Волхв

Проводив братьев Миловых, ведун активно занялся немного запущенным домашним хозяйством. Первым делом сделал ревизию шкурам и заготовкам из них. К счастью, за те дни, что у него не было времени зайти в мастерскую, ничего не испортилось и не заплесневело. Но многое слежалось. Пришлось нарезанные кожаные полоски — будущие вожжи и повода по новой загонять в мялку и в лещади. Работа эта не сложная, но долгая и трудоемкая. Он всего один раз показал, как это делается потворнику, и тот сразу же включился в работу. Сам ведун занимался другими делами. В первый день он почти до самых сумерек возился на пасеке. Пчелы насобирали меда с избытком, пора было менять заполненные рамки на пустые, немного оставив сладкого продукта им на пропитание. К тому же с утра, только он открыл леток, как шумный рой во главе с молодой маткой с грозным гулом вылетел из улья и облепил ветку соседней сосны, готовясь дать деру в тайгу. Со временем, если повезет скрыться, домашние труженицы легко вернутся в дикое семейство лесных пчел, из которого они и были когда-то выведены и одомашнены. Впрочем, вряд ли сами пчелы догадывались, что они теперь домашние.

Ведун живо сбегал за Гором и указал тому, куда надо лезть за роем. Парень тут же играючи забрался на высокое дерево и аккуратно смел пчелиный рой в приготовленную корзинку.

Дед Несмеян быстро шел на поправку. На второй день пребывания на хуторе он уже не нуждался в опеке внука и сам потихоньку передвигался между постройками, с любопытством рассматривая срубы, сделанные руками ведуна. Иногда он останавливался у какой-нибудь баньки или сарая и подолгу внимательно приглядывался к забитому мхом шву между бревнами, подвешенной балке над навесом, резному простому рисунку в виде посолони на ставенке. Наклонившись, заглядывал в щелки между плах крыльца, отковыривал ножиком кусочки коры с лиственниц, служивших фундаментом для всех построек.

Он сам вызвался готовить обед. Наварил медвежьего мяса в большом ведре для себя и внука с запасом и овсяной каши для ведуна, питавшегося только растительной пищей.

— Нет, ну как ты, Светлый, умудрился один такую красоту возвести? — не сдержал он удивления, когда работники заняли места за столом. — Если бы не знал, что ты тут один старался, то решил бы, что это не менее пяти лесорубов, плотников и столяров пару лет вкалывали. Поди, чуровал больше, чем топором махал?

Светлый тщательно прожевал зернистую кашу и замер над миской:

— Ага, чуровал. Только иногда потом на ноги на следующий день встать не мог. Приходилось у леса просить помощи — силы восстанавливать.

— Ну, я же говорю, чуровал.

— Ну, и не без этого, — хитро прищурился ведун и подмигнул во все глаза наблюдающему за ним Гору. — На то я и ведун, чтобы природа мне помогала, потому как она приРоде, ну а я при ней, а, значит, тоже при Роде. Одному из его ипостасей — Белбогу, как ты знаешь, я и служу уже более века. Зря, что ли?

Гор не мог понять, серьезно говорит Белогост или шутит. Только вроде бы серьезно ответил деду — Гор уже поверил ему и сам отправился мечтами в те дали, когда сам сможет так же, но тут же он улыбнулся и подмигнул ему. И Горий растерялся: так правду говорил или нет?

Следующие полдня Горий снова мучил сыромять и собственные руки и спину, а ведун мастерил новый улей, взяв за основу спиленную лиственницу с глубоким дуплом. Он то принимался петь, и тогда работа и вправду становилась легче и как-то незаметней, то углублялся в размышления и совсем терял представление о времени. Частенько он думал о варяге, оставленном на старом хуторе. Как-то он там? Ушел уже или все ходит кругами, выискивая следы исчезнувших русичей. За то, что он может найти их, Горий не переживал — Белогост наложил на след короткое заклятье для отвода глаз и теперь их мог обнаружить только такой же сильный, как волхв, колдун. Да и то лишь в первый два дня, пока следы навсегда не исчезнут в густотравье.

К вечеру они снова собрались в горнице за столом. Ужинали уже в легких сумерках. Как всегда, разговор завел Несмеян:

— А что, Белогост, на Купала-то куда пойдешь? К нам или в Ураевку?

Горий напрягся, ожидая ответа волхва, и даже перестал жевать немного жестковатый кусок медвежьего мяса. Белогост вытер губы рушником и кинул его на стол:

— Если бы мог, то раздвоился и одновременно сходил бы и в Ураевку, и в Коломны. Сильно помогли нам Миловы. Хорошо было бы должок вернуть. Но вам обещал раньше, да и сыромять пора сдавать — много накопилось. Гривна нужна, подкупить кое-чего по хозяйству надо. Так что к вам пойду.

Горий с трудом сдержал радостную улыбку. Белогост заметил и, отодвинув глиняную миску, сложил кулаки на столе и строго взглянул на потворника:

— А ты зря радуешься. Чтобы туда отправиться, нужно всю сыромять до готовности довести. А ее еще мешок, не меньше.

Горий улыбнулся уже в полный рот:

— Да я ее мигом прикончу. Когда идем?

— Сегодня у нас тритейник*?

— С утра был он. — Несмеян хмыкнул в бороду.

Ведун покосился на него, но ничего не сказал.

— Если бы не дружинники, хоть завтра ушли бы. А так надо подождать, чем их явление закончится. Я так думаю, в осьмицу*, в крайнем случай, на неделе* выйдем. Время у нас пока есть.

— А как мы узнаем, чем он закончиться? Пойдем следить туда? — Гор доел мясо и тоже отставил тарелку.

— Узнаем. И ходить никуда не будем. Слишком опасно — уж больно шустрый у них чернец появился.

Горий подскочил с места, подхватил с полочки у двери шапчонку и собрался было выскочить за дверь. Ведун остановил его:

— Куда на ночь глядя?

— Так, пойду сыромять мять.

— Ты в окно смотрел?

— А что там? — Горий сделал пару шагов назад и пригнулся, чтобы лучше видно было за сумрачным окошком. — И что там? — не понял он.

— Темно там уже. Не видишь что ли?

— Ну темно, ну еще не ночь ведь.

— Эх, дубина, солнышко-то уже на покой уходит. Значит и нам пора. Кто ж по темному трудится, без острой надобности?

— А…а, — понял наконец Горий. — У нас в Коломнах так-то строго не было.

— А здесь так. Привыкай по светилу жить. Оно поднялось, и ты вставай, оно на вечер пошло и тебе, выходит, дело кончать. Предки наши так тысячи лет жили, а они знали что делали. Понял?

Горий, слегка огорченный, закинул шапку на место.

— Понял.

— Ну, а раз понял, садись, побеседуем немного.

Несмеян неспешно собрал в стопку тарелки и направился к выходу. Гор ждал, что и его ведун остановит, но тот промолчал. Когда дед стукнул дверью, парень не удержался:

— А ему что, можно не по солнцу?

Белогост устало вздохнул и как нерадивому ребенку пояснил:

— Сказано же было: без острой надобности. А теперь сам подумай: помыть посуду — острая надобность или нет?

Горий поразмышлял недолго:

— Наверное, острая.

— Знамо, острая. Если ее оставить, завтра засохнет и хорошо не отмоется уже. И хватит про ерунду гутарить. Вот уж не думал, что ты такой глупый.

— Я не глупый, — надулся Гор.

— А раз не глупый, то слушай, — ведун уселся поудобнее. — Хочу рассказать тебе, где живут Белбог и Чернобог. Знаешь что-нибудь про это?

Горий отрицательно помотал головой.

— Ну, так вот. Белый бог живет на юге. Считается, когда дует южный ветер — это он дыханием своим нас благословляет. Замечал, поди, что с юга ветерок всегда теплый, ласковый.

— Угу.

— А жилище Чернобога на севере — его ветер злой, холодный, стужу зимой несет и ненастье летом.

— Потому-то ты на юге когда жил и служил там Белбогу?

Белогост на миг погрустнел, но тут же стряхнул с себя не подходящее случаю настроение:

— Так. На моей земле половецкой Белбогу наравне с Перуном и Сварогом требы клали на праздники славные.

— А кто такие половцы?

— Половцы? Да те же русичи. Сейчас их, как и ас-саков, казаками еще называют. Хотя казаками кого только не называют. И берендеев и клобуков… Суть-то один народ, воины. Только одни требы Перуну воздают, другие Белбогу, как мой род, третьи Сварогу или Триглаву. Четвертые теперь уже и Христу молятся. А все равно все, как и боги, родственники.