Страница 19 из 22
Смирнову не понравились перемены, произошедшие в лице собеседницы, и он сказал заранее подготовленную ложь:
- Перед тем, как прийти сюда, я беседовал с одним человеком из суда, в котором разбиралось дело Кристины. И он сказал мне, что если бы не ваши показания, то даже самому свирепому и ненавидящему женщин судье не пришло бы в голову давать восемь лет Регине Крестовской...
- На моем месте так поступила бы каждая мать, - ответила Вероника Анатольевна.
Покивав, Смирнов вернулся к теме, затронутой Марье Ивановной:
- Если Эгисиани вел себя по отношению к Кристине, как муж, значит, он мог в любой момент увести ее в мезонин или в садовую беседку? - внимательно рассматривая ногти, спросил он. - Или в ивняк на берегу реки?
Ноготь и подушечка указательного пальца правой руки были у него коричневыми: накануне Марья Ивановна настояла, чтобы он выкрасил усы, начавшие седеть, и Смирнов с непривычки вымазался.
- Да, он брал ее за руку и уводил. Я понимаю, к чему вы клоните... Вы считаете, что Кристину...
Вероника Анатольевна не договорила - из сада раздался пронзительный крик Леночки.
17.
Первым на крик ринулся Смирнов. Вбежав в сад, он увидел Леночку, пригвожденную арбалетной стрелой к беленому стволу старой яблони. Лицом к ней стоял Петя. Испуганные его руки тянулись к стреле, торчащей из груди девочки, но взяться за нее не решались.
Смирнов остановился как вкопанный. Мимо него, задев плечом, пронеслась Марья Ивановна. Подбежав к девочке, она секунду стояла в растерянности, затем упала на колени, взялась за стрелу и принялась ее вытаскивать, наклоняя то в одну сторону, то в другую.
- Не надо!!! Ты что делаешь!? - возопил Евгений Ильич, бросившись к ней. Он воочию видел, как стрела терзает детское тело.
Марья Ивановна, не посмотрев на него, продолжала свои попытки. Разозленный Смирнов оттолкнул ее и увидел, что стрела торчит вовсе не из груди Лены, но из ее подмышки. Не ранив девочки вовсе, она лишь пригвоздила к яблоне ее летнее платьице.
Вытащив стрелу, Смирнов посмотрел на Веру Анатольевну, наконец, явившуюся, потом на мальчика, у которого подрагивали губы.
- Из... дырки в заборе... кто-то выстрелил... - сказал он.
Женщины увели девочку, бывшую в ступоре, в дом, Смирнов же пошел к забору. В доске, как раз напротив злополучного дерева, зияло отверстие диаметром с куриное яйцо, оставленное выпавшим сучком. Посмотрев в него, Смирнов увидел, что трава под забором примята.
- Сумасшедший дом... - пробормотал он, направившись к дому неспешным и неровным шагом. - Но все, вроде, в масть.
На веранде никого не было. Осторожно сев на свой стул, Евгений Ильич принялся разглядывать торт. Женщины вышли из дома, когда он решил съесть кусочек и потянулся за ножом.
- Леночку мы уложили, - сказала Марья Ивановна, усаживаясь. - Мне кажется, самое время звонить в милицию, пока нас всех не перестреляли.
- Не надо никакой милиции, - покачал головой Смирнов.
- Да, да, - поспешила согласиться Вероника Анатольевна.
- Почему не надо? - удивилась Марья Ивановна.
- Не надо и все.
- Нет, ты, объясни, - не отставала женщина. - Ты, что, не понимаешь, что девочку могли убить? И что попытка убийства может повториться?
- По духу нашего устного договора с Ярославом Юрьевичем мы не можем предпринимать серьезных шагов, не поставив его в известность, - сказал Смирнов казенным голосом. И спросил:
- А Петя где?
- Домой ушел, - ответила Вероника Анатольевна.
Марья Ивановна поняла: "Петя ушел, и вы уходите" и вынула из сумки косметичку, чтобы подкраситься на дорогу.
- Я думаю, он вернется проведать Леночку, - сказал Евгений Ильич, наблюдая, как Марья Ивановна рассматривает свои очаровательные губки в зеркальце. - А мы, пожалуй, дождемся Ярослава Юрьевича. Мне надо кое-что ему доложить...
- Не надо ничего ему докладывать! - взвилась Вероника Анатольевна - Вы что, забыли, что Леночке плохо? Ей нужен покой! Вы ее до психушки доведете!
- Видите ли, если мы его не дождемся, то нам придется встречаться еще раз... А мне что-то не хочется больше возвращаться к этому делу.
- Ты что, все уже знаешь!? - отставила зеркальце изумленная Марья Ивановна.
- Аск, - усмехнулся Смирнов. - Сегодня мои 45,5% уверенности в свою версию превратились в сотню. Будешь теперь мне всю жизнь овсяную кашку варить. Уверен, получишь удовольствие - я с детства ее ненавижу.
- Так, может, скажешь кто? - в голосе Марьи Ивановны чувствовались нотка огорчения.
- Он думает, что это я отравила Кристину! - с грохотом уронив стул, поднялась Вероника Анатольевна. - Он с самого начала так думал!
Эту тираду матери услышал появившийся из-за угла дома Дикий, в руках кейс и пакет с продуктами. Поднявшись на веранду, он поставил кейс на пол, опустил пакет на стул, взялся за его спинку обеими руками и внятно сказал:
- Оставьте в покое маму. Это я убил Кристину.
Смирнов в лице не изменился - было видно, что он ждал этого признания. Марья Ивановна устало повела ладонью по лицу. Вероника Анатольевна осела на своем стуле.
- Да, это я отравил Кристину, - продолжил Дикий, не отнимая рук от стула. - Она была лишней здесь. Она мешала матери, мешала мне. Она привела сюда этого человека, который пугал Леночку и вел себя как хозяин... И вдобавок унижал меня, как мужчину...
- Вы понимаете, что признаетесь в том, что не только убили жену, но и подставили Регину Родионовну? - зарокотал Смирнов. - То есть отправили ее вместо себя за решетку?
- Да, отправил. Я был в состоянии сильного душевного волнения, после того как этот Эгисиани на глазах у гостей демонстративно увел мою жену в глубину сада, в дальнюю беседку и там они предавались любви, отнюдь не молчаливо и, возможно, на виду у соседей... И я поклялся себе избавиться и от этой твари, и от твари, которая нас с Кристиной сделала тварями; кстати, это я в него стрелял из арбалета. Когда все ушли, я пошел к Регине - ее дома в тот момент не было, - взял пузырек с ядом, утром насыпал его в ее кружку, капнул воды, всего капельку, чтобы растворила яд и высохла, и пошел на работу. Пузырек я взял с собой, и вечером, направляясь к Регине, зарыл его под флоксами.
- В день смерти жены, или точнее, спустя несколько часов после ее смерти, вы посещали любовницу!? - изумилась Марья Ивановна.
- Да. Регина позвонила мне и приказала... попросила, чтобы я немедленно пришел.
- Понятно... А почему вы пришли к нам? Ну, я имею в виду, почему вы обратились в наше детективное, гм, агентство?
Дикий темно улыбнулся.
- Я пришел не к вам. Я пришел... к Паше Центнеру.
Марья Ивановна вздрогнула. Она поняла, чьи люди устроили погром в ресторане Эгисиани. И почему его устроили.
Лицо Смирнова болезненно скривилось.
- Да, терзаемый угрызениями совести, я пошел к Паше Центнеру, - продолжил Дикий, опустив пакет с продуктами со стула на пол и усевшись. Он... он курирует мою фирму, и, соответственно, решает личные вопросы своих подопечных, если конечно, они к нему с этими вопросами обращаются. Я рассказал ему обо всем и попросил посодействовать. Он мог сделать так, чтобы Регине скостили срок по апелляции. Он также мог по истечении короткого промежутка времени устроить ее скоропостижную "смерть" в местах заключения и выправить затем паспорт на другое имя. Выслушав меня, Паша сказал, что все содеет, за соответствующие деньги, разумеется, если я обращусь в детективное агентство "Дважды два"... И, посмеиваясь, сунул мне в руки газету с вашим объявлением... Так я попал к вам.
Сказав, Дикий откинулся на спинку стула и равнодушно уставился в розовеющее вечернее небо. Евгений Ильич смотрел на него исподлобья.
Марья Ивановна с тревогой смотрела на Веронику Анатольевну. Убедившись, что та сидит без движений, она подошла к ней, тронув плечо, спросила:
- Вам плохо?