Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 19 из 20

– Уже какая-то сволочь заложила насчёт членства в клубе. Голова насторожилась:

– А почему это ты на мои кровные своих людишек пристраиваешь на всякие развлекаловки. Я тебе их не для этого даю.

– Пришлось объяснять, сие есть мероприятие отвлекающего характера. Это всегда предусматривается. Причём, не одно, а несколько. Вот и мы такое проводим. Пусть шляются по ложным следам, лишь бы главный путь не нащупали. Он, конечно, не поверил. Но я его предупредил, если сунутся со всякими проверками с подключением своих людишек, то за результат операции несёт он сам, под свою личную ответственность. Причём, намекнул, почти в открытую, сразу же вынужден буду об этом предупредить агента. А у того всё будет просто исчезнет вместе с его бабками. Вряд ли захочет подставлять свою голову под страшные муки. Да и мне тоже придётся исчезать, так как я с тобою повязан одной цепью. Вот тут он и задумался, посидел на своём горшке, похоже оное место теперь у него главное кресло, где принимается им решение. Вышел и объявил:

– Впредь должен хоть в общих чертах докладывать об предпринимаемых нами действий, а уж решать проверять или нет, это он сам будет и никого об этом спрашивать не намерен. Вот на этот раз мы с тобой, похоже, пролетели удачно. Но я, конечно, руку держу на пульсе. У него ведь тоже дыры есть, обязательно узнаю, ежели вздумает попроверять до того, как ты отбыл. Ну а этого сукиного сына, который вместо благодарности за возможность на халяву погулять с нормальными людьми, вздумал закладывать, найду и мало ему не покажется, он потряс крепким кулаком, поросшим рыжим волосом.

– Григорий, не мне тебя учить, ты и сам кого хочешь поучишь. Но сдаётся мне, что ты под руководством этой «головы» стал терять квалификацию. Не гнобить вычисленного перевёртыша, а использовать, начиняя дезой. Пусть врёт хозяину. Глядишь, когда тот распознает это враньё, сам его придавит, но время-то уйдёт. А нам сие на руку.

Генерал снова поскрёб свою лысоватую голову.

– Похоже ты прав, Учитель. Надо использовать эту тварь. Пусть отвлекает голову ради пользы дела. Ладно, этим сам займусь, зря что ли проходил твою школу. Да и не больно трудное занятие. Эти новяки глотают всё, чего не дашь, как пескари какие-то, сразу же в свои кишки, ничего не обдумывая. Ну а про голову молчу. Тому, чем гаже – тем лучше. Из-за своего пещерного недоверия любую гадость начнёт переваривать. Вот пусть и развлекается, да обдумывает каверзы на своём новом троне. Все, Фёдор, эту тему прошли, по ней моя работа. Держи, чего просил. Сам отбирал, никому не поручал и не в конторе, ещё по старым адресам, он передал ему туго набитую папку.

– Посмотри сам, выбери чего тебе надо для работы. Но желательно ненужное уничтожить, не оставлять следов тем, кто вознамерится проверить, а куда это ты пенсионер нацелился.

– Я так и собираюсь сделать, Григорий. И ещё, настаиваю на продлении моратория по наружке. Минимум дня четыре. О последствиях мы уже с тобой говорили, повторять не буду. Мне нужно спокойно всё обдумать, хорошенько поприкидывать. Сам же знаешь, куда иду и каковы шансы возвратиться.

Генерал ожесточённо сплюнул:

– Я-то прекрасно понимаю, сам ходил и не раз на такое. Тут же важен настрой, упорядоченность, а для этого нужно время и спокойствие для последнего продумывания. Но вот этот сукин сын, сидящий на горшке, так не думает. Пытает: а кто следит за его семьёй, почему не докладываешь о их поступках, действиях?





Вот ведь урод. Из-за своей патологической недоверчивости и просто глупости так и норовит подставить свою башку. Каждый раз, как тупому, приходится повторять:

– Нельзя теребить агента перед сложнейшей операцией действиями, которые отработаны для уголовников. У этих агентов такая интуиция, они умеют так анализировать и просчитывать, каких у него в штате не было и ещё долго не будет. Они специалисты старой школы, старой закваски. А как всё просчитает, обнаружит, то все последствия возложит на вас лично. Тот посидит на горшке, подумает и объявит, ну ты уже слышал: он сам все решает, докладывать ему обо всех деталях ну и прочее. Ну, вот хрен ему! Обо всех, чтобы он все испортил! Не допущу. Не тревожься, Фёдор, в обиду твоих не дам и тревожить их пока ты на операции не позволю. А там видно будет, как карта ляжет. И с наружкой вопрос решу. Правда опять этой голове придётся объяснять. Ну, ничего недолго осталось. Главное чтобы результат от всего этого был. В общем, действуй, как наметил. С моей стороны только поддержка и какая нужна помощь. Чего ещё надо будет, говори, номер знаешь, встречаться будем здесь же. Ну, всё Фёдор, пока!

Распрощавшись с ним, вернулся домой, переоделся и поехал в клуб. Как только он вошёл, представился охраннику и дежурящей там даме, его тут же ухватили и провели в секретарскую. Вежливо улыбаясь, попросили паспорт, забрали и пояснили: его вместе с остальным вернёт сама вице-президентша Российского отделения Золотого клуба.

Пожав плечами и раздевшись, он прошёл в зал, где уже собралось практически всё большинство завсегдатаев. Вице-президентша интеллигентного вида, довольно элегантная дама объявила программу встречи. В первом номере этой программы прозвучало поздравление пятитысячного юбиляра-члена клуба. Поздравление было обставлено, как положено, аплодисменты, цветы, шампанское, речи, в числе которых было и письмо самого президента Международного Золотого клуба. В заключение этого поздравительного мероприятия эта милая, элегантная дама, приятно улыбаясь, вручила ему конверт, объявив присутствующим о его содержимом. Под гром аплодисментов и завистливые улыбки пришлось Фёдору Ивановичу а по документам Николаю Васильевичу вытаскивать из конверта платиновую карту и помахать ею. К его удовлетворению знакомый, приведший Фёдора Ивановича в клуб, стараниями сотрудников генерала отсутствовал.

Далее вечер в клубе пошёл своим чередом. В одном из перерывов его позвала в кабинет заместительница вице-президента и обстоятельно разъяснила дальнейшие действия, а также когда, во сколько и откуда уходит международный экспресс-автобус, а также, где он сможет задержаться и на сколько дней, чтобы не опоздать на возвращающийся обратно в Москву экспресс. Он внимательно её выслушал, задал интересующие вопросы, поблагодарил. Но долго на встрече членов клуба не задержался и вскоре отбыл к себе домой на своей новой престижной иномарке. Дома его встретила жена. Ей явно очень хотелось знать, куда это ездил её муженёк, да ещё одетый в лучшее. Но по старой привычке ничего не спрашивала, если муж не говорит, то ей интересоваться этим не положено, он скажет только то, чего посчитает нужным и когда это нужно. Спросила:

Ужинать будешь?

И заметно повеселела, увидев соглашающийся кивок. Вскоре он, переодетый в привычное домашнее одеяние, умытый, уже восседал за столом рядом со своей Марией и вернувшейся из каких-то гостей дочкой. Стол и на этот раз был достаточно празднично сервирован, правда, к великому огорчению дочки, без шампанского. Снова тараторила их дщерь, уже великовозрастная, но ещё не утратившая готовность всему радоваться, делиться впечатлениями, в общем, жить и чувствовать все по-молодому. Они и Мария только улыбались, слушая её трескотню, и поглядывали друг на друга.

Утром, покормив и проводив жену с дочкой, принялся внимательно изучать материалы, переданные генералом. Просидел за этим занятием весь день, до самого возвращения близких домой. Снова совместный ужин под рассказы дочери и уже жены, тоже полной впечатлений о работе на фирме.

Признаться, Фёдор Иванович очень устал от проделанной работы, ему хотелось лечь, забыться, чтобы всё крутящиеся в его голове улицы, площади, дороги куда-то исчезли, вернее «улеглись» на свои положенные места в его мозгу. Но он по старой памяти хорошо знал это не минутное дело, нужны часы! Но, в конце концов, сумел заставить себя успокоиться и заснуть.

На следующее утро, опять проводив жену и дочку, положил перед собой паспорт, выданный ему на новое имя Николай Васильевич, принялся его внимательно изучать. После часового рассматривания страниц этого документа в сильную лупу, пришёл к выводу, что сойдёт. Затем полез в чемоданчик, который у него сохранился с ещё благословенных времен его службы Родине, повытаскивал из него аксессуары трансформации облика. Работа у него заняла более двух часов. Задача была непростая, хотя фотография на паспорте и была искусно сделана, черты понемножку изменены с очевидным сохранением сходства с оригиналом, но требовалась определенная доработка. Такая, когда незначительные детали, быстро заменяемые, это основное условие, могли бы для не специалиста сделать его неузнаваемым. После многочисленных проб и замен остановился на некоторых: очки со стеклами «хамелеон», окраска волос и бровей рыжеватой краской, короткая стрижка, трехдневная щетина на лице, кстати, модная среди интеллигентствующей и богемной публики, крем, слегка стягивающий кожу, делал его заметно старее. Используемая краска была из специальных разработок техотдела КГБ, всё остальное менялось и смывалось очень быстро. Потренировавшись некоторое время, засекая время процедуры, остался более-менее довольным. Осталось вырастить щетину на лице, но сие уже от него лично не зависело, но времени хватит, согласно словам администратора клуба, его отбытие в тур поездку должно произойти через три дня, считая сегодняшний. Сразу же после этого собрался и проехался по магазинам, в которых закупил новое белье, носки, верхнюю одежду и плащ со шляпой. С покупками, оставленными в машине, разыскал стоящую на окраине города парикмахерскую, гордо названную «Салоном стрижек и причесок». Подстригся, выбрав нечто вроде той, которую носят полевики-командиры – ровная, короткая… Поездив, поискав, выбрал и очки со стёклами хамелеон. Вернулся домой уже когда была дома жена и готовила ужин. Тут же, не дожидаясь дочери, усадила его за стол, они вместе поужинали. За едой вели малозначащие для неё, да и для него разговоры. Но внезапно Мария задала вопрос: