Страница 38 из 43
Красавица Селин также присутствовала на многих снимках, безупречно позируя и принимая самые эффектные позы. Не знаю, как давалась ей сама роль девы Марии чисто по драматургии, но смотрелась она просто чудесно: светлые волосы были убраны под мягкий капюшон накидки, стройный силуэт, изящный изгиб бровей, таинственная улыбка...
Дополнительная любопытная деталь: каждый снимок был подписан рукою Пьеро: "Наш театр "Луна"!", "Мы учим наши роли", "Малыш Нико - редкий наглец, но талантливый актер", "Как вам Пьеро, декламирующий свою реплику?" - эта последняя надпись была сделана на единственном снимке, где Пьеро стоял в самом центре, скромно произнося свою реплику волхва.
Разглядывая снимки, я в очередной раз увлекся, совершенно позабыв о времени. Между тем старинные напольные часы в моем кабинете вдруг неожиданно издали двойной "бум" - я поднял глаза и увидел, что пробила полночь. Наступил новый день, когда мне следовало встать пораньше, чтобы позаботиться о билетах на Москву, а я до сих пор еще не добрался до постели.
Я встал, принявшись поспешно загружать фотографии в конверт, собираясь все аккуратно сложить в коробку, чтобы вернуть в шкаф мадам Лево. Как назло, словно чтобы задержать меня в офисе на лишние минуты, снимки из одного конверта вдруг дружно рассыпались на пол. Пришлось, чертыхаясь, опуститься на корточки, собирая их и тут же торопливо засовывая в конверт. Так в моих руках оказался забавный снимок, сделанный, по-видимому, на занятии по хатха-йоге: доктор Винсент Молю застыл в той самой асане дерева, которую я сегодня позорно провалил. Естественно, доктор стоял ровненько, с закрытыми глазами и забавно восторженным выражением лица, словно парил в бездонных небесах.
Я усмехнулся - снимок пришелся столь же "в тему", сколь все мои сегодняшние беседы, включая неожиданное извинение Селин и открытие мадам Лево великой влюбленности в нее Пьеро. Главное - овладеть искусством сохранения идеального равновесия жизни. Как это сказал доктор?
"Лично для меня йога - это великое искусство равновесия: равновесия физического, ментального, духовного. Равновесие - это точка великого созидательного счастья где-то внутри нас, найти ее - значит, не просто стать умиротворенным, наполненным созидательной энергией, но и дарить, заряжать этой доброй энергией других людей..."
Светлая улыбка доктора была наилучшей иллюстрацией к его собственному высказыванию; с обратной стороны фотоснимок был надписан Пьеро зеленым фломастером: "Мой бог Винсент Молю". Как говорится, простенько, но со вкусом. Выходит, наш атеист Пьеро высоко ценил и уважал уроки йоги Винсента Молю, называя психотерапевта своим богом.
Как ни крути, а мне давно пора было отправляться баиньки. В два счета загрузив весь архив Пьеро назад в коробку, а коробку поставив на ее место в шкафу мадам Лево, я поспешил рвануть домой, чтобы побыстрее выбросить все из головы, отключиться и, как когда-то процитировал мне Шекспира комиссар Анджело, "уснуть и видеть сны..."
Глава 26. Ночные ребусы
Поистине, эти сутки, не смотря на часовой звон полуночи, ни в какую не желали завершаться - они легко перетекли в новое число декабря, продолжив свои бесконечные диалоги, монологи и внутренние рассуждения, словно время вдруг потеряло свои четкие рамки, став чем-то аморфным и безразмерным.
Всю дорогу в отель где-то на периферии моего сознания звучал то голос мадам Лево, ее плач и всхлипывания, неожиданно переключаясь на смиренную просьбу Селин простить ее и все ее грехи, тут же становясь еле слышным, словно звучавшим издалека, голосом Пьеро, влюбленно взывавшего к голубоглазой Гертруде.
Шагнув в свой номер в отеле, я в считанные минуты принял теплый душ и поспешил нырнуть в постель, от души надеясь немедленно уснуть, отдохнуть душой и телом, начисто отключившись от всех переживаний дня. И тут, как только моя голова опустилась в белоснежную нирвану подушки, я неожиданно обнаружил, что, не смотря на дикую усталость, никак не могу уснуть.
Едва ли не в течение целого часа я ворочался с боку набок, в конце концов, порешив лечь на спину, закрыть глаза и просто-напросто приступить к классическому счету овец. Я делал размеренные вдохи и выдохи, одновременно пытаясь представить себя высоко в горах на изумрудной лужайке под ласковым солнцем в окружении отары белоснежных овечек; я ласково прикасался к шелковистым кудряшкам каждой блеющей особи, размеренно их считая: раз, два, три...
И почти тут же передо мной вдруг нарисовалась совсем другая картинка: ясно и четко, как наяву, я увидел бегущего по темной промозглой улице задыхавшегося Пьеро в костюме волхва. В панике оглядываясь назад и едва не теряя от этого равновесие, трясущимися старческими руками он с трудом вытягивал откуда-то из недр костюма свой сотовый телефон.
"Здесь у нас такое творится! Мой бог!.."
И вновь изображение неожиданно сменилось: на этот раз передо мной стояла заплаканная мадам Лево.
"Меня зовут Гертруда. Вы не знали? А вот славный Пьеро знал и каждый вечер обращался ко мне именно по имени. Разве это не трогательно? Почему же вы не плачете?.."
Очередная смена кадров и мы вновь шли по набережной Сены в компании с Андреем Бессоновым. Андрей говорил, а я слушал, блаженно жмурясь под ласковыми лучами солнца, любуясь мерцающими бликами Сены.
"У этого малыша Нико был просто великий талант всех передразнивать! Хлебом не корми, дай поглумиться над народом. А между тем, у него самого было море недостатков: и ноги кривые, и память ужасная - известно ли тебе, что он вечно путал имена..."
На этот раз "кадр" поменялся более-менее плавным переходом: словно прослушав монолог Андрея в некой записи, в действие вмешался Винсент Молю. В белых свободных шароварах он сидел с плотно закрытыми глазами в позе лотоса на светлом коврике зала номер три и, широко и безмятежно улыбаясь, поднимал руку, как отличник, желающий дать ответ на вопрос учителя.
"Позвольте с вами не согласиться, мсье Бессон! Напротив, у малыша Нико была превосходная память. К примеру, он легко запоминал достаточно сложную терминологию в йоге - название асан и упражнений, которые, как я уже говорил мсье Муару, я вообще-то избегаю называть в ходе своих занятий в реабилитационном центре..."
Все так же, не открывая глаз, доктор размеренно произносил свой монолог, блаженно улыбаясь, лишь назидательно чуть приподняв палец. Следуя его жесту, я прислушался: еле слышно, где-то вдалеке вдруг зазвучала мантра. Нежная мелодия, чудесный голос Девы Премал... Я слушал, улыбаясь почти столь же блаженно, как Винсент Молю, кивая в такт мелодии и пытаясь принять асану дерева, удерживая при этом божественное равновесие.
Вдруг доктор резко открыл глаза и многозначительно произнес нечто непонятное - наверное, те самые труднопроизносимые термины и названия асан, что так легко запоминал малыш Нико. Пара секунд стояла почти звенящая тишина. Доктор смотрел на меня, все так же дружелюбно улыбаясь.