Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 17 из 47

— Чого вам? Хиба я не справлюсь? — возразил Довбыш.

— Возраст-то у вас…

— А что возраст? Будь я помоложе — без скафандра нырнул бы и все зробыв. Глубина тут — старому солдату по колено…

Матросы с трудом надели на объемистое тело мичмана водолазную рубаху, причем Довбыш все время ворчал:

— Хлипкий народ пошел, даже рубахи порядочной немае… Хиба ж это рубаха?

Наконец, рубаха надета, привинчен шлем.

— Может быть, дополнительный груз надеть, а то как бы вы не всплыли? — заметил один из водолазов.

У Довбыша даже глаза округлились от негодования, но ответить он ничего не успел: матрос начал быстро завинчивать иллюминатор.

Затем мичмана осторожно спустили на грунт, и стравливаемые им пузырьки воздуха стали удаляться.

— Вона, товарищ командир! — донесся по телефону его хрипловатый басок. — Точно такая же, как мы тогда обратали… Магнитно-акустическая с гидростатическими, чи як воно там, предохранителями… Зараз я горловину от ракушек очищу…

— Смотрите нет ли там фотоэлемента, заходите только с подсолнечной стороны, — предупредил Рыбаков.

— Чую!.. — отозвался Довбыш.

Несколько минут из телефона доносилось тяжелое дыхание мичмана да его бормотание: «Зараз мы до тебя, голубонька, доберемся… Приведем в божеский вид…». В голосе его звучали какие-то ласковые нотки; можно было подумать, что он сейчас находится не около мины, а разговаривает с близким, родным человеком.

Шорохов прислушивался к бормотанию мичмана, и опять опасность, притаившаяся на дне бухты, казалась ему не реальной: так было тихо, спокойно вокруг, так ласково светило солнце. Но опасность была. Об этом говорили и черные провалы окон в домах поселка — следы прошлого взрыва, и искореженные металлические фермы на берегу, поднятые с погибшего сейнера, и непривычная тишина на стройке. Да, опасность была; достаточно сделать мичману неосторожное движение — и снова взрыв вспенит воду бухты, грохот прокатится по окрестным скалам. Взрывная волна, наверное, нанесет новые разрушения поселку, а водолазный бот…

Шорохов тряхнул головой, отгоняя нахлынувшие на него мысли, и весь внутренне сжался, как будто приготовившись к прыжку…

Капитан третьего ранга Рыбаков, словно обладая способностью видеть сквозь толщу воды, мысленно представлял, как сейчас мичман, осторожно поглаживая мину, счищает с нее ракушки, водоросли, освобождая горловины. И он попытался представить устройство мины. Вот зарядное отделение, заполненное желтоватой массой взрывчатки. Сколько ее там? Восемьсот килограммов, тонна? Впрочем, это особого значения не имеет: мины снаряжаются взрывчатым веществом в несколько раз сильнее тротила. Во взрывчатке — массивный латунный стакан, в нем — первичный и вторичный детонаторы, а от них, будто щупальца каких-то неведомых, смертельно ядовитых животных, тянутся провода в отделение с боевой аппаратурой. Какой прибор включит запальную батарею: магнитный, акустический? Или они дополняют друг друга? Возможно, там установлены магнитно-индукционные или комбинированные взрыватели? А может быть, достаточно уменьшить давление воды — и замкнутся контакты гидростатического прибора… Перерезать бы эти провода, а затем вывинтить запальный стакан из смертоносной массы! Но нельзя. К стакану могут идти и две, и три пары проводов. Перерезать один из них — значит нарушить электрическое равновесие в цепи. Рыбакову вспомнился знакомый еще со школьной скамьи прибор — мостик Уинстона. Нет, запальный стакан вывинчивается в последнюю очередь, а сначала необходимо обезвредить другие приборы…

Да, работу минера, пожалуй, можно сравнить с работой хирурга-кардиолога. И там, и там нельзя допустить ни малейшего неосторожного движения…

…Поднявшись на борт и с трудом освободившись от скафандра, Довбыш подробно рассказал, что из себя представляет мина, где у нее находятся горловины, какой формы гидростатические штоки.

— Треба ее зачеканить, как мы тогда делали. Памятаете?

Еще бы не помнить! Несколько лет назад Рыбаков вместе с Довбышем в одном из восстанавливаемых портов обезвредили не одну донную магнитно-акустическую мину. Здесь, судя по описаниям мичмана, находилась мина примерно такой же системы. А впрочем, внешний вид мины еще ни о чем не говорит, в ней могут находиться другие приборы, да и расположение их не всегда одинаково…

…О «находке» Рыбаков сразу же доложил командованию и попросил «добро» на разоружение мины. Разрешение было дано.

Около скалы, на которой похоронены останки моряков-черноморцев, высятся огромные каменные обломки. Между ними — небольшой трехугольный участок, покрытый обкатанной галькой.

— Гарный куток! — похвалил Довбыш.

— Здесь мы и будем разоружать, — сказал Рыбаков. — В случае чего — вся сила взрыва пойдет вверх…

Мину, остропленную пеньковыми канатами, подтянули к понтону и прибуксировали к галечному пляжу, а затем моряки вытащили ее на берег, где она и осталась лежать до следующего дня.





Рано утром Бондарук, Шорохов и Довбыш расположились за скалой, а Рыбаков, одетый в комбинезон и берет, взяв с собой бронзовый инструмент, направился к мине. За ним красной змейкой тянулся провод от ларингофонов. Шорохов, надев телефоны на голову и раскрыв журнал, приготовился записывать. Но пока только было слышно ровное дыхание идущего человека.

— Мина немецкого производства, донная, магнитно-акустическая, с дополнительным гидростатическим взрывателем, — неожиданно раздался четкий голос в телефонах; Шорохов быстро все записал. — Начинаю вскрывать горловину.

Послышалось прерывистое дыхание, потом оно опять стало ровным.

— Вскрыто зарядное отделение. Начинаю отвинчивать следующую горловину…

Рыбаков рассказывал о каждом своем движении, и Шорохов, записывая все это в журнал, пытался представить, что сейчас делает капитан третьего ранга. Но вот в телефонах послышался мелодичный свист, и вдруг — песня:

— Это тоже писать? — спросил Шорохов у Бондарука.

— Пишить все! — вместо него почему-то шепотом ответил Довбыш.

Некоторое время длилось молчание, а вскоре донесся громкий голос Рыбакова:

— Можете подойти полюбоваться.

Шорохов первым, даже не закрыв журнала, побежал к мине. Так вот она какая! Длинное, серое от высохших ракушек тело лежало на гальке. Рядом с ним, опутанные проводами, валялись приборы, каждый из которых еще несколько минут назад грозил гибелью.

Неподалеку от всего этого, перекладывая из руки в руку бронзовый ключ, сидел Рыбаков. Лицо его казалось таким же спокойным, как и всегда, только глубже запали глаза да взмокшие от пота пряди седеющих волос прилипли ко лбу и вискам.

— Ну что ж, давайте сейчас проведем урок предметной учебы. Вы знакомы с устройством мины? — спросил Рыбаков у Бондарука.

— Знаком.

— Тогда соберите мину. Запальный стакан не вставляйте…

Четко, не делая ни одного лишнего движения, Бондарук выполнил приказание.

— Горловины тоже завинтить?

— Да.

Старший техник-лейтенант сделал и это.

— Теперь вы, товарищ лейтенант, разоружите мину. Действуйте безо всяких условностей, считайте, что каждый прибор в ней на боевом взводе.

Шорохов взял в руки ключ, положил войлочную прокладку на корпус мины и нажал на ручку. Туго зажатая горловина не поддавалась. Лейтенант нажал сильнее, ключ соскочил и ударился о мину.

— Этого достаточно, чтобы сработал акустический взрыватель, — жестко сказал Рыбаков.

Лейтенант покраснел, закусил губу и снова взял в руки ключ. На этот раз все обошлось благополучно. Вскрыв горловину, он приступил к разоружению мины; Бондарук наблюдал за каждым его движением; неподалеку, сложив руки на полном животе, стоял Довбыш.

— Хорошо! — сказал Рыбаков, когда работа была окончена. — Можно идти отдыхать, — и он поднялся с обломка скалы, но тут же со стоном сел обратно, держась обеми руками за правый бок.