Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 74 из 115

— Кто тут предатель и лошади ясно, варочья поганая твоя морда.

— А, кит отверз уста, новое библейское чудо. А еще говорят, что у китов мозги при всех их габаритах меньше чем у людей. Меня свалили на твоих глазах, придурок. Не серебром, железом. Забыл? Я данпил. Данпил, а не варк. Запомни это слово: данпил. Читай по губам…

— Сукин сын. А мы, дураки, не поверили. Думали, нервы у тетушки поплыли.

— Так… Так, — сказал Игорь по-русски. Глаза «Кита» округлились, и Цумэ запоздало сообразил, что «такк» по-датски — «спасибо». — У тебя же есть какая-то серебряная штучка. Не может не быть. Десперадо!

Лучан, обыскавший бессознательного пленника перед тем как упаковать его в китовую сбрую, протянул Игорю обойму, помеченную скотчем. Игорь вылущил один патрон — так и есть, пуля серебряная.

— Смотри, — сказал он. — Вот я беру ее пальцами. Вот сую в рот. У тебя сегодня включатся мозги или нет? Да ты оглянись вокруг вообще. У тебя день на дворе, тупица. То есть, вечер. Но всё-таки светлый.

Пленный сейчас больше всего походил не на кита, а на какое-нибудь ракообразное. Из тех, у кого глаза на ниточках.

— Да, — сказал Игорь, — был я варком, был. А теперь нет, — он подумал, что если рассказать ему про Костю, клиент спятит. — Прошло.

Он закурил, жестом предложил пленнику — тот мотнул мокрой головой.

— Говори, где священник. Или молчи. Пытать я тебя не буду. Убивать тоже не буду — предоставлю это Биллу. Или ты думаешь, он оставит в живых участников охоты на команду Ростбифа?

Клиент дёрнулся…

— Да, да, — сказал Игорь, — ну подумай ты головой. Ну, зачем вы нас целый день по городу гоняете?

Тут он был в корне неправ. Билл группу Хана трогать не собирался. Но вот Киру этот пассаж показался неожиданно убедительным.

— Он не хочет, чтобы вы там что-то увидели. Что? Ты сам не знаешь, да? — Игорь врал. Точнее, он совершенно искренне полагал, что вдохновенно врёт.

— Заложник там, на маяке, — сказал Кир. — С ним парень из нашей группы. Не трогайте его. Если хотите, я с ним поговорю.

— Давай. — Игорь размотал связанные за спиной «кита» плавники и расстегнул молнию, помогая пленнику выпутаться из костюма, после чего протянул Киру его комм, предусмотрительно отцепленный заранее, а потому совершенно сухой.

Кир, закрывая комм собой, набрал номер, нажал вызов.

— Попробуешь включить визор — шею сверну, — ласково сказал Игорь, вкладывая в ухо «ракушку».

— Да? — раздался из динамика голос, при звуках которого оба открыли рот. Голос Билла. — Кир, чего ты хотел?

— Мне… нужен был Рысь, — Кир провел языком по губам.

— Я случайно прихватил его комм с собой. Скоро я его увижу, что ему передать?

— Что он опять таблетки забыл, — вздохнул Кир. Вздох был настоящий. Таблетки, видимо, тоже, потому что Билл на том конце фыркнул и сказал.

— Растяпа. Я ему напомню.

Кир захлопнул крышку комма.

— Так, — снова сказал Игорь, и снова по-русски. Его опять поняли по-датски, но на этот раз благодарность была вполне уместной. — Теперь мне нужно поговорить с начальством.

Он набрал Энея.

— Костя на маяке на Прёвестен. Вы где?

— В аэропорту. В записке было сказано, чтобы мы шли в стол находок и попросили пакет, утерянный Джоном МакКлейном. Знаешь, что было в пакете?

— Настольный футбол?

— Точно. И надпись — Иддреттспаркен. Игорь, что сделал герой фильма, что его там не пристрелили?

— Извини, не помню. Кажется, туда пришел не тот, кого там хотели пристрелить. Учитывая, что Биллу все равно, кого из нас он подстрелит…



— Я понял. Мы идем на маяк, предлагать обмен.

— Нет! Нет… Двигайте на стадион, попытайтесь выйти прямо на Хана. Парень на маяке без связи, может выйти путаница и стрельба. Пока мы не подойдем с… — как тебя? — повернулся он к бывшему пленнику.

— А?

— Имя? Псевдо у тебя какое?

— Кир.

— Пока мы не подойдем с Киром — ничего не делайте!

Игорь не сказал «если повезёт — обойдемся без стрельбы». Потому что могло и не повезти.

Или совсем не повезти. В голове что-то очень назойливо жужжало, но времени разбираться с этим «ж-ж-ж» не было.

Любопытство убило кошку. Оно способно убить и рысь — которая всего лишь очень большая кошка — но Рысь об этой народной мудрости забыл и позволил любопытству взять над собой верх.

— Парень, ты в самом деле веришь, что эти кусочки хлеба — твой Бог?

Костя прикрыл глаза. Из каморки сторожа внизу его перетащили в какое-то подсобное помещение, где возле стены торчал сварной стеллаж, а на пол был брошен спальник, и обращались с ним, в общем, хорошо, даже вернули одежду, и руки сковали спереди, и дали шоколадный батончик с минералкой. И вот сейчас рыжий парень смотрел на него как на дикаря мумбо-юмбо, который серьезно молится раскрашенному столбу.

— Ты извини, что я тебе в глаз дал, — сказал Костя вместо ответа.

— Да ничего страшного. Я ж тебя тоже не пивом поил.

— Мне минералка сейчас даже больше в жилу. Да, верю.

— А почему? Ну не можешь же ты считать, что вот это — бог… Это же просто хлеб.

Костя вздохнул.

— Ну а мы с тобой просто мясо, да? Посмотри на себя. Ты ходишь, говоришь, ешь, мыслишь, любишь кого-то… Если ты умрешь — все это закончится, остается только мясо, и то скоро протухнет. Но ты готов умереть ради… не знаю, ради чего ты пошел в боевики. Значит там, про себя, ты это что-то ценишь выше, чем себя. Его нельзя ни увидеть, ни потрогать — но оно больше тебя, раз ты оценил это выше. Значит, и в нас большее помещается в меньшее. Вот почему я хоть и удивляюсь — но верю.

— А зачем это Биллу?

— Потому что варки тоже в это верят. И очень боятся. И я точно знаю, что боятся не зря. Понимаешь, нас здесь действительно больше чем двое.

Рысь незаметно для себя сполз со стола, на котором сидел, и начал описывать восьмерки по комнате. С одной стороны, парень явно бредил. С другой стороны, Билл хотел живым именно его и, кажется, именно из-за этого бреда — а иначе зачем бы ему русский переводчик. Если Биллу требовался язык или заложник — можно было бы прихватить тех, с кем можно общаться напрямую… К прихотям Билла в боевой относились серьезно — он редко делал что-то без уважительной причины.

— Извини, — сказал Костя, по-своему расшифровав его ходьбу. — Из меня сейчас богослов, как из собачьего хвоста веник. Я думаю о том, что едва солнышко сядет — хорошие ребята из-за меня начнут друг друга крошить, а кто не погибнет в драке — того добьют варки. Молюсь потихонечку, как бы Бог меня вразумил, чтобы этого не допустить — а в голову ничего не приходит.

— Стой. Солнце тут при чем?

— Ну, днем же варки спят. Ты что, серьезно думаешь, что вашу команду выдернули только потому, что считали вас круче ростбифовских и касперовских ребят? Нет. Вы нужны пасти и сдерживать Энея до ночи. Пока в драку не вступят они.

— Не может быть, — спокойно сказал Рысь. — То есть, против Каспера с Ростбифом вместе мы бы не потянули. Никто бы не потянул, наверное. Но против осколков, да без руководства… никакие варки не нужны. Даже если бы они у Билла были.

— Тогда почему Эней еще жив?

— Потому что Билл не отдаёт приказа его убивать.

— А почему он не отдаёт приказа?

— Я думаю, он хочет вас загонять. Показать вашему Энею, что он не в своей лиге играет. И договариваться. Потому что иначе он бы не признал, что сдал ваших, при мне. Я ведь и записать мог — и своим потом рассказать. Да хоть сейчас могу позвонить и доложить. А они ещё кому-то передать. Не сходится у тебя.

— Сходится. В то, что под носом, поверить оказалось труднее, чем в преложение хлеба и вина, да? Ты — кроме меня — единственный свидетель, слышавший от него самого. Если мы оба покойники, то звони кому хочешь — он ото всего отопрется: я не я и корова не моя. Допустим, твои ребята кому-то позвонят — это будут сведения уже из третьих рук, кто им поверит? И самое главное: Эней с командой ушел от СБ на Украине, убрал предателя в Польше и порешил шесть человек в Гамбурге. Он был в команде, когда Ростбиф убрал Литтенхайма — а ну скажи, давно ли в последний раз убивали гауляйтера? Когда ему было шестнадцать, он вошёл в цитадель, оставил там труп и вышел. Это он-то не в своей лиге играет? Не смеши мои белые тапочки. Билл нашёл у него болевую точку: он любит своих друзей. Меня любит, и поэтому пока делает, что скажет Билл. Но объясни ты мне — откуда Билл знал, что я священник, кто бы ему сообщил?