Страница 71 из 74
И тут ко мне со всей ясностью пришла одна мысль.
— Я больше вас не увижу.
Она взяла мою руку в свои ладони.
— Я не забуду тебя.
И мы долго сидели так рядом.
42
Чтобы вернуться незамеченными, мы задолго до рассвета спустились из гробницы и начали переход по холодной темной равнине к городу и непостижимому будущему. Я посмотрел на Нефертити, Совершенную, которая шла рядом со мной. Она выглядела более спокойной и решительной, неотрывно смотрела вперед. Возможно, легче знать правду, какой бы жуткой она ни была, чем жить в неуверенности. Старшие девочки брели бок о бок с нами, все еще полусонные, а мы с Хети несли на плечах младших, которые то просыпались, то снова погружались в свои сладкие, чудесные грезы. Эхнатон плелся, уткнувшись взглядом в темную, бесплодную землю. Стражники Эйе следовали за нами на небольшом расстоянии.
Нефертити предпочла вернуться в Северный дворец, семейный загородный дом, расположенный в стороне от остального города и его предместий. Укреплен он был слабо, и ему недоставало жилых помещений для обслуги, поэтому безопасности ждать не приходилось. Но царица сказала, что у нее имеются свои причины, а кроме того, в изолированности дворца было свое преимущество. Затем вмешались внезапно пробудившиеся Меритатон и Мекетатон, тоже настаивая на Северном дворце, где они смогут навестить своих ручных газелей.
На расстоянии можно было разглядеть только бесконечную высокую кирпичную стену, которая, похоже, охватывала обширный участок земли, спускавшийся к берегу Великой реки. Окон в стенах не было, а крепкие деревянные ворота мы нашли, прибыв на место, наглухо запертыми. Я постучал несильно, насколько позволяла осторожность. В предрассветной тишине звук разнесся далеко и показался неестественно громким. В конце концов я услышал треск и скрип, и затем в воротах открылось маленькое окошечко. Настороженно моргая, выглянул старик, потом он вздрогнул от изумления и благоговейного страха, узнав ранних гостей, стоявших в запыленных царских одеждах, и принялся громко молиться. Страха в его глазах было больше, чем благоговения. У меня не было терпения ждать, и я колотил в тяжелые двери, пока он их не открыл. Старик пал ниц, продолжая молиться, поэтому мы перешагнули через него и вошли во двор. Привратник поднялся и пошел за нами, говоря, что дворец пуст, но он единолично с честью его охраняет.
— Я остался здесь совсем один, все остальные сбежали, но я знал, знал, что вы вернетесь, вот и ждал вас.
Он был похож на прислужника в таверне, рассчитывающего на чаевые. Нефертити тихо поблагодарила его за верность.
У внешней стены намело груды песка, и все внутренние двери и окна оставались закрытыми. Царица пошла впереди, открывая двери и переходя из одного пустынного приемного зала с колоннами в другой; в них гуляло эхо. Мы с Хети держались начеку, поскольку я не мог быть уверен, что здесь не прячутся чьи-нибудь вражеские силы, — Хоремхеба например. Но мы никого не обнаружили.
Стражники Эйе остались у ворот, поэтому мы с Хети караулили в главном дворе, пока Нефертити отводила дочерей в их спальни, чтобы девочки отдохнули и подготовились к грядущему дню. Эхнатон с мрачным видом последовал за ними. Мы наблюдали, как исчезают последние звезды, и вскоре нежнейший голубой цвет рассвета начал окрашивать купол неба. Луна медленно опустилась в Загробный мир. Где-то залаяли собаки, а на деревьях у реки завели нескончаемую болтовню птицы. Жизнь снова заявляла о себе.
Затем в дверях появился Эхнатон. Он посмотрел на показавшегося из-за восточных скал своего бога, Атона, похожего сейчас на красный осколок стекла. Но ни торжественности, ни желания воздать славу на лице фараона не отразилось. Он поднял руки в безмолвной молитве. Это выглядело бесполезным и безумным. Со всей почтительностью, на какую были способны, мы отвели глаза, надеясь, что нам не придется следовать примеру Эхнатона.
— Идем, я хочу кое-что тебе показать.
Повернувшись, он зашаркал назад, в пыльный коридор, и я пошел за ним, оставив Хети на страже. Мы некоторое время шли, пока не оказались у двойных дверей, покрытых великолепной резьбой. Эхнатон распахнул их и настоял, чтобы я вошел первым. Я очутился в квадратной комнате с высоким потолком. Потолка, собственно, не было, и стен было всего три, и на них художник воспроизвел видение Совершенной жизни. Были изображены зимородки в полете — их черные с белым крылья рассекали неподвижный воздух, пока они ныряли и выныривали из круга прозрачной воды; или на вечно длящееся мгновение усевшиеся на кивающие венчики огромных, в два раза выше человеческого роста, стеблей папируса. А потом произошла странная вещь: с коротким резким криком, вспыхнув сверкающими крыльями, в комнату метнулась тень и столь же внезапно исчезла в стене. Что я видел? Я не верил своим глазам.
Эхнатон захлопал в ладоши и с детской радостью засмеялся моему удивлению.
— Гнезда, спрятанные в стенах! Видишь, великое искусство может обмануть даже птиц. Они верят, что это настоящая река!
Фараон был доволен этим миром-обманкой, но для меня он стал доказательством того, что его идеальный город рисунков, глины, света и теней был всего лишь иллюзией. Я видел его неприглядную сторону, видел, как он действует, и, помимо всего прочего, понял, что выстроен он был не ради красоты или даже власти, но ради страха.
— Это не все, есть еще кое-что, — сказал Эхнатон, взяв меня за руку. Глаза его наполнились слезами, как у одинокого старика в доме для умалишенных.
Комната выходила в тайный зеленый мир — парк с фруктовыми деревьями, разными растениями и каналами. Подобно Загробному миру, он словно бы не имел ни начала, ни конца. В загоне, у длинных резных кормушек ждали молодые газели. Кормушки были пусты. Теперь никто не кормил этих брошенных животных. Я нашел запасы зерна и быстро наполнил кормушки, хотя понятия не имел зачем — наверняка животные недолго проживут среди запустения. Я смотрел, как Эхнатон с какой-то глубокой потребностью гладит насыщающихся газелей, тихо с ними разговаривает.
Мы углубились в зеленый мир. Своим золотым костылем фараон указывал на каждого зверя и птицу, называя их, словно был их создателем. Затем он вдруг впал в ярость.
— Я сотворил этот мир! — закричал он. — Этот город, этот сад! А теперь они все уничтожат!
Я кивнул. Сказать было нечего.
Солнце перемещалось в Дом дня. Я попрощался с Эхнатоном. Он сжал мою руку, пристально посмотрел мне в глаза и сказал:
— Да вдохнешь ты сладкий северный ветер и поднимешься высоко в небо на руках Живого Света, Атона, пусть он защитит твое тело и ублаготворит твое сердце, всегда и во веки.
Он благословил меня от всего сердца, и я был тронут больше, чем ожидал. Затем он знаком велел мне уйти и медленно исчез в своем зеленом мире. Тогда я видел его в последний раз.
43
Нефертити ехала впереди на золотой колеснице. Старшие принцессы ехали за ней на собственных колесницах поменьше. Легкий утренний ветерок развевал концы их красных с золотом шарфов, которые трепетали как крылья диковинных птиц. Мы с Хети следовали за ними, стражники Эйе и их стрелы с серебряными наконечниками по-прежнему располагались на флангах. Удивительно, но день был на редкость хорош, как будто буря отшлифовала мир природы, вернув его в девственное состояние. Искрилась вода, пели птицы. За деревьями тут и там поблескивала река. Но когда мы поехали по городу, человеческий мир показался совсем иным. Пожары уничтожили целые кварталы пригорода, оставив после себя обугленные развалины. Один из кварталов, где располагались склады, все еще был объят пламенем. Люди бродили бесцельно, с серыми от пепла лицами. На улицах валялись неубранные тела погибших. Я увидел, как солдаты бросают трупы в тележку, наваливая один на другой, без всякой осторожности и почтения.