперетты и заезженных звёзд эстрады. Я же согласился вовсе не из-за престижности мероприятия — она была очень сомнительна, — я решил присмотреть для бэнда нового солиста, а сам собирался уйти в продюсеры. Во-первых, что-то случилось с моим голосом, после простуды он не восстанавливался. Во-вторых, я уже понял, что моё призвание быть дирижёром концертов, а не первой скрипкой.

Выступления были скучными, большинство конкурсантов покрикивали в микрофоны, старательно изменяли мелодию известных композиций, якобы демонстрируя владение голосом. Спустя годы не вижу ни одного участника, который бы пробился в «звёзды». Кроме того, кто вышел предпоследним. Ему было девятнадцать лет. Чёрные джинсики, голубая рубашка, твидовый жилет. На голове ужасная кепка — явно комплимент металлюге Брайану Джонсону и подчёркивание своей мужской сущности. Хотя эффект был обратный. Слева от меня опереточная дива в кудрях иронично хмыкнула.

Юноша в кепке сел к роялю. Плебейски потёр руки о джинсы, так как будто они вспотели. Аккорд. По проигрышу, да и по первому куплету я так и не смог понять, что он поёт. Просто не ожидал. Нежный то ли женский, то ли мальчишечий голос без надрыва и напора выводил Pieces of a dream Анастейши. Только никаких госпеловских рулад на горле и объёмного, плотного звучания чернокожих связок. Песня совершенно изменилась: стала светлой и романтичной, слова об осколках счастья приобрели какой-то призрачный, бестелесный смысл. Темп песни непривычно замедленный. Верхушки припева парень брал легко и протяжно, не перехватывал судорожно дыхание, не орал. Дыхание было перехвачено этим шёлковым голосом у меня…

— Красиво, но слабовато, — неожиданно оборвала моё оцепенение кудрявая дива. — Контратенор, но до Шоля или Жарусски* не дотянет. Песочек на низах, да и вряд ли диапазон широк…

— Кто ему посоветовал это петь? — прошептал ещё один член жюри, тенор с дряблыми, уже старческими связками, исполнитель романсов и с накладными волосами на маленькой голове. — Что за поветрие, что за низкопоклонство? Надо направить его в нужное русло.

— Лепко Денис, город Раздольск, девятнадцать лет, музучилище… — прочитала дива в бумагах. — Класс фортепиано. Ох уж эти заштатные училища… Но мальчик хороший. Приятный. Отличается от остальных. Ему бы у Гумпловича поучиться… Надо рекомендовать. И надо поощрить.

К херам Гумпловича! Туда же Шоля, Жарусски и Фаринелли в довесок! У меня вдруг пересохло горло, по спине покатилась капля пота, образовалась тяжесть внизу живота. Даже вдруг подумал, что заболеваю, почувствовал себя раздавленным и выдохшимся. Ведь эти мастера пыльных сцен могут захапать парня, ведь они похоронят его в филармоническом склепе, испортят его голос, пытаясь сделать правильно! Тенор и дива уже обсуждают, как бы было хорошо «мальчику исполнить «Я к тебе приеду рано-рано…» или что другое из виноградовского». Надо встревать!

Денис ещё не допел песню, но я уже знал, что у меня есть новый проект, я его уже отвоевал у классического искусства. Я надеялся, что парень не увлечён музыкой эпохи барокко и не жаждет карьеры певца с голым репертуаром, без достойных ролей на сцене. Еле досидел до финала этого мероприятия. Следил «за своим открытием» во время объявления результатов, безрадостных для него. Денис расстроился. Он не получил даже распоследнего дипломчика, из зала ушёл торопясь. Поэтому я вчистил за ним, чтобы не потерять его в затхлых лабиринтах филармонии.

В гримерку (надо сказать, общую) я ворвался без стука. Печальный исполнитель переобувался, укладывая концертные туфли в весёлый пакет-маечку.

— Нил Дробинский! — с порога я протянул ему руку для приветствия. И не ожидая его сомнений и возражений: — Пойдём-ка перетрём одну тему! Ты один приехал или с педагогом?

— Один.

— Вот и отлично. Что тут ещё твоё? Забирай, уходим!

— Но мне на поезд надо.

— Успеешь. Или и не надо…

В кафешке, где он долго отказывался от еды, заявив, что «только чая», я откровенно рассматривал его. Денис смущался и дулся (я всё-таки член жюри). Отвечал односложно, хмурился, смешно морщил нос, был настороже. Я выяснил, что музыкой он занимался с малых лет, правда пел всегда в бэках. Сносно играл на фортепиано и на гитаре. Ломка голоса у него прошла обыкновенно, к пятнадцати годам он стал говорить густым приятным тембром. Но вот во время пения по-прежнему связки выдавали тонкий звук, легко покоряя высокую тесситуру. Это заметила Римма Аркадьевна — педагог по вокалу. Стала заниматься с мальчишкой отдельно. Правда, в небольшом городе он страшно стеснялся своей особенности, был убеждён, что не поймут, осмеют, поэтому пока доучивался в школе, нигде не засвечивался. А потом — прямая дорога в музучилище, Римма Аркадьевна уговорила. Классический репертуар Денису не давался, не хватало силы голоса, да и вычурные мелодии периода пудренных париков были ему не по душе.

На конкурс «Гран При» его тоже определила Римма Аркадьевна, но сама поехать не смогла, легла на сохранение. Очень кстати для меня выяснилось, что его преподавательница на сносях, ждёт пятого ребёнка. Значит, не будет ревновать и бороться за своего ученика. Узнав, что мама у Дениса — заведующая детским домом, одержимая чужими обездоленными детьми, поняв, что нет никаких препятствий, я и выдал смущённому юноше свой скороспелый план: