Страница 10 из 12
Лида всю дорогу молчала. Дима, с одной стороны, был рад – он-то ожидал большого скандала. С другой стороны, это было так не похоже на Лиду, что он даже забеспокоился. Он поглядывал на нее, но она, казалось, вообще не замечала его присутствия.
– Лид, ты это… тебе не дует? Может, поднять стекло?
– Лид, чего ты молчишь, а? Ну, скажи что-нибудь.
– Лида, Лид! Ты что, не хочешь говорить? Ну, ладно, нет – так нет.
Лида нахмурившись, неотрывно смотрела куда-то вдаль сквозь ветровое стекло, словно обдумывая какое-то важное дело. Дима решил больше не дергать ее, раз эта история произвела на нее такое действие. До самого дома она не проронила ни слова. Также молча она зашла в квартиру.
Дима зашел в туалет, помыл в ванной руки, потом зажег свет на кухне, поставил чайник греться и пошел переодеваться в домашнее. В комнате он обнаружил Лиду недвижно стоящей перед зеркалом в плаще, в туфлях, с сумкой в руке.
– Лид, ты из-за этих подушек так расстроилась? Ну не переживай ты так, ну что ты в самом деле! Нам и без них хорошо. У нас все есть, Лид, живем не хуже других. Шубу тебе новую купим, хочешь?
У них в семье нежности были не в ходу. Дима неловко взял жену за плечи и легонько потряс.
– Ну, отомри, Лид, Лида! Пойдем чаю попьем!
И тут началось такое! Лиду затрясло крупной дрожью, и она завыла тоненьким голоском: у-у-у-у!
Дима уставился на нее
– Ты чего, Лид?
Ему даже не по себе как-то стало, он никогда не видел, чтобы кто-то так выл.
– Ну, перестань, ты чего это вздумала? Кончай выть-то!
Лидин вой постепенно перешел в смех, словно она сама над собой надсмехалась. Скоро он превратился в хохот, который она никак не могла унять. Ей не хватало дыхания, смех стал похож на икоту, и потом вдруг оказалось, что это уже плач. Дима стоял в ужасе и не знал – хохочет она или рыдает. И что ему делать, как это прекратить. Он никогда в жизни не видел истерики и испытывал страх, к которому примешивалось смутное отвращение. А потом стало еще хуже – Лида стала кулаками бить себя в грудь с такой силой, что могла причинить себе серьезные увечья. Бормоча «Да что же это такое, господи». Дима набрал номер скорой помощи. Он заметил, что его рука дрожит.
Скорая приехала минут через десять. Дима, бледный, открыл дверь. В это время послышались глухие удары.
– Что это? – спросил врач.
Дима развел руками:
– Я не знаю.
Врач бросился в комнату. Лида билась головой об стенку. Удары были такой силы, что в одном месте даже образовалась вмятина.
– Держите ее. Можете?
– Не могу. – Дима попытался держать Лиду, но она была вся потная, скользкая и вырывалась с такой силой, что Дима чуть не упал. – Не могу. У меня не получается.
В дверь позвонили.
– Откройте. Это моя медсестра.
После некоторой борьбы сестре удалось сделать Лиде укол.
– Сейчас подействует. Она успокоится и уснет.
Минут через двадцать, когда Лида уже спала, Дима в общих чертах рассказал врачу о стрессе, который вызвал такую реакцию.
– Знаете, тут и впрямь свихнешься, – сказал врач.
– А раньше она на что-нибудь так реагировала?
– Никогда. Она могла ругаться. Скандалить. Но такого никогда не было.
– Понятно. Ну, теперь чуть что – ждите такого же приступа истерии. Так что старайтесь не доводить ее.
– А завтра что мне делать?
– Надо будет вашего врача вызвать. Пусть понаблюдает. Давление, сердце, общее состояние. Я сам сделаю вызов. Если будет опять буйствовать, вызывайте скорую психиатрическую. Но я думаю, это не потребуется. А сейчас она будет спать. Вы тоже отдохните. Может и вам укол сделать?
– Нет, мне не надо. Но я, знаете ли, здорово перетрухал.
Постепенно Лида пришла в норму. Через три недели ее выписали на работу.
Однажды Дима вернулся с работы и обнаружил, что Лида дома.
– Ты что, сегодня раньше освободилась?
– Я сегодня работала дома.
– Да? – что-то в ее тоне насторожило Диму. – А что ты делала?
– Пойдем, увидишь. – Лидин взгляд был одновременно веселым и злым.
Дима прошел за ней. Вся комната была в пуху. Горы пуха и перьев были на полу и на столе. На кровати валялись взрезанные подушки.
После двух лет лечения в клинике Лиде разрешили вернуться домой при условии, что каждые полгода она будет проходить профилактическое обследование. Несколько лет все было нормально. Она не работала, получала пенсию как инвалид второй группы. Жили Лида с Димой тихо и уединенно, денег им хватало, да и какие у них запросы? Дима старался не вспоминать о болезни жены и о том, чем она была вызвана.
Когда их неожиданно пригласили в гости к родственникам на юбилей, Дима обрадовался.
– Давай сходим, Лидок. Давно нигде не были. Поедим вкусно.
Лида отнеслась к предложению без радости, но согласилась пойти. Что спровоцировало ее срыв – трудно сказать. Возможно, хорошо обставленная квартира, недешевый интерьер кухни и ванной, общая атмосфера материального благополучия – все это иглами вонзилось в болевые точки дремлющего Лидиного мозга, и застоявшаяся давняя неудовлетворенность, вскипев, потребовала бурной эмоциональной разрядки.
После этого срыва Лида уже навсегда осталась в клинике. Дима размеренно живет один, готовит себе обеды и раз в неделю навещает жену.
Подробности этой истории, словно по некой негласной договоренности, у нас стараются не обсуждать. А вот байка про три подушки – жива. Она всегда имеет успех у слушателей, запоминается, переходит от рассказчика к рассказчику. А уж повод вспомнить ее в таком большом семействе, как наше, находится часто.
3. Наследство
Ася старалась не смотреть на часы или, по крайней мере, делать это пореже. Она уже знала, что чем чаще будешь на них смотреть, тем медленнее будет идти время. Поэтому она предпочитала, чтобы восемь часов наставали неожиданно. Тогда Ася быстро соберет свои вещи – сумку, целлофановый пакет, не забудет сотовый телефон. Кошелек. И скажет:
– Ну что, тетя Ксения? Я пойду?
– Да, конечно. Иди. Ты и так со мной столько времени проводишь.
– Тетя Ксень, смотри, вот здесь чашка с чаем, сможешь взять сама?
– Конечно, смогу.
– Здесь просто вода, если пить захочется. Вот салфетки, руку протянешь – и сразу их нащупаешь. Запомнишь, тетя Ксень?
– Да, конечно.
Ася помоет руки, позвонит по телефону подруге. Той, как обычно, не будет на месте или она будет занята. «Ну ладно, в другой раз», привычно вздохнет Ася.
– Ну, все, тетя Ксеня. Я поехала.
Но не тут-то было. Когда Ася уже будет у двери, раздастся слабый голос тети Ксении.
– Асенька, ты ушла?
Ася со вздохом вернется в комнату.
– Что случилось, тетя Ксень?
– Я подумала… хотя… ладно, ничего. Не надо, я потерплю…
– Что ты хотела, тетя Ксень?
– Да нет, ничего.
– Ну скажи, пока я не ушла.
– Да я не хочу тебя задерживать. Ты же торопишься.
– Тетя Ксения, ты хочешь в туалет?
– Нет. Я хотела попросить… ты мне не дашь яблочко? Так вдруг захотелось…
«Так, сегодня яблочко. В прошлый раз был глоточек компотика. А еще раньше – пара ложечек кашки». Подобные сцены повторялись практически каждый раз, когда Ася уже готова была уйти. Ася обреченно скинула куртку, молча пошла к холодильнику, достала яблоко, помыла его, вытерла. Начала счищать кожуру.
– Не надо чистить, Асенька. Просто порежь на долечки.
Ася нарезала яблоко на дольки, поставила блюдце на столик у кровати.
– Вот яблоко, тетя Ксения.
Старческая рука с рельефно проступившими венами и искривленными пальцами безошибочно нащупала одну дольку.
– Ой! Какая толстая шкура! Что за сорт?
– Я не знаю, тетя Ксения. Но, по-моему, нормальная шкура.
– Не-ет. Очень толстая и жесткая. Есть невозможно. Наверно, все же лучше почистить.
– Но я ведь хотела, а ты сказала не надо!