Страница 7 из 15
– Цель нырнула в облака! Мы ее потеряли.
– Что? Даже не выстрелил никто? Немедленно соединитесь с командиром перехватчиков! Что они там вчетвером не смогли с одной болванкой справиться?
– «Пятьсот шестой» докладывает, – откликнулся ЗКДС. – В условиях темного времени суток и надвигающегося циклона визуальный контакт отсутствовал. А на радарах отметка время от времени пропадала. Момент упущен.
Генерал матюгнулся.
– С пилотами истребителей все ясно, но специалисты с А-сто на «Руслане» в преферанс, что ли, там играют?! Они что, объект противника тоже не видели? Авакс хренов! Профукали, мать вашу!
Соболев вернулся за свой пульт, уселся в кресло, потянулся к правительственному телефону и передумал.
– Так! Всем внимание! Приступаем к наземной операции. Противник нас перехитрил и прорвался к земле! Будем воспринимать этот момент, как свершившийся факт. Теперь работаем в новых реалиях. Задача одна: найти и уничтожить устройство и экипаж противника, а по возможности захватить! Но главное – устранить возможные биологические последствия. Всем дежурным группам боевого управления незамедлительно приступить к подготовке всей имеющейся информации о создавшейся ситуации для доклада командующему. И еще: группе тактического анализа немедленно сообщить координаты места падения или приземления летающего объекта иноргов. Приступаем к реализации плана под кодовым названием «Вспышка чумы». С этого момента доклады начальника группы локализации последствий имеют приоритет «вне всякой очереди». Работаем! Все работаем!
Центр боевого управления «Евразия» вновь забурлил.
Глава 5
Бывшая граница России с Казахстаном, Природоохранный заповедник «Большие Донки», двенадцать лет после Пришествия
– Вот ведь, как в жизни бывает! В Большом Мире творится черт знает что! Континенты некоторые провалились, океаны, говорят, отравились! А у тебя, Василий Митрофанович, на болотах все чин чинарем – порядок и спокойствие! Селезень вон уток теребит. Тишина и кряканье. Гусь-то есть в этом сезоне?
Гость поудобнее устроился на сколоченной скамье за деревянным столом под навесом. За разговором неторопливо разлил на троих водку и одобрительно окинул праздничный расклад. Хлеб, соленые краснобокие помидоры, копченое сало, горка вареных яиц в отдельной миске, толсто нарезанная колбаса домашнего копчения, белые кольца лука и свежепророщенный укропчик радовали глаз приезжего.
– Ну, за твое неспокойное хозяйство, Митрофаныч! – начал тост седой человек в камуфляжной куртке. – За хлебосольного хозяина и честного егеря!
Василий Митрофанович Афанасьев, местный егерь и смотритель природного заповедника «Большие Донки», поднял свой стакан и ответил:
– Ты, Кирилл Геннадьевич, умеешь красиво сказать. А я не умею. Так тебе отвечу: давай лучше за встречу. Я тебя позвал на охоту, потому что ты нормальный мужик и настоящий охотник. По ранней весне косатого селезня много налетело, не дают, понимаешь, утке засесть – с гнезд сгоняют, изверги. Помощь мне твоя нужна. Рад тебе очень, встрече нашей. И Сергей, мой сын, сильно рад. Ну, с Богом. За встречу.
Чокнулись, выпили. Сын егеря из вежливости тоже взял свой стакан, громыхнул стеклом со взрослыми, но пить не стал, обратно поставил. Не жаловал он это дело. Да и годов еще четырнадцать всего.
Отец взял кусок серого хлеба, поморщился от выпитой чарки, нюхнул мякоть и потянулся за щедро нарезанным салом. Видно было, что доволен сыном – помощник растет – настоящий!
А гость, закусывая помидором, брызнул соком в сторону, незлобиво рассмеялся и продолжил:
– Хороший у тебя парень – мужчина! Уважаю за крепость характера.
– Нам, Геннадьевич, по-завтрему, – Афанасьев достал сигарету, чиркнул спичкой, прикурил, задымил, – на Лебединое плесо добраться бы засветло. Там утки черным-черно. По полсотне селезня разрешаю. Снизим пресс для уточек, а то эти «любовники» их замордовали. По потьмам, до зорьки вставать будем. Воды нонче много, поднялось болото. Там, где мы с тобой в прошлом годе пешком ходили через волок, теперь тычка на метр в воду проваливается.
Военный пенсионер Панкратов Кирилл Геннадьевич разлил по второй. Он любил степенные и неторопливые инструктажи Митрофановича. Все-то у него подмечено и по полочкам разложено. Вот и сейчас слова бывалого егеря ласкали душу, как старинная, волнующая, но красивая песня.
– Серьгу маво с собой не возьмем. Пущай на берегу кашеварит и хозяйство стерегет. – Егерь с любовью посмотрел на сына и добавил: – Успеешь еще патроны пролупасить. Мы с Геннадьевичем до Старой Гати завтра дойдем, я там сетешки развесил сушиться. Мы их соберем, а потом на «казанку» погрузимся и через бывший волок протянем до тропы. А там, через «Кирпичики» по чистой воде до крепкой лабзы.
Кирилл Геннадьевич, майор запаса, бывший командир разведроты, а ныне прихрамывающий после неудачного ранения в ногу, но еще крепкий здоровьем сорокалетний человек, с истинным замиранием души слушал столь милые сердцу речи егеря. Всю зиму готовился к этому событию! Весенняя утиная охота! Зорьки! Выходы! Заплывы! Ружья! Патроны! Охотничьи разговоры и разборы ситуаций!
Гость, не перебивая хозяина заимки, протянул ему налитый наполовину стакан. Тот взял и продолжил:
– Вот значит! А там через лабзу протащимся до трех березок и лодку спустим на чистую воду Лебединого. Я Геннадьевича в ближний скрадок посажу, а сам ему за спину на малую плесину быстро сетешки поставлю и к тебе, Геннадьевич, приплыву. Хочу тебя весенним карасиком завтра вечером попотчевать. Думаю, до зорьки управимся. Это только рассказывать долго. Чучел расставим – сиди, радуйся! Тока гуся не трогаем, мало его – не знаю почему. Шибко мало. Пролетит по потемкам и пусть себе летит. Нам с тобой утешки хватит. Жаль Катю нашу свояку отдал попользоваться.
– Что еще за Катя? – удивился Панкратов.
– А ты не знаешь ведь! – рассмеялся егерь. – Нам с сынишкой подсадная кряква в прошлом годе от браконьеров досталась. Мы их спугнули, они все бросили и смылись в темноте. Мы глядь, утка крякает на бережке у камышика в ящике. Настоящая подсадная. Мы с Серьгой ее Катей окрестили, так ведь она отзывается на имя! Хорошая такая – певунья! Селезень, дурачок, услышит ее, с поднебесья к ней валится! А людишки убежали и хрен с ними. Сам знаешь, какой закон о военном времени теперь. Плохо им пришлось бы, могли и на срамоту решиться. В меня, например, пальнуть. Тяжелое время для всех нас началось, лихое. Но ничего, выдюжим! Давай выпьем за победу над пришельцами, тьфу, будь они не ладны, свалились на нашу голову супостаты!
– Давай, Митрофаныч! Чтоб им пусто в океане своем было!
– Давай!
Выпили с удовольствием. Пошли разговоры. Панкратов захмелел от водки и чистого воздуха. А егерь Афанасьев радовался новой встрече и пил наравне, и все равно, было незаметно, опьянел он или нет. Вставать завтра рано и дел запланировали много, и маршрут не самый простой выбрали, но решили вторую бутылку водки достать. Душой отдохнуть хотелось, а то эти ужасные события на Земле держали людей в напряжении, даже здесь в глубинке. Уж вроде бы сколько лет прошло после Пришествия, но страх не пропал. Он просто закостенел и провалился вглубь души, но не исчез.
Темнело в апреле все еще рано. Запалили костерок. Дымком подышать, да ладони к огню подставить – погреться.
– Нет теперь туристов, – продолжая очередную тему, сказал Панкратов. – Боятся люди на природу выходить. Мало ли что!
– И не говори! – подхватил Афанасьев. – Знаешь, как раньше бывало? Приедут к нам студенты на береговые плеса. Там летом красотища! Палатки поставят. Шумят! Подойдешь к ним, а там сидят барды, мать их ити! Дождище, дымище, комарище! А они на гитаре бренькают и рады-радехоньки. Свитеры на шею натянут, водки дрябнут, в штормовки укутаются и песни до утра в тумане поют. И бабы у них всегда в самого бородатого туриста влюблены. И турист этот всегда самый остроумный и в походе опытный. Бывало и по-другому. Наорутся песен, а потом палатки ходуном. Туристки визжат – хохотушки. Все зверье в округе распугают, всю птицу на болоте.