Страница 9 из 47
Бондарук замолчал. Молчал и Шорохов, наблюдая, как ловко тот орудует инструментами.
— Это вам не мешает? — показал Виктор на изуродованные пальцы.
— Тяжелой атлетикой я не занимаюсь, а отвертку или щуп держать не трудно. Иногда для меня это даже хорошо: сейчас пальцы повышенную чувствительность имеют.
И опять оба замолчали. Шорохов считал неудобным расспрашивать, а Бондарук продолжал проверять омметром сопротивление цепей прибора и даже по привычке что-то начал насвистывать, словно не замечая присутствия лейтенанта.
Шорохов отошел в сторону, остановился около учебной торпеды, с минуту смотрел на знакомое до мелочей ее машинное отделение, затем вернулся к Бондаруку.
— Слушайте, Василий Николаевич, — он впервые назвал Бондарука не по званию, а по имени-отчеству, — что если у нас в кабинете оборудовать уголок истории минного оружия? Еще когда я в музей ходил, матросы это предлагали. Да вы сами видите, сколько они вопросов на эту тему задают.
— Мысль дельная, — одобрил Бондарук. — Литературы об этом мало, а матросам следует знать историю возникновения мин и торпед. Сходите, скажите об этом капитану третьего ранга. Или лучше позвоните ему.
Шорохов так и сделал.
— В кабинете у меня по этому вопросу ничего нет, а дома кое-что найдется. Заходите вечерком, потолкуем, — ответил Рыбаков.
Такого оборота, признаться, Шорохов не ожидал. Он думал, что капитан третьего ранга одобрит предложение, порекомендует, как лучше сделать, какие пособия, литературу использовать, а тут — на тебе: «приходите вечерком домой». Что ж, сегодня и зайдет. Как раз вечер свободный: дежурства нет, Оля занята на стройке.
Со смешанным чувством шел Виктор к Рыбакову. Ему и приятно было получить такое приглашение, и в то же время он немного робел. Если первое время он чувствовал дружеское, даже какое-то отеческое отношение Рыбакова к себе, то после того, как Шорохов попросил направить его на «настоящее дело», Рыбаков стал относиться к нему официальнее, строже. И прежде, и теперь капитан третьего ранга часто заходил в кабинет, присутствовал на занятиях. Но если раньше замечания давались в виде советов, то сейчас — строгим тоном приказа. Правда, после возвращения с учебных стрельб Рыбаков объявил благодарность Шорохову, и тогда снова в глазах капитана третьего ранга светился огонек дружеского участия. Но после этого Виктор его не видел. (Рыбаков эти дни находился в плавании).
«Впрочем, чего я об этом беспокоюсь? Ведь я же не в детском саду, а на военной службе», — подумал Виктор и позвонил.
Дверь открыла моложавая, немного полная женщина. Виктор представился.
— Алексей, к тебе пришли!
— Товарищ лейтенант! Проходите…
Виктор зашел в комнату. Лампа бросала из-под абажура яркий круг света на накрытый стол, оставляя в полутени углы комнаты. Шорохов сразу же заметил добротную, со вкусом подобранную обстановку: хороший буфет, диван, у окна — рабочий стол, рядом — несколько книжных шкафов. И это приятно поразило его. В прошлом году он проходил практику на другом флоте. Флагманский минер части там тоже был известный, заслуженный человек, однако в его комнате царил, как он сам называл, «художественный» беспорядок. Старая провисшая кровать кое-как покрыта одеялом, в изголовье — смятая подушка, на стене — криво повешенный коврик; стол, подоконник, стулья завалены книгами, бумагами, инструментом, тут же валялись окурки.
— Живу, как на бивуаке, — полушутя, полусерьезно оправдывался минер. — Семью с собой не вожу, ведь мы, военные, всегда на колесах, а недаром же говорится: дважды переехать все равно что раз погореть.
Тогда Виктор промолчал, но внутренне был не согласен и про себя решил: хоть на год, хоть на полгода, но обосновываться прочно. Этого же принципа, как видно, придерживался и Рыбаков.
За столом, на котором стояли стаканы с чаем, вазочки с вареньем, печенье, сидели девушка лет пятнадцати-шестнадцати и пожилой, плотный, седоусый, с наголо обритой головой мужчина во флотском кителе без погон. В нем Виктор с удивлением узнал того «морского волка», с которым встретился на набережной приморского бульвара, а затем видел у музея в форме капитана первого ранга.
— Знакомьтесь, это моя жена, — представил Рыбаков.
— Елена Михайловна, — протянула хозяйка руку.
— Моя дочь!
— Ирина, — встала из-за стола девушка.
— Капитан первого ранга в отставке Александр Александрович Буранов.
— С этим ершистым молодым человеком мы уже знакомы, — сказал капитан первого ранга, вставая и протягивая руку. Говорил он вроде негромко, но густой бас наполнил всю комнату, и в буфете даже что-то звякнуло от резонанса.
— Он в прошлый шторм проявил похвальное мужество, спас женщину.
Ирина с интересом взглянула на Виктора, а Елена Михайловна спросила:
— Как же это случилось?
— Да пустяковое дело, — смущаясь, начал рассказывать Виктор. — Одна приезжая решила искупаться, отплыла от берега. А шторм резко усилился. Вот она никак и не могла преодолеть полосу прибоя. Ну, я помог…
— Похвально! — прогудел Александр Александрович. — В музее она вас нашла, вы познакомились с ней?
Елена Михайловна с упреком взглянула на Буранова.
— Что же вы стоите? Садитесь к столу, — пригласила она Шорохова. — Ирина, принеси чаю!
Когда все уселись за стол, Рыбаков сказал, обращаясь к капитану первого ранга.
— Вот лейтенант предлагает в учебном кабинете оборудовать уголок истории минного оружия в России.
— Похвально, очень похвально. Историю нужно знать, но, к сожалению, знаем мы ее очень плохо…
— Наша историчка тоже…
— Ирина, ну как ты говоришь?
— Прости, мама, мы так зовем нашу учительницу. Она тоже говорит, что свою историю мы знаем очень плохо…
— Вот видите! — улыбаясь в седые усы, пробасил капитан первого ранга. — Действительно, многого, очень многого мы не знаем. Междоусобицы, татарское нашествие, войны уничтожили следы прошлого. Но ведь и о наших днях разве нам все известно? Давно ли окончилась война? Все здесь сидящие ее пережили, вот даже Ирина под бомбежкой была…
— Ну, она этого, наверное, не помнит…
— Помню, мама, очень хорошо помню!
— Правда, это уже тоже стало историей, но в этой истории столько ненаписанных страниц, столько неизвестного. Да вот хотя бы случай с партизанским отрядом Дубовика. Расскажите-ка об этом, Алексей Петрович!
— Собственно говоря, я ничего и не знаю, — отозвался Рыбаков.
— Ну как же! — воскликнул Александр Александрович. — В период оккупации здесь, в горах, был организован небольшой партизанский отряд. Возглавил его замечательный человек, бывший моряк, один из героев гражданской войны, впоследствии ученый-биохимик Иван Иванович Дубовик. Когда был создан объединенный штаб партизанских отрядов, Дубовику приказано было переправиться на Большую землю, и сделать это поручили Алексею Петровичу…
— Тогда наш катер, — продолжал рассказ Рыбаков, — подошел к условленному месту, я на шлюпке с двумя матросами направился к берегу. Там есть небольшая бухточка, даже не бухточка, а так — крохотный заливчик. Вот и берег. Мы даем условный сигнал, получаем ответ и в ту же минуту видим вспышку, похожую на выстрел из пистолета, и почти мгновенно громыхнул взрыв. После этого мы несколько раз подавали сигналы, но ответа не получили. На следующую ночь обследовали берег — ничего, кроме опаянных взрывом скал. Что там случилось, куда делся Дубовик, неизвестно.
— Еще один случай, — снова заговорил капитан первого ранга и вынул из кармана обкуренную, уже знакомую Шорохову трубочку. Повертел ее в руках и снова спрятал.
— Да уж курите, — разрешила Елена Михайловна.
— Так вот, — словно не расслышав, продолжал Александр Александрович. — Однажды при разборе захваченных у фашистов архивов я встретил запись о том, что небольшая самоходная баржа вышла в «Зет». Затем встретились еще несколько документов об этом же. Выяснилось, что некоторые баржи грузились взрывчаткой. Потом нашли копию препроводиловки о том, что направляется в штаб Гиммлера отчет о какой-то лаборатории «Зет». Отчета найти не удалось. Возможно, лаборатория «Зет» и пункты назначения барж со взрывчаткой — одно и то же. Но где находилась эта лаборатория, чем она занималась — пока неизвестно.