Страница 7 из 22
Допив коньяк, Смирнов позвонил Маше.
И съел: "Абонент отключен, или временно недоступен".
"Как бы мне эта детективная деятельность не вышла боком, - вмиг, налился он ревностью. - Сидит, небось, сейчас в казино или ресторане, свою красоту демонстрируя... Ножка на ножке, сигаретка тонкая меж пальчиков наманикюренных. Нет, я не могу!"
Коньяк, изрядно разбавивший кровь, однако, не позволил Смирнову распалиться. Сказав себе: "Она любит тебя, дурак. И клялась в верности. И ушла в трикотажном костюме, в котором только морковкой на рынке торговать", он прошелся по комнатам, но ничего нового не обнаружил. Правда, в спальне кровать была с решетчатыми металлическими спинками, странными для современных интерьеров, но зато весьма удобными для прикрепления кандалов и наручников всех систем и калибров, а в гостиной в трех местах чуть выше пола в стены были вделаны крючья с ушками-карабинами.
Посидев на корточках перед одним из них и представив обнаженного Дикого, сидящего, съежившись от страха, на стальной цепи, и Регину перед ним, обнаженную или в черном блестящем латексе, с беснующимся скальпелем в одной руке и плеткой в другой, Смирнов допил коньяк, убрал садомазохистские принадлежности в тайник и пошел вон.
Когда он, закрыв входную дверь, укладывал ключ под половицу, в его правую ягодицу что-то вонзилось, да с такой силой, что он едва устоял на ногах.
8.
Повернув голову, Евгений Ильич увидел в правой своей ягодице короткую арбалетную стрелу, точнее, ее оперенный конец. От жгучей досады и боли ноги его подкосились, и он чуть было не уселся на кирпичные ступеньки крыльца. Вовремя спохватившись, оперся о дверь плечами и принялся всматриваться в сад заслезившимися глазами.
Сад продемонстрировал ему одиночество.
"Черт, - подумал Смирнов, - откуда же стреляли? Трава не примята, задний забор глухой и высокий... И кто стрелял? Робин Гуд из местной психушки? И стрелял, потому что копья кончились? Вот попал! И это все за какие-то тысячу баксов в день!?"
Встав так, как стоял в момент поражения стрелой, Смирнов понял, что стреляли из дыры в заборе. Из той самой прорехи, через которую он проник на дачу Регины.
Утвердившись в верности этого мнения, Смирнов решил идти к Дикому за первой медицинской помощью и идти прямым путем. Интуиция ему подсказывала, что в заборе, отгораживающем участок Дикого от участка Регины, должна быть доска, висящая на одном гвозде.
Он не ошибся. Но воспользоваться кратчайшим путем к первой медицинской помощи не смог - не позволила стрела, увеличившая его габариты.
Звать на помощь Дикого Евгений Ильич не стал - не солидно это для уважающего себя частного детектива, и потому пошел, кривясь от боли в ягодице, к противоположному забору. Подойдя к нему сообразил, что ширина отверстия в нем точно такая же, что и в заборе Дикого.
Попеняв себе за несообразительность, Смирнов направился к калитке. Каждый раз, ступая правой ногой, он видел в себе стрелу, видел, сосредоточенно грызшей его кость и плоть, видел ее, написанную в сознании всеми красками боли, досады и стыда.
Приковыляв к калитке, Евгений Ильич, таясь, выглянул на улицу и увидел дачников, гурьбой возвращавшихся с речки.
"Черт! Вот попал! Они же до ночи будут тянуться! - подумал он, рассматривая нерадостное лицо Пети Архангельского, который с двумя пакетами (из одного остриями вверх торчали витые шампуры) плелся вслед за отцом и прилепившейся к нему красивой хмельной женщиной.
"Придется напрямую лезть, - вздохнул Смирнов, проводив в самый раз набравшуюся Афродиту пристальным взглядом. - Однако спасибо Регине за коньяк. Если бы не он, я бы давно несся по улице, вопя от боли во весь голос, а эта подвыпившая Мэрилин Монро, хохоча и приседая, указывала бы на меня пальцем".
К счастью заборные доски были прибиты со стороны сопредельного участка и потому Смирнов смог несколькими ударами ноги легко (но далеко не безболезненно) расширить отверстие.
Спустя минуту он, весь искрученный болью, стоял на веранде перед Диким, выскочившим на шум.
- Что случилось? - спросил тот, обеспокоено вглядываясь.
- Вот, попал, как в дешевом кинофильме, - поворотом торса продемонстрировал стрелу Смирнов.
- Пойду, позвоню в скорую помощь и милицию, - бросился в дом Дикий.
Смирнов, отметив, что стрела, в общем-то, мало удивила Ярослава Юрьевича, крикнул ему вслед:
- Не надо милиции! Не хватало еще в таком виде появиться в газетах...
Дикий обернулся в дверях:
- Да, вы правы.
Мысленно прокляв виновницу его страданий, Евгений Ильич перешел к практическим вопросам:
- Йод у вас найдется?
- Йод-то найдется... Но не исключено, что стрела отравлена. Может быть, позвонить все же в скорую?
Смирнов взволновался. Сердце его малодушно забилось. Умирать в корчах и конвульсиях ему не хотелось. Однако, поразмыслив, он решил, что арбалетная стрела в заднице жителя XXI века - это в принципе понять можно, это, в конце концов, достаточно вероятная, если не очевидная реальность, данная ему в его ощущениях. Но задница жителя XXI века, пронзенная арбалетной стрелой, да еще отравленной заморским кураре,- это слишком, это немыслимо, это фантастика.
- Потом позвоните, - махнул рукой Евгений Ильич, моментально успокоившись. - Сначала надо вытащить стрелу. Леночка с бабушкой дома?
- Нет, они ушли... К маминой подруге. Сегодня днем Татьяну Картузову с Цветочной током ударило, вот мама и пошла узнать, что к чему.
- Вернуться скоро? - Смирнову со стрелой в заду было неведомо сострадание.
Дикий посмотрел на часы.
- Где-то через час.
- А почему вы сказали, что стрела может быть отравленной?
Ярослав Юрьевич смешался.
- Так почему? - испугался Смирнов, поняв, что предположение его клиента небезосновательно.
- Видите ли, мама Регины, Маргарита Андреевна, в наших краях считалась колдуньей и отравительницей...
- Колдуньей и отравительницей!?
- Да... Говорят, после того, как станционный пес стащил у нее со стола утку с яблоками, она колдовством вывела в округе всех бродячих собак - все они сдохли от неизвестной болезни. Потом она поссорилась с бродячими кошками...
- И все они скончались...
- Совершенно верно. Вы, наверное, заметили, что ни у нас, ни у соседей нет кошек... Десять лет как Маргарита Андреевна умерла, а их нет.
- Заметил... Но собаки-то есть...
- Собаки есть... Но наш Джек к забору Регины ближе трех метров не подходит.
Смирнов почувствовал, как по ноге неприятно течет теплая кровь.
- Пойдемте в дом, а то сейчас из меня польется, - попросил он Ярослава Юрьевича. И скривился в болезненной улыбке:
- Не знал я, что к Регине надо ходить с прокладками и в латах...
В гостиной Смирнов снял брюки и трусы и лег ничком на целлофановую пленку, расстеленную Диким на полу. Предварительно он объяснил тому, что стрелу надо вырывать сильным движением, направленным вертикально вверх, а после того, как тот испуганно покивал, попросил принести стакан водки.
- Для дезинфекции? - участливо спросил Ярослав Юрьевич.
- В общем-то, да... - недоуменно посмотрел Смирнов.
Водку он, конечно, выпил. Закусив предложенной конфетой, уткнулся лбом в холодную пленку и выдохнул:
- Тяни!
Стрела была вытащена с третьего раза. После первой попытки Смирнов проклял все на свете (начав, естественно, с Регины и ее любовника), а вторую и третью перенес относительно спокойно - во-первых, потому что вспомнил матерившегося на операционном столе Бондарчука из любимого им кинофильма "Они сражались за родину", а во-вторых, водка к тому времени уже успела добраться до ягодицы.
Остановив с помощью советов Смирнова кровотечение и вымыв руки, Дикий позвонил в скорую помощь. Регистратору он сказал, что его друг сел на грабли.
Дожидаясь врачей, Смирнов рассматривал снаряд, лишивший его возможности сидеть бездумно. Стрела была сделана так искусно, что у Евгения Ильича не осталось и тени сомнения в том, что делал ее опытный мастер и делал отнюдь не в одном экземпляре.