Волхв

Несмеян склонился над котелком и втянул горячий аромат гречневой каши:

— Ах ты, вкуснотища-то кака. А у нас с утра маковой росинки во рту не было.

— А чего так?

— Торопились к тебе засветло поспеть. Да вот, что-то не успели.

— Ладно, потом обсудим, как шли и что видели. Шкуру несешь, смотрю?

— Как ты просил. Правда, одну только захватил. Больше не донести.

Старик кивнул, соглашаясь:

— Давай за внуком. Он там, поди, извелся, тебя ожидаючи.

— Ага, — легко согласился Несмеян, — побежал я. Приведу Гора.

Несмеян бесшумно скрылся за кустами.

Старик проводил его задумчивым взглядом и снова сосредоточился на внутреннем взоре. Нашел в небе парящего коршуна, метнулся к нему мыслью и слился с сущностью гордой птицы. Теперь его зоркими глазами Воинко осматривал окрестности. Увидел и спешащего товарища, и Гория с конем, спрятавшегося в ельнике. Закинул взгляд еще дальше на сколько мог увидеть коршун и… успокоился. Никого из людей в пределах десятка верст не было. Старик не сомневался в этом. От глаз коршуна еще можно спрятаться под деревьями, но от взгляда волхва никакие заросли не укроют.

Он вернулся к костру, поблагодарив птицу за помощь. Коршун махнул крылом и скрылся за скалой. Он потянулся ложкой и набрал в нее несколько крупинок гречки. Каша подошла. Старик поднялся и снял котелок с огня. Чтобы не остыла, завернул в свиту* и уселся, поджидая гостей.

На этот раз путники не скрывались, и их приближение Воинко услышал загодя. Захрустели камни под лаптями и ботами, зашуршали ветки кустов черемухи и багульника и на полянку вышли старик и его внук. Над плечом Гория покачивалась морда красивого жеребца. Трудень пытался ухватить губами складку плаща на спине парня. Тот нехотя отпихивал морду коня плечом.

— Здрав будь, Светлый.

— И ты здрав, Гор. Рад тебя видеть.

Парень отпустил коня и тот сразу уткнулся мордой в сочный травостой. Воинко приподнялся и протянул Горию берестяное ведерко:

— Пока каша не остыла, сбегай к ручью — он вот там, вниз по ворге.

Горий подхватил ведро и убежал тропинкой вниз.

Воинко подкинул сухие ветки в костерок и повернулся к Несмеяну:

— Значит, шли за вами…

Несмеян не удивился осведомленности волхва: они давно знали друг друга, Воинко не в первый раз демонстрировал перед ним необычные способности. Он кивнул и покосился на тропку, куда ушел внук:

— Шли.

— Думаешь, следили за вами из деревни?

— Нет, — дед почесал переносицу. — Скорей всего, сидели на ворге в засаде. Похоже, знают примерное направление на капище.

— Я так и думал. К нашему счастью, они считают, что светлое место находится на той стороне хребта. Там и ищут.

— Ну, и пусть ищут, чем дольше будут в неведении, тем лучше.

— Опасаюсь я князя. Злой, умный. Попы ему голову заморочили. После пропажи двух своих людей, как бы дружину сюда не перебросил. На наши села с огнем не пришел…

Несмеян повесил голову:

— Это он может. Мы, конечно, будем сопротивляться, но супротив его наемников не устоим.

— Уходить придется. На встречу солнцу, на восток. В Асгард Ирийский, на Иртыше который. Там наши одноверцы. Помогут на первых порах.

— Многие не пойдут. Не верят, что наш князь на своих же, русичей, войной пойдет.

— Надо убедить…

— Легко сказать… Может, ты сам по селам пройдешь, с людьми поговоришь. Тебя уважают, послушают.

— Может, и пройду. На Купало придем с отроком в Коломны, пусть попрыгает через костер очистительный, да и сыромять в город надо доставить. Кузьма ждет материала, говорит, не хватает. Что-то последнее время дружина княжеская упряжь только и заказывает. Не к добру это. — Он помолчал, обдумывая, и будто сбросил с плеч тягомотину. — Ну, ладно, то дела следующие.

— Добро, — отозвался Несмеян. — Заходи, родичи тебе рады будут. Волхва-то нашего нет теперь с нами.

По тропинке с полным ведром родниковой воды поднимался улыбающийся Горий. Мокрые пшеничного цвета космы облепили высокий лоб — парень уже умылся. Старики потянулись личными кружками к ведру. Зачерпнули, напились. Затем Горий полил на руки сначала ведуну, потом деду. Оставшуюся в ведре воду отставил для Трудня. Тот сразу же потянул морду к ведру. Гор легко оттолкнул его:

— Ну, тебя, не остыл еще.

Незаметно светлая ночь опустилась на уральскую землю. Размытые вечерние тени стали отчетливей, резче. Из низины следом за отроком прилетел гнус. Несменян выбрал полено посырей и кинул в огонь — дым немного отгонит ненасытную тварь. Ведун достал из небольшого мешка с перевязью на горле ржаной каравай:

— Ну, гости, пора и отужинать, чем Бог послал, — он отхватил от каравая три щедрых куска хлеба, раздал деду и внуку, затем кинул несколько ложек окутанной паром каши в первую тарелку, протянутую Гором. — Завтра на хуторе, я вас по-настоящему попотчую. У меня на льду и хариус лежит и пару тайменей. И десяток крохалей припасено — на озере в силки попались. Так что есть чем угостить. Но сначала баньку истоплю. — Старик выложил последнюю кашу в свою тарелку и сразу же замычал с набитым ртом. — Приятного ужина!

— И тебе того же, — закивали дед и внук.

После непродолжительной трапезы Воинко кинул в костер пару коротких сухих бревен, завернулся в плащ и улегся спиной к костру. Гор поднес коню воду. Тот сразу же запихал еле уместившуюся морду в узкое ведро и сипло потянул. Парень погладил коня по длинной гриве. Дед тоже уже укладывался. Гор подошел и опустился на траву за его спиной. Подтянул под голову котомку и накинул на голову плащ, чтоб комары не донимали. Через пару минут дед с внуком уже спали. Они так устали за длинный насыщенный событиями день, что как только почувствовали под головами мягкие дорожные сидоры, глаза закрылись сами собой.

Старики проснулись первыми, на заре. Низкое солнце еще не видное, но уже угадываемое по осветившимся вершинам деревьев, поднималось где-то на востоке. Шумел свежий ветерок, раскачивая ветки облетевшей черемухи. Зябко подергивая плечами, поднялись. Несмеян растолкал внука. Тот живо подскочил, потирая заспанные глаза. Втроем встали рядом. Как по команде подняли руки и, ощущая трепетное утреннее тепло, исходящее от далекого светила, разом прокричали приветствие русичей: «Ура! Ура! Ура!». Еще постояли, дыша глубоко и набирая в грудь свежести и бодрости солнечного заряда. Воинко повернулся к гостям:

— Ну что, русичи, двинули с божьей помощью? — и, не дожидаясь ответа, шагнул к погасшему костру.

Вышли вскоре, умывшись, подобрав остатки каравая и запив водой. Не забыли и тщательно убрать все следы пребывания на полянке.

Дорога на хутор Воинко заросла молодым березняком. А кое-где попадались и стройные пушистые кедры — спасибо запасливой кедровке, закапывающей в мох каждый год тысячи орешков — запасы на зиму — да забывая про многие из схронов. Но даже по частому молодняку идти было сподручней, нежели по заваленной буреломом окрестной преимущественно елово-пихтовой тайге. Шагали уже почти полдня. Как утверждал Несмеян, и Воинко молча с ним соглашался, оставалось совсем чуть-чуть. Версты две, не более.

— Хорошо, что забыли в городе про эту дорогу, — гудел неспешно ведун Воинко, пробираясь между тонких стволов. — Почитай, лет 20 здесь никто из чужих не ходит. Только наши. Как сожгли варяги хутор, так и забросили воргу. Некому стало ее торить. Капище-то я успел словом прикрыть, а вот людей не смог. Не по силам мне то. Три семьи, что жили у нас — все погибли. Знатный род прервался, — старик горько склонил голову. — Пытали у них путь на капище, словно врагов лютых, каленым железом жгли — не сказали. Правда, разбойники сами маху дали: народ из домов повыгоняли, начали поджигать, а крыши-то соломенные, враз вспыхнули. Ну, народ и не стерпел — все как один бросились на варягов. Те не ожидали. Сперва попятились. Но потом опомнились-таки и с яростью ответили, словно змеи лютые, на детей, баб, мужиков набросились — все с ними бились. А как опомнились, в живых-то уж никого и нет. Притащили к ним израненного Жданку, — он покосился на Несмеяна, — твоего возраста мужик. Да бабу из рода Воробьевых. Ну, баба та сразу померла — только пару раз стукнули, не жилец была. А над Жданкой они вдоволь поиздевались. Эх, — вздохнул ведун, — хороший род был, ярый. Сколько еще родов потеряем, сколько смертей да боли Русь примет, пока они своего Исуса* нам навязывать будут, одним богам известно.