Страница 6 из 12
– Оставь его, – поморщился Мошков. – Парень старался, а ты ему вместо спасибо «руки повыдергиваю»… – Он вопросительно взглянул на механика. – Фуру когда цеплять будете?
– Не раньше следующей недели. Хозяин новые фуры закупает. Изотермик, восемьдесят кубиков.
– Значит, продолжаем отдыхать, – обрадовался Перченков, когда они снова остались вдвоем. – Попьем вечером пивка?
– Сегодня не могу, – сказал Мошков. – За мной подруга заскочит. Мы в кино собрались.
Говоря это, он ласково провел ладонью по кабине «вольво». Зверь, способный перетянуть 750 лошадей. И пробегает без заправки 2223 километра. Салон простоват, и электронный спидометр глючит, но это мелочи. Профессиональный водитель скорость на глаз безошибочно определяет, а кабина – это рабочее место, а не комната отдыха.
– Купим мы когда-нибудь себе по такой красавице? – пробормотал он мечтательно.
– Ага, держи карман шире! – скривился Перченков. – Пока триста штук скопишь, ноги протянешь. Особенно теперь. Я уже заметил закономерность: как новье покупают, так у нас сразу зарплаты падают. И попробуй возразить. В бараний рог согнут!
Перченков оседлал своего любимого конька. По его глубочайшему убеждению, жизнь была устроена так, что умные, работящие и порядочные люди всегда находились в зависимости от негодяев и проходимцев. Это был мировой заговор. Честные труженики не имели никаких шансов обрести свободу. Разве что в октябре семнадцатого, хотя в середине восьмидесятых опять все профукали. Этих событий Перченков помнить не мог, однако рассуждал о них так горячо, словно лично брал Зимний или наблюдал за разрухой времен перестройки.
– Мы ведь как живем? – разглагольствовал он, норовя взять Мошкова за пуговицу, что тот упорно не позволял сделать. – Живем как рабы бесправные. И ведь ничего хозяину не скажи. Он у тебя вычитает из зарплаты за покрышки или перерасход топлива, а ты ему, мироеду, с улыбочкой: «Здрас-сте, Платон Павлович». Хотя бы раз в год надбавку дал, так нет, хрена! А ты ходи по нескольку дней немытый, без бабы, жри всухомятку, за груз трясись. Неужто обеднел бы шеф, если бы деньжат подкинул на стоянки на охраняемых площадках?
– Ты бы их все равно в карман положил и ночевал где придется, – возразил Мошков, усмехаясь.
– Смешно тебе, что мне деньги нужны? – возмутился Перченков, тараща и без того круглые глаза.
– С чего ты взял? – рассеянно спросил Мошков.
– Так лыбишься же!
– Это я не тебе, это я ей.
Проследив за его взглядом, Перченков увидел стройную молодую женщину, приближающуюся к ним со стороны проходной. На ней был белый брючный костюм, оранжевая блузка и черные очки, поднятые на волосы. Чем ближе она подходила, тем сильнее хотел ее Перченков.
– Красивая женщина… – произнес он мечтательно.
– Губы закатай, – посоветовал Мошков.
Варя, размахивая пакетом, подошла и поздоровалась. Перченков представился, протянув руку и зачем-то выгнув спину. Она свое имя назвала, но руки словно не заметила и вместо рукопожатия вложила в нее банку ледяного пива. Остальные две Варя разделила между собой и Мошковым.
– В пакете еще три, – сообщила она, без смущения приложившись к банке. – Угощаю.
– Какой-то праздник? – удивился Мошков.
– Настроение хорошее, – ответила Варя. – Потому и праздник.
Знал бы он, с каким трудом давался ей этот беззаботный тон! Ожоги на боку и бедре не позволяли забыть подробности последней встречи с Лозовым. Это он отправил ее к Мошкову на работу. Чтобы Варя показалась его напарнику и построила ему глазки. «И не только глазки, – проинструктировал ее Лозовой. – Все остальное тоже. Тебе с обоими ехать. Вот обоих и ублажай».
Естественно, так далеко заходить Варя не собиралась, но все же на автобазе появилась, потому что от этого небритого мужлана Перченкова в какой-то мере зависело, возьмет ее Мошков с собой или нет. Эти двое были напарниками и, естественно, принимали решения сообща. Варе хотелось, чтобы Перченков не ответил отказом.
То, что ей удалось произвести на него впечатление, не вызывало сомнений. Косясь на гостью искрящимся глазом, Михаил присел на скат и, не забывая деликатно прикладываться к банке, принялся развивать любимую тему.
– Возьмем нашего шефа, Платона Павловича, – рассуждал он. – Колышут его наши проблемы? Да вот ни на столько не колышут! – Он показал кончик мизинца. – По его мнению, хороший водитель должен рот зашить, чтобы не пить, не есть, а в штаны, извините, памперс подкладывать…
– А что, это идея! – вставил Мошков, надеясь обратить разговор в шутку.
– И чтобы денег не просил, а баки за свой счет заправлял, – продолжал Перченков, ничего не слыша, как токующий глухарь. – И уж совсем хорошо, если бы мы самостоятельно заказы находили и спать отучились. Вредная же привычка. Сплошные убытки от нее. Каждую ночь простои.
Мошков приготовился зевнуть, когда его телефон заиграл бессмертную мелодию «Road to Hell». Извинившись, он поднес трубку к уху, коротко переговорил и с сожалением отставил пиво.
– Не поминай лихо, пока тихо. Это тебе, Миша, на заметку. Директор вызывает. Какая-то путаница с путевыми листами обнаружилась. – Он посмотрел на Варю. – Я скоро. На призывы Михаила к мировой революции не покупайся. Причуды коллективного бессознательного… – Мошков покрутил пальцем у виска. – Навязчивый архетип.
– Сам ты архетип! – оскорбился Перченков.
Варя на него даже не взглянула.
– Ты Шопенгауэра читал? – спросила она у Мошкова.
– В том-то и дело, что нет, – весело ответил он, уходя. – Сам допер. В свободное время трактат сочиняю. «Мир как воля и представление».
– Брешет, – мстительно заявил Перченков, когда Мошков скрылся из виду. – Ничего он никогда не пишет. У него и блокнота-то нет.
– Я так и подумала, – согласилась Варя, передавая ему вторую банку.
– Садись. – Михаил гостеприимно похлопал по скату, на котором сидел. – Вернее, присаживайся. – Он засмеялся. – Знаешь, почему нельзя человеку садиться предлагать?
– Что-нибудь из тюремной этики? – предположила Варя, осторожно вытирая салфеткой влажные от пива губы.
– Точно, – обрадовался Перченков. – А ты умная, Варя.
Она хотела съязвить, но сдержалась. Человека, от которого тебе что-то нужно, лучше не дразнить, а хвалить и поощрять.
– У тебя была судимость, Миша? – спросила она, доставая очередную банку для себя.
Легкий ветерок трепал ее просторные легкие брюки на расставленных по-мужски ногах.
– Только этого не хватало, – скривился Перченков. – А вот Володька срок тянул. И немалый.
– Неужели? За что?
– А кто его знает. Статей много. Убийство, воровство, изнасилование…
Перченков умолк, довольный собой. Наверняка ему удалось посеять зерна сомнения в душе этой ладной телочки в белом костюмчике.
Он снова похлопал по нагретой резине:
– Да ты присаживайся, присаживайся. В ногах, как говорится, правды нет. – Перченков окинул Варю откровенным взглядом. – Хотя смотря в каких ногах. Ты спортом занималась?
– Балетной гимнастикой, – ответила она. – Па-де-де с переворотом.
Ее всегда подмывало ерничать, когда она оказывалась в неловкой ситуации. Вынужденное общение с Перченковым начинало тяготить. Варя подумала, каково будет с ним во время долгого пути, и поняла, что это станет одним из труднейших испытаний в ее жизни. Лозовой хотя бы свое дело быстро делает, а этот небритый донжуан одной болтовней все нервы вымотает.
– Я балет не сильно уважаю, – признался Перченков, вставая. – А гимнастки очень даже ничего. Особенно эта… как ее…
Изображая задумчивость, он приблизился к Варе вплотную.
– Руку убрал! – прикрикнула она. – Такими грязными лапищами к дамам не прикасаются. Особенно если они в белом.
– Так я помою, – пообещал Перченков, ухмыляясь. – И не только руки.
Скользнув взглядом по территории автобазы, он удовлетворенно отметил, что поблизости никого нет. За ними, конечно, могли следить из окон административного корпуса, но Михаила это не напрягало. Он ведь ничего особенного не делал. Пока.