Страница 26 из 43
— Надеюсь… что… так и будет…
Шеринг закрыл глаза и вскоре задремал.
Командировка обещала стать захватывающей. За всю свою жизнь Мария Коломеец еще не забиралась так далеко от дома. Да и само название конечного пункта звучало как строка из какого-нибудь детективноромантического фильма. Марии почему-то вспомнился «Мальтийский сокол» с Хамфри Богартом. Еще она вспомнила о своем любимом художнике Микеланджело да Караваджо, который прятался на этом острове от преследований кредиторов и карательным органов. Он тут даже написал несколько знаменитых полотен и, кажется, был посвящен в рыцари.
Возможно, Мария что-то путала, но это было не важно. Важно было то, что отныне — с этой вот командировки — для нее, в сущности, начиналась новая жизнь.
Она была рада отъезду из Москвы и по другой причине. Ухаживания полковника Уколова вначале польстили Марии. Он был мужчина симпатичный и вполне обаятельный. Настоящий полковник!
Однако, посидев с ним час в ресторане, Маша готова была бежать от этого полковника за тридевять земель. Что-то в нем было неприятное, что-то неуловимо противное. Что именно — Маша и сама бы не смогла объяснить. Это было на уровне интуиции. Как у зверюшек. Кошка, если не сильно голодна, никогда не станет есть то, что ей не нравится. Хотя объяснить причину своей неприязни она не сможет. Все на уровне инстинктов. Вот так и в, случае с Уколовым.
Перед командировкой, проводя инструктаж, полковник замучил ее своими любезностями и намеками. Однако на этот раз Мария была с Уколовым холодна, чему он, кажется, сильно удивился.
Как бы то ни было, но теперь она далеко от Уколова. А когда вернется, первоначальный уровень отношений в новом коллективе (уровень, при котором она всего лишь жалкий новичок, обязанный «заглядывать в рот вышестоящим») для Марии уже будет пройден.
В гостинице она хотела сразу же, оставив вещи в номере нераспакованными, отправиться на прогулку. По преодолела первоначальный импульс, расценив его как чистейшей воды ребячество.
Первым делом она отправилась в душ. После душа оделась, подкрасила губы и глаза и решила спуститься в ресторан отеля — пообедать.
Однако по пути к ресторану в сумочке у Марии зазвонил телефон.
— Добрый день, — произнес в трубку незнакомый мужской голос. — Я говорю с Марией Ивановной Коломеец?
— Да. Здравствуйте.
— Я ваш коллега, и зовут меня Хосе. Вы уже расположились?
— Да.
— Теперь, вероятно, собираетесь пообедать?
— Совершенно верно, — с улыбкой ответила Мария, уловив едва различимые запахи яств, доносившиеся из ресторана.
— К сожалению, с этим пока придется повременить, — огорчил ее собеседник. — Вам нужно срочно приступить к работе.
Услышать такое было досадно, но Мария нисколько не расстроилась. Работа есть работа. За этим она сюда и прилетела.
— А… — начала было Мария, но собеседник упредил все ее вопросы.
— На улице, прямо напротив выхода из отеля, вас ждет машина — белый «сааб». Водитель одет в белую ветровку и синюю бейсболку. Садитесь в машину, и она довезет вас до места работы.
— Хорошо.
— Еще раз извините, что не дал вам пообедать. Думаю, этот вопрос мы решим.
— Да ничего страшного.
— До встречи.
— А когда я…
Трубка ответила короткими гудками.
Мария убрала телефон в сумочку, с вожделением посмотрела в сторону ресторана, вздохнула и направилась к выходу из гостиницы.
Белый «сааб» ждал ее аккурат там, где сказал таинственный Хосе. Водитель в белой ветровке и синей бейсболке, молодой парень лет двадцати двух, смуглый, симпатичный и крепкий, завидев приближающуюся Марию, выскочил из машины и открыл ей дверцу.
— Вы очень любезны, — сказала Маша по-испански.
Она успела пролистать разговорник и, благодаря отличной памяти, сумела запомнить полтора десятка фраз.
Водитель улыбнулся и кивнул, но при этом не произнес ни слова.
«Здорово его вымуштровали, — подумала Мария. — Ни слова без особой нужды. А может, он немой?»
Когда сели в машину, Маша как бы невзначай поинтересовалась:
— Вы не говорите по-русски?
Водитель посмотрел на нее в зеркальце заднего обзора и улыбнулся. Поскольку ответа не последовало, Маша так и не поняла — немой у нее водитель или он просто предпочитает не вступать в диалог.
Тогда она задала вопрос по существу:
— Куда мы едем?
Водитель уже тронул машину с места, и на вопрос Марии просто неопределенно махнул рукой — дескать, туда.
Маша поняла, что поболтать по дороге не получится. Что ж, тогда она будет любоваться видами. Решив так, Мария стала смотреть в окно на проносящиеся мимо деревья и дома.
Так они ехали около двадцати минут. Домов за окном не осталось, теперь там были лишь деревья. Вдруг водитель притормозил и свернул с дороги к деревьям, на какую-то едва заметную тропу.
Мария этому нисколько не удивилась — ведь странности входили в специфику ее работы.
«Это все, конечно, интересно, — подумала она с легкой досадой. — Но не слишком ли много тайн?»
Она вдруг вспомнила свое последнее место работы. Уютный офис в центре Москвы, четкое расписание, никаких сюрпризов, все просчитано и известно на месяцы вперед.
Но не потому ли она оттуда ушла? Не слишком ли монотонной и скучной стала работа? Возможно. Но, с другой стороны, разве любимая работа может быть «скучной и монотонной»? Нет, дело вовсе не в этом. Тогда в чем?.. В опостылевших физиономиях коллег?.. Не слишком ли много мизантропии?
Мария себя осадила: «Нашла время об этом думать!» И решительно выбросила эти мысли из головы.
Еще минут пять ехали по тропе, затем машина остановилась.
— Мы приехали? — спросила Мария.
Водитель улыбнулся и кивнул. Затем он быстро выбрался из машины и подошел к задней дверце.
«Какой предупредительный, — не без удовольствия подумала Мария. — Вот бы у нас в России все водители были такими».
Симпатичный водитель открыл дверцу, и Мария подала ему руку. Водитель улыбнулся ей, взялся за протянутую руку и вдруг, когда Маша уже готова была выйти, сунул голову в салон и накрыл ее лицо платком.
Мария вскрикнула и хотела оттолкнуть его, но водитель схватил ее за руки и, крепко удерживая, уставился ей в лицо.
Мария почувствовала головокружение и страшный приступ сонливости.
«Я умираю!» — с ужасом успела подумать Мария и в следующую секунду потеряла сознание.
— Ну? Как ты себя чувствуешь?.. Эй, ты еще спишь или притворяешься?
Шеринг открыл глаза, но тут же зажмурил их qt яркого света. Затем снова открыл и удивленно огляделся.
— Где я?.. — Тут он увидел перед собой Кремнева и все вспомнил. Выражение его лица снова сделалось кислым.
— Вижу, ты меня узнал, — усмехнулся Егор.
Шеринг понял, что лежит в постели, под белым покрывалом, в одном лишь нижнем белье.
— Это вы меня… сюда? — спросил он.
Егор кивнул:
— Угу. Попробуй пошевелить ногой.
Шеринг попробовал и скривился от боли.
— Болит.
— Я знаю, — кивнул Кремнев. — Пока ты спал, я сделал тебе перевязку. Рана затягивается. Опухоль спала. Инфекции нет. Считай, что ты родился в рубашке.
— Я бы предпочел родиться в бронежилете, — вяло отшутился Шеринг.
— От этого ранения он бы тебя не спас, — заметил Егор. — Давай поднимайся с постели.
Шеринг зевнул и передернул плечами:
— Можно я еще посплю?
— Нет. Я приготовил завтрак. Нужно его съесть, пока не остыл.
Только сейчас ноздри Шеринга уловили запах жареного бекона. Желудок его тотчас же свело судорогой.
— Черт… Я и не думал, что так хочу есть, — сказал он и откинул покрывало.
Егор протянул ему руку, но Шеринг сделал вид, что не заметил этого, и поднялся сам.
— Ну, как? — спросил Кремнев.
— Нога-то? Могло бы быть и лучше.
Шеринг ступил на больную ногу, постоял на ней несколько секунд, а затем медленно заковылял в сторону туалетной комнаты.