Страница 10 из 47
— Неужели и узнать о ней ничего нельзя? — спросила Ирина.
— Пока — ничего, — развел руками Буранов.
Он, виновато взглянув на хозяйку, закурил-таки свою трубочку и, пустив клуб дыма к потолку, продолжал:
— Вот и о судьбе Федора Тарасовича Иванченко…
При этих словах Шорохов вздрогнул и пристально взглянул на капитана первого ранга.
— …ничего не смог узнать. Я многих из этого отряда знал, некоторые товарищи вспоминают огромного, почти саженного роста моряка. Но какова его судьба, что с ним случилось — неизвестно. Так что, Алексей Петрович, вашу просьбу я пока еще не выполнил…
— Да это не моя просьба, а вот его, лейтенанта Шорохова.
— А кем он вам приходится, родственником, знакомым? — повернулся Александр Александрович к Виктору.
— Нет, я его даже не знаю, — смутился Виктор. — Это брат Оли… Ну, той девушки, которой я помог тогда выплыть…
— Значит, вы все-таки познакомились с ней?
Виктор еще больше смутился, покраснел и опустил голову. Познакомился! Теперь он и минуты не может прожить без того, чтобы не подумать об Оле. Весь мир сейчас для Виктора сосредоточился в ней, в ее глазах, в ее голосе, он только и живет ожиданием свидания с ней, и когда находится рядом — для него больше ничего не существует. Да и без нее он старается все делать так, будто она находится здесь же, наблюдает за каждым его движением. И, может быть, поэтому в последнее время все так спорится в руках Виктора.
А вчера… Вчера они, как обычно, встретились на набережной Приморского бульвара. Виктору так много хотелось сказать Оле, но от волнения он не мог подобрать слов. Оля стояла рядом и тоже молчала. Виктор чувствовал сквозь китель теплоту ее упругого плеча и все время повторял «Сейчас скажу… Сейчас скажу!.» И продолжал молчать.
Плескалось внизу темное море, едва заметный ветерок овевал лица. Вдали неожиданно замигал огонек — корабль передавал на рейдовый пост сигналы. Это словно придало решимости Шорохову. Он повернулся к Оле, положил ей руки на плечи и горячим шепотом заговорил.
— Оля!.. Оля, я люблю тебя. Я больше не могу без тебя, не могу…
Сказал и оробел: думал, она обидится, уйдет. А Оля спрятала лицо у Виктора на груди и молчала. Виктор гладил ее волосы, целовал шею и беспрерывно спрашивал:
— Ну, а ты? Ты любишь?
Любовь не скроешь, она видна во всем: в каждом слове, в каждом взгляде; у человека, который по-настоящему любит, даже лицо меняется, словно озаряется каким-то внутренним светом. И только сами влюбленные не замечают этого, они еще и еще требуют подтверждения любви. Так и Виктор: он все крепче прижимал к себе Олю, все жарче целовал и каждый раз спрашивал:
— Ты любишь? Любишь?
…Познакомились? Да теперь они!..
— Вижу, вижу, что не растерялся! — рокотал бас Александра Александровича. — Похвально, похвально! А я сначала думал…
— Ирина, тебе нужно еще к экзаменам готовиться. Иди, дочка! — перебила его Елена Михайловна.
— Хорошо, мама!
Девушка встала, сказала всем «До свидания» и ушла в другую комнату.
Мужчины еще долго разговаривали, вспоминая дела минувших дней, бои и походы, живых и погибших друзей. Впрочем, вспоминали только Рыбаков и Александр Александрович, а Елена Михайловна и Шорохов слушали. И Виктор не раз и не два пожалел, что он поздно родился и ему не пришлось участвовать в боях вместе с сидящими с ним за одним столом офицерами.
— Я сейчас пишу книгу о боевых делах нашего флота, — говорил Буранов. — Не знаю, удастся ли мне закончить ее. Помогайте мне, друзья!.. Записывайте все, что услышите или узнаете о боевых делах моряков, о их подвигах. А тебе мой наказ, — взглянул он на Рыбакова, — напиши книгу о минерах. Кому, как не тебе, поведать о них миру!..
— Да некогда же…
— И умереть будет некогда. Собирай материалы, записывай все, что помнишь, все, что знаешь. Потом пригодится!
Рыбаков и капитан первого ранга стали подбирать книги по истории минного дела. И уже когда Шорохов собрался уходить, капитан третьего ранга сказал:
— Завтра группа катеров уходит на траление. Командир части разрешил пойти вам на одном из тральщиков.
Виктор чуть не подпрыгнул от радости.
Тральщики должны выйти в море после обеда, но уже рано утром Шорохов был на катерах. Он только успел бросить в почтовый ящик открытку.
«Оля, — писал Виктор, — так случилось, что я несколько дней не смогу придти. Не волнуйся, все хорошо. Л. К. Ц. Т. В.».
И хотя они не договаривались о шифре, но Шорохов был уверен, что приписанные внизу буквы Оля поймет именно так: «Люблю, крепко целую. Твой Виктор».
Вместе со всеми Виктор работал самозабвенно, готовя тральщик к выходу в море. И, может быть, потому, что перед ним всегда сияли глаза Оли, в ушах еще звучало чуть слышное «Я тоже люблю тебя» и на губах, казалось, сохранилось ощущение ее поцелуя, за что бы ни брался Виктор, то ли за приборы, то ли за трал, — все у него получалось ловко, споро.
— Лейтенант дело знает, — не раз говорили о нем моряки.
Приготовления окончены. Оставалось несколько минут до выхода в море, когда Виктора пригласил командир тральщика.
— Не везет вам, товарищ лейтенант. Только сейчас получено приказание: немедленно явиться к Рыбакову…
Виктор шел и ломал голову: что такое могло случиться? Что-нибудь в кабинете? Но он только вечером там был, проверил все приборы, подготовил к занятиям учебную торпеду. Да и Бондарук с Ковалем там остались. Кузьмин вчера из отпуска приехал.
В общем, что бы ни случилось, а выход в море сорвался, опять придется за схемы сесть. Впрочем, теперь он начнет оформление уголка истории минного оружия.
Как все-таки хотелось выйти в море на боевое траление! И Шорохов уже представлял: вот он на шлюпке идет к мине, прикрепляет к ней подрывной патрон… Ведь этого ему ни разу не приходилось делать. Еще до учебы, во время службы на тральщиках, он один раз ходил к подрезанной тралом мине, но тогда патрон прикреплял старшина группы мичман Карбут, а Шорохов сидел на веслах.
Да мало ли что могло быть в боевом походе, но об этом теперь можно только мечтать: тральщики уйдут в море без него…
…Шорохов постучал в дверь кабинета, вошел, доложил о прибытии.
Рыбаков пригласил сесть, сам опустился на стул напротив. Спросил:
— Очень хотелось в море пойти?
«Подшучивает, что ли?» — подумал Шорохов и взглянул на Рыбакова, но лицо капитана третьего ранга было спокойно, без тени улыбки, глаза смотрели участливо.
— Хотелось… — ответил Виктор.
— Как Оля? Наверное, встреча назначена?..
Шорохов опять взглянул на Рыбакова, не понимая, куда он клонит, и опять увидел радушный взгляд.
— Назначена… Но, понимаете, это и для нее нужно… Вернее не для нее, а для меня… В общем, как бы вам объяснить? Она хорошая девушка, очень хорошая. Мне хочется быть достойным ее. Вот я и хочу сделать что-нибудь…
— Настоящее?
— Настоящее!.. И еще… В детстве, да и сейчас, о многом мечтаешь, о многом думаешь… А вот способен ли я во вражеский тыл, в разведку ходить? Или броситься за борт, чтобы удержать мину от удара о корабль.
— Ну, о разведке сейчас говорить трудно, а мина… Не так уж часто мина запутывается в трале или незамеченной вдруг оказывается у самого борта…
— Это я к примеру говорю. Но какой-то камень нужен, чтобы себя испытать…
— Здесь вы правы, — встал капитан третьего ранга. Поднялся и Шорохов. — Пробный камень нужен. И он будет у вас. И не один… Вас я вызвал вот по какому делу: вам необходимо отбыть в бухту Тихую. Вечером туда идет катер. Возьмите с собой все необходимое, выпишите инструмент и отправляйтесь.
— Есть! Разрешите узнать о задании?
— Сегодня утром на стройке ковшом экскаватора вынули крупнокалиберный снаряд. Командование поставило перед нами задачу: обследовать место строительства, берега бухты и, если встретятся взрывоопасные предметы, — уничтожить. Туда уже выехал старший техник-лейтенант Бондарук вместе с матросами Кузьминым и Ковалем.