Страница 17 из 65
Энн гонится за Рэбом.
У Рэба шляпа Энн.
Может ли Энн поймать Рэба?[59]
На четвертые сутки болезни, вновь придя в себя от прохладной мокрой ткани на лбу, он увидел слезы на глазах служанки, уловил запах курений и услышал монотонные голоса монахов, выпевающих сутры.
В доме был покойник.
Кто умер? — спросил он у служанки.
Господин убит, ответила женщина.
Как убит? — ужаснулся Тэнкэн.
Его зарезали прямо на улице, ответила она. Убийца назвался ему: Каваками Гэнсай.
Каваками Гэнсай… Они были мимолетно знакомы, виделись в Эдо. Над обоими за малый рост посмеивались товарищи. Только Гэнсай был с лица на женщину никак не похож — Тэнкэн ему завидовал.
И вот этот Гэнсай одним ударом убил господина Сакуму, который и меча-то никогда не развязывал. Якобы мстил за своего друга и учителя Миябэ — но кому мстил-то? Не Кондо, не Хидзикате, не другим офицерам Синсэна — Сакуме-сэнсэю, который к Икэда-я даже не приближался, который не мог ответить ударом на удар…
Тэнкэн потребовал у служанки мясного навара. Из чего удастся найти, хоть из курицы, хоть из лягушки. Ему нужно было встать и идти, искать Гэнсая, пока тот не сбежал из Столицы…
Энн может поймать Рэба.
Видишь? Шляпа у Энн.
Теперь Энн может погладить Рэба.
Дай и мне погладить Рэба тоже…
Но и с мясным наваром он поднялся на ноги только через три дня. К этому времени всю власть в доме забрал молодой господин, который сказал, что не потерпит нахлебников, и выкинул бы Тэнкэна за ворота, если бы Тэнкэн ночью не ушел сам, перепрыгнув с крыши отхожего места на ограду. С собой он не взял даже одежды, подаренной Сакумой-сэнсэем: это была одежда с плеча молодого господина. Взял лишь легкие хакама и дзюбан, что подарил ему Кацура-сэнсэй, да завязал в узелок варварскую книжку и связку монет, выданную в счет жалования телохранителя.
Оставила ли гнездо черная курица?
Я побегу догонять Рэба. Побежишь ли ты?
Тэнкэн попал в дом господина Сакумы тайно: господин пришел в Гион с одним телохранителем, а после встречи у госпожи Икумацу с Кацурой-сэнсэем вернулся домой уже с двумя. На вечерних улицах к Тэнкэну никто не присматривался, и когда он появился в Тэрада-я, никто не спросил, что он почти месяц делал в доме «сёгунской собаки». Да и вообще, не принято было в Тэрада-я задавать лишние вопросы: меньше знаешь — меньше скажешь, если живым угодишь в руки Синсэнгуми или людям Сайго Такамори. Тэнкэна знали как одного из людей Кацуры. Если человек Кацуры пропадал где-то целый месяц — значит, так надо.
О Каваками никто в Тэрада-я не слышал или же попросту говорить не хотел. Тэнкэн бродил по городу, всматривался в лица на рынках и в веселых кварталах, ходил на пристань и на почтовые станции — но Каваками то ли залег на дно, то ли сразу после убийства убрался из города. Хотя как ему это удалось — одни боги ведают: все выходы из Киото перекрыли, и на заставах людей досматривали с необычайной тщательностью: под самой столицей стояли войска Тёсю. Тэнкэн не решился сунуться через заставу с устаревшей подорожной от господина Кацу Кайсю, да и незачем это было: по всему выходило, что со дня на день войско Тёсю вступит в столицу. Самые сообразительные и расторопные уже сейчас всеми правдами и неправдами выбирались из города. Тэнкэн рассудил, что Каваками непременно будет в самой гуще драки, оставалось только подождать, да не попасться под горячую руку сёгунатским последователям.
Увы, время шло медленно, а деньги утекали между пальцев быстро. Тэнкэн не кутил, не покупал девиц и не напивался, хотя временами страшно хотелось: только вкус сакэ мог смыть с языка запах крови, который разливался и густел в жарком воздухе над Столицей. Но чтобы прислушиваться к разговорам в харчевнях — нужно было что-то заказывать, хотя бы чай или данго, а цены росли, потому что продуктов подвозили все меньше. Уже посматривала косо хозяйка Тэрада-я, госпожа О-Тосэ. О-Рё его помнила как друга Рёмы, но Рёма человек широкий, у него полстолицы в друзьях, всех не прокормишь. Тэнкэн подумал-подумал, да и перебрался в храмовую ночлежку, где ночевать давали за медяк.
Воздух там был нездоровый, вода плохая, и лихорадка у Тэнкэна возобновилась, да еще к тому вдобавок набрался он вшей. На хорошую баню денег уже не было, оставалось стиснуть зубы и ждать, блуждая по городу уже без всякой надежды или сгорбившись над учебником в храмовом садике.
Солнце взошло. Человек кормит черную курицу и толстую утку.
Теперь утка будет плавать в пруду. Курица убежала в свое гнездо.
Давай не будем останавливаться у пруда, слишком жарко.
Смотри, как он тих! Пойдем посмотрим на Тома и его рубаху…
Утром девятнадцатого числа его разбудили выстрелы.
Началось!
Тэнкэн выбежал на улицу, повязав фуросики с запасной одеждой через плечо, сунув под пояс учебник и крепко сжимая меч. Голова болела и кружилась, горячий воздух забивал горло, как вата. Юношу едва не стоптали в пыль передовые всадники отряда Курусима Матабэя. Тэнкэн ждал, переводя дыхание, привалившись к ограде — а мимо него шли войска под флагами клана Мори и воззваниями: «Власть Императору, варваров прочь!» Наконец, юноша увидел возвышающуюся над толпой голову Кусака Гэндзуя. Презирая смерть, отважный рыцарь возрождения шагал без шлема.
Юноша бросился к нему. Ближайшие воины Тёсю обнажили мечи, но Кусака узнал юного телохранителя Кацуры, бывшего приятеля Ёсиды Тосимару. Нет, он не имел ни малейшего понятия, где Кацура. И о Каваками Гэнсае не знает вообще ничего. Но если Тэнкэн хочет — может присоединяться…
То, что произошло потом, Тэнкэн помнил слабо. Видимо, обострилась лихорадка: он почти не соображал, что делает — куда-то шел вместе со всеми, с кем-то рубился, потом все бежали, а он остался с небольшим отрядом в заслоне на узкой улочке и приготовился умереть, но тут какой-то умник предложил поджечь дома справа и слева, чтобы враг не мог обойти сзади или сбоку, и обыватели валялись у них в ногах, умоляя пощадить дома, и Тэнкэну все это сделалось вдруг до рвоты противно — так это и есть ваша хваленая «безумная справедливость»? Это и есть битва за правое дело, за Императора? Знает ли Император о том, что творится во имя его? Да будьте вы все прокляты! Он что-то кричал товарищам по оружию, его толкнули в грудь, и от удара о глинобитную изгородь Тэнкэн упал без чувств.
Дома все-таки подожгли, но Тэнкэн не помнил, как это было. Помнил, как помогал вытаскивать из огня жалкий скарб, как бегал туда и сюда то с водой, то с баграми, то с песком, время от времени спал вповалку с какими-то людьми, одинаково черными и закопченными, иногда им что-то выносили поесть, и, запихнув в себя ячменную лепешку или печеный батат, они снова бежали дальше в город — туда, где все еще горело… Потом сознание прояснилось. Тэнкэн вполне отчетливо помнил, как бок о бок с лысым, как монах, татуированным парнищем валил крюками на цепях чайный домик, чтоб не дать пламени перекинуться с него на соседние дома. Парнище ругался и орал на своих помощников так, что чайный домик, кажется, от брани и рухнул, а не от крюков и цепей. Тут запыхавшийся скороход сказал лысому, что ближний квартал уже горит, и парнище плюнул, отцепил крюки и побежал туда, и Тэнкэн побежал за ним и его раздетой командой.
Потом он сидел на каменной поилке для скота среди дотлевающих развалин, и лысый протягивал ему флягу, и Тэнкэн пил вонючее сакэ самого худого разбора, а парнище прямо поверх фундоси зачем-то накинул хаори цвета асаги, с узором «горная тропка». А мимо прошагал отряд в три дюжины человек, и точно такое же хаори носил каждый, а во главе отряда шагал Хидзиката, которого показал Тэнкэну в квартале Гион Кацура-сэнсэй, и по левую руку Хидзикаты выступал гордый, как фазан, молодой господин Сакума. Тэнкэн прикрыл лицо рукавом и флягой, и Хидзиката не узнал его, закопченного и в обгорелой одежде, а молодой господин Сакума, похоже, начал узнавать, только сомневался — верить своим глазам или нет? Лысый подбежал к Хидзикате с докладом, и Тэнкэн предпочел тихо смешаться с толпой горожан, помогавших тушить огонь, и исчезнуть.
59
Здесь и далее — цитаты из «Книги для чтения» Уильяма Холмса МакГаффи, выдержавшего более полутора столетий переизданий.