Ирина

– Разлеглась тут, как бревно. Из-за тебя не получается… Дура!

Несколько секунд я лежала, ничего не понимая. Потом, оттолкнув его, стала торопливо натягивать одежду и уже в дверях оглянулась – голый, он сидел на краю дивана, уставившись в пол.

Домой в таком состоянии идти я не могла и, дождавшись первого подошедшего автобуса, долго каталась по городу, приходя в себя.

Два дня Володя не появлялся. На третий он ждал меня в вестибюле института: в форме, очень симпатичный – девчонки, проходя мимо, оглядывались на него. Он робко взял мою руку и, пока мы шли до остановки, сообщил, что сегодня уезжает, что очень любит меня, что всё у нас будет хорошо, и просил писать ему и ждать.

Увидев своих одногруппниц, садившихся в троллейбус, я сказала, что должна ехать с ними и, протиснувшись в закрывающиеся дверцы, избавилась от его дальнейших излияний.

Каждые три дня, как по графику, приходили письма. Не читая, я складывала их в дальний ящик: на носу были экзамены, защита диплома, и ничем лишним не хотелось забивать себе голову. После защиты, получив распределение в районный городишко соседней области, я, от нечего делать, взялась читать заброшенные письма.

Обида прошла – помнилось только хорошее, и под эти воспоминания я написала ему о предстоящей смене места жительства.

Через неделю пришел ответ, на нескольких страницах, с предложением руки и сердца. «А после свадьбы, – писал он, – мы уедем в красивый город у моря, место службы уже известно – отец постарался».

Когда я с удовольствием перечитывала очередное послание, представляя себя женой офицера, в комнату заглянула мама.

– Ира, там тебя спрашивает девочка Брусникиных.

Я вышла на улицу. Вежливо поздоровавшись, Оля отвела глаза в сторону.

– Моя мама просит вас прийти к нам, если можно, сейчас.

Встревоженная, я поспешила вслед за ней.

На крыльце меня встретила «Мадам Брусникина» – так мы с девчонками называли ее за высокомерие и вычурность в одежде. Я поздоровалась. Не ответив, она прошла на веранду, указывая на кресло.

– Садитесь, милочка, – и, плотно прикрыв дверь, уселась напротив.

Предстоит что-то недоброе, почувствовала я – и не ошиблась… Оказывается, я хитрая, подлая девка из нехорошей семьи, таскающая с сестрой по улице пьяного папашу.

Такое действительно было один раз: в праздник мы вели отца от соседей, перебравшего и поющего во весь голос.

– Своими проститутскими приемами, – продолжала она, – ты приворожила нашего Володеньку так, что он готов бросить училище и жениться хоть сейчас. А для него обговорена перспективная партия, которая поможет ему сделать блестящую карьеру. С тобой же его ждет жалкое, низкое прозябание. Этого я ни за что не допущу и по-хорошему прошу – напиши Володе, что ты навсегда забыла о нем, что у тебя есть жених…

Она продолжала лить свои помои. Обида и злость переполняли меня, я встала.

– Пишите ему сами что хотите, в гробу я видела вашего Володеньку вместе с вами, – и вышла, хлопнув дверью.

Оля презрительно поджала губы, когда я у калитки подмигнула ей, прощаясь. А во мне кипела какая-то веселая злость и ощущение свободы: я окончательно развязалась с этим проблемным Володенькой и его непростым семейством. И впереди была целая жизнь!

* * *

Завод, куда я приехала по распределению, выделил мне как молодому специалисту комнату в общежитии. За работу я взялась с большим рвением, но, оказалось, то, чему учили и что есть на практике – разные вещи. Еще мне доходчиво объяснили: «Не надо корчить из себя очень умную, создавая людям лишние проблемы и хлопоты». На этом мои производственные «успехи» закончились.

Секретарь комсомольской организации – копия суровой девушки с плакатов тридцатых годов, только без красной косынки – сразу откровенно невзлюбила меня. С большим трудом собирая безответственных комсомольцев на мероприятия, на мне она отыгрывалась, постоянно загружая разными поручениями.

Со временем, на примере других, я научилась, включая «дурочку», соглашаться с ней во всём, ничего при этом не делая…

В отличие от главной комсомолки, парторг – добродушный, веселый дядька, искренне озаботившись моей дальнейшей судьбой, – убедительно советовал вступить в партию, обещая свое содействие в продвижении по служебной лестнице.

Постепенно эта «забота» приняла более осязаемые формы: при каждом удобном случае он норовил нечаянно-шутливо прижать меня, лапая, и я уворачивалась, сердясь не взаправду.

В воскресенье я случайно встретила его у магазина. Шествуя во главе своего семейства: жены-толстушки и трех детишек от года до пяти – он лишь небрежно кивнул, здороваясь, но по ненавидящему взгляду супруги стало ясно – меня уже записали в любовницы.

При следующем «нечаянном контакте» я резко дала понять, что мне это очень не нравится, и он перестал замечать меня.

* * *

Основную промышленность города составляли три текстильные фабрики, и среди множества приезжих девчонок местные парни чувствовали себя королями. На танцах в Доме культуры, всегда явно подвыпившие, они беспардонно наглели, и после нескольких неприятных инцидентов я отказалась от этих развлечений.

Так и дотянула до лета – работа, книги, иногда кино.

В пятницу меня вызвали к директору. Сидевшая в приемной секретарша сказала, что он скоро придет, и предложила подождать. Лет сорока пяти, красивая, ухоженная, она держалась с изысканной манерностью. О ней рассказывали, что когда-то, бросив столичный театр, она умчалась за большой любовью на край света. Любовь закончилась трагедией…

Только через много лет она смогла приехать к больной матери и, схоронив ее, осталась в родном городе. Будучи хорошей портнихой, шьет по заказам жен городского начальства, а также для девчонок из театральной студии, в работе которой принимает активное участие.

– Наверное, скучновато вам у нас… На танцы ходить перестали, местного «казанову» отшили. Чем занимаетесь? – поинтересовалась она.

Ее осведомленность и доброжелательный тон располагали к общению, и я пожаловалась на отсутствие хороших книг.

– Это поправимо. У меня прекрасная библиотека. А театром не увлекаетесь? Здесь, в Доме культуры, хорошая театральная студия.

– Как-то не очень, – виновато ответила я. – В школьном драмкружке пыталась, но ничего не получилось.

– Получится, у вас хорошие данные. Сегодня вечером я свободна, приходите, выберем вам книжки. Придете? – и, не дожидаясь ответа, объяснила, как пройти к ее дому. – В девятнадцать часов жду вас, Ирочка.

Я удивленно посмотрела на нее, зная, что мы не знакомились.

– А меня звать Изольда Андреевна. Вот и директор, – заметила она, услышав тяжелые шаги в коридоре.

После работы, наскоро приведя себя в порядок, я надела свое лучшее платье и отправилась в гости. Конечно, я не ожидала увидеть ее в затрапезном халате и стоптанных тапках, но, когда она открыла дверь, приглашая меня в ярко освещенную прихожую, я застыла, очарованная…

Длинный халат из темного атласа с розовыми переливами облегал стройную фигуру. Рассыпанные по плечам каштановые волосы оттенялись гранатовым ожерельем. Алая помада красиво очерченных губ гармонировала с переливами халата. Из-под него виднелись изящные мягкие туфельки в тон ожерелью.

– И что же мы стоим? Проходите… – она взяла меня за руку и повела в комнату. На ходу я скинула свои лодочки, убого смотревшиеся в этой прихожей.

– Я приготовлю кофе, а ты ознакомься с моей «шкатулочкой», – она кивнула на комнаты, и то, как она перешла на «ты», выглядело вполне естественно. Приоткрыв дверь, я заглянула в одну из комнат. Это была гардеробная: на полках лежали отрезы разных тканей, на столе стояла швейная машинка. А вот большая комната убранством действительно напоминала шкатулку из восточной сказки: широкий диван, ковры, кушетки, пуфики – всё располагало к приятному времяпровождению, в отличие от спальни…