Волхв

Ставер почесал затылок:

— Интересный ты дедок.

— Какой есть, — Сергий снова улыбнулся и словно светлей вокруг стало. — Как вас звать-величать-то, добрые гои? А то меня вы знаете, а я вас нет?

— Товарища моего Ставер зовут, а я Креслав. — Старовер неловко поклонился сидя.

Товарищ его поддержал, Сергий поклон возвратил:

— И вы интересные дедки. Одни имена у вас чего стоят.

— А чего имена? — не понял Ставер.

— Ну, вот ты Ставер, правильно?

— Ну.

— То есть вере сто крат верен.

— Ну, так, так-то не тайна.

— Это у вас, староверов, не тайна, а у нас христиан имена-то русские не в почете. Скоро все и забудут, что они значат. Все Андреи да Алексеи.

— И Сергии, — хмыкнул Ставер.

— Нет, Сергий — это наше исконное имя, Се Р Гой, то есть это великий гой. Просто оно побывало в пользовании у гораков, и к нам таким вот исковерканным вернулось. А они его у наших родов взяли — у пеласгов. Слышали таких?

— Про пеласгов мы слыхали, то наши родичи были, — степенно ответил Креслав.

— Верно, а ты, значит, Креслав — по-нашему выходит кресс — огонь славящий, сварожича сына по-другому. Так?

— Так.

— Хорошие имена. Настоящие, русские и… христианские.

— Какие-такие христианские? Оскорбить нас хочешь? — Ставер насупился.

— Верно вам говорю, он — Христос по-русски говорил. И если бы его сейчас сюда занесло, и вы и я поняли бы его покойно. Как и он нас.

— Откуда знаешь, — спокойно поинтересовался Креслав. — Сказал кто?

Сергий приподнял посох и показал пальцем на узор в виде словесной вязи глаголицей:

— Вот, здесь надпись, мной переписанная из древней книги. Если грамотные, читайте сами.

Креслав, не скрывая любопытства, принял посох из рук Сергия. Заметив, куда показывал христианин, откинул его от себя и, дальнозорко щурясь, приник взглядом и зашевелил губами. Через плечо читал надпись Ставер. Сергий терпеливо ждал, слегка улыбаясь.

— Ну, что? — он увидел, что они почти одновременно закончили. — Как, убедились?

Креслав повертел посох, разглядывая его с других сторон:

— И много у тебя тут еще такого, — он задумался на пару сигов, — необычного?

Старый христианин протянул руку к посоху. Получив его, опустил рядом на землю:

— Есть кое-что. Но немного. Основное знание в книгах хранится.

Креслав выглянул из-за товарища:

— А где же эти книги? Вот бы глянуть одним глазком.

Сергий кротко улыбнулся:

— Книги в надежном месте. Верный человек хранит.

— Из ваших или из наших?

— Из ваших, из ваших, но такой человек, что нему все доверяют, — христианин мягко переложил посох на колени. — Но то не моя тайна. Но вы мне так и не сказали, куда путь держите, — он умело перевел тему.

— А вот это мы тебе сказать не можем, — Ставер поймал уверенный одобрительный взгляд товарища. — Так что не взыщи.

— Мне вот, что интересно, — он обвел староверов любопытным взглядом. — Как вы с такими мыслями и совершенным неумением притворяться через христианские земли прошли? И никто вас не тронул?

— А кругом же наши — русичи. Чего нам с ними делить? Да и не спрашивал никто особенно ни то, что про наших богов — опасно стало интересоваться, но даже имён наших. А ты говоришь, как прошли. Это здесь, в селе, за сутки ты уже второй интересуешься, как нас зовут. Но так мы и не скрываем. Среди своих, одноверцев, чего бояться? Мы же не в городе, где у христиан и власть, и сила без покона* дела творить.

— Все верно, все правда… Вот как мы с вами поговорили. Приятно было послушать свежих людей. А теперь, пожалуй, мне пора. Хозяйка волноваться будет, — он подмигнул и крякнул, поднимаясь. — Она у меня хоть и более чем ста годков, а все ж чего женщину зря беспокоить. — Сергий медленно повернулся и побрел вяло, словно долго идущий путник. За ним выпрямили уставшие от долгого сидения спины и староверы. Сергий, полуобернувшись, отвесил с опозданием короткий поклон и степенно направился к воротам ближнего дома. Старики проводили Сергия взглядами и тоже поспешили в обратный путь к своей хозяйке, по дороге обсуждая удивительного христианина. Уже подходя к усадьбе Лары, староверы сошлись во мнении, что это первый христианин из всех встреченных, который им безоговорочно понравился.

Лара сидела на колоде у птичника и, зажав коленями тушку обезглавленной курицы, ощипывала ее. Услышав стук калитки, подняла голову.

— Пришли, гои. Посмотрели? Ну, и как вам наше село?

Старики прошествовали к столу и уселись на лавку.

— По нраву нам Коломны. Хорошее село, справное, — Креслав положил посох рядом. — И люди хорошие.

Старухе понравились слова старика, она даже ненадолго прекратила ощипывать курицу:

— Это точно, хорошее у нас село, бедных нет. Если кому трудно становится, мужчины погибли на охоте или кабаны пашню потравили — завсегда помогут, и зерном и другим, чем Бог пошлет. Никого не бросят.

— И дома у вас, все такие большие крепкие, — поддакнул Ставер. — Я таких и не видел ранее.

— Правда ваша, село у нас самое лучшее, — она вдруг погрустнела. — Оттого-то и неймется попам — все хотят лапу свою загребущую на него наложить.

Старики уважительно помолчали, опустили глаза долу.

Первым не удержался Ставер:

— А что, Лара про нашего товарища ничего не узнала?

Старуха приподнялась и бросила ощипанную курицу в корыто с водой:

— Ничего не узнала. Никто не слышал, — она немного искусственно, что старики тот час же уловили, вздохнула. — Подождите уж моих, может, сын знает чего. Завтра должны уж вернуться, если опять дожди не пойдут.

Старики дружно подняли головы к небу.

— Не-е, — уверенно протянул Креслав. — Ведро накрепко установилось. Как бы теперь жарить не начало.

— У нас вечно из края в край бросает, — поддержал товарища Ставер, — то мокро, то жарко.

Старуха поставила на уличную под навесом печку казанок с курицей и сыпанула в него добрую щепоть соли:

— Скоро харчиться будем. Вот сготовится и сядем.

Старики непроизвольно и почти одновременно сглотнули слюну.

Глава 10

Кленка горбился над очередным заказом — снова сапоги, когда к нему в будку заскочил глашатай из церкви. Только что прошел громкий и долгий ливень, посыльный, видать, от него не укрывался и сейчас по лицу и по рукам его стекали тонкие ручейки воды. Это был Васька-сирота, лихой и придурковатый, расхлябанный, будто совсем без суставов, он гнулся и сгибался во все стороны, чем и заработал место у церковного пастыря на побегушках.

— Чего сидишь? Не ведомо тебе разве, что в храме служба? Колокола не слышал? Все, кому истинный бог дорог, уже там, — он широко перекрестился и тут же снова ухмыльнулся. — Ну, дак чего передать батюшке?

Кленка поднял голову от обувки и недовольно глянул на долговязого парня:

— А чего это батюшка за раба божьего так запереживал? У него что, кроме как за меня, больше не за кого волноваться? Да и некогда мне — работы полно. — Кленка снова натянул сапоги на колодку и повел ножик по широкой подошве, срезая лишнего.

— Ты не юли. Батюшка за всех думает и за тебя. Заметил он, что ты давно в храм не захаживал. Али тебе христианская вера напротивела?

— Что ты городишь, подлая морда. Сказано же тебе, дела у меня. Заказ вот срочный. Если не сделаю, не заплатят. Кто семью мою кормить будет, ты что ли? — Смагин закончил резать подошву и откинул кусок кожи в угол, к обрезкам.

— А где, и правда, семья-то? Что-то Марфы твоей не видать давно. И пострелов не слыхать. Али уехали куда?

— Может, и уехали, твое какое дело?

— Смотри, моего дела, может, и нет. Но вот как бы и твоего скоро не стало. Батюшка охальников не любит. А за тобой наблюдает. И сдается ему, что ты не зря церковью пренебрегаешь. Задумал чего, говори сразу, все равно дознаемся.

Смагин вдруг почувствовал, как мелко задрожали руки. То, что сказал Васька и, главное, как сказал, вызвало очень не хорошие предчувствия. Не мог он сам в такое нахальство впасть, явно наслушался у батюшек. Чтобы тот не заметил дрожь, он опустил нож и быстро сунул его на полочку. И поднялся. Ростом они были почти вровень, может, на вершок Васька пониже будет. В маленькой комнатке сразу стало тесно, и глашатай невольно сделал шаг назад. И чуть не упал, запнувшись, — за спиной оказался порог.