Страница 59 из 74
Я ничего не ответил, да и в любом случае не смог бы — рот у меня был полон.
— Выражу свою мысль по-другому. Она умная женщина и никогда не привела бы вас к себе, если бы не хотела, чтобы ее нашли. Верно?
И снова я не ответил. Мне нужно было понять, куда мы движемся. Я вспомнил животный страх, отразившийся на прекрасном лице при упоминании имени Эйе.
— Следовательно, у нее есть план, который до некоторой степени зависит от вашего участия. И разумеется, этот план должен заключаться в том, чтобы появиться во время Празднества. Зачем бы еще ей скрываться?
Данный вопрос не требовал ответа.
— Вы ошибаетесь, — сказал я. — Мне ничего не известно.
Он перестал есть. Заснеженные глаза уставились на меня.
— Я знаю, что вы ее нашли. Знаю, что она жива. И знаю, что она вернется. Поэтому единственный вопрос — что будет дальше. Она не может знать, а посему именно эта часть представляет для меня интерес.
По кивку Эйе слуга убрал тарелки и поставил новые. Я встал.
— И что мне со всем этим делать?
— Вы ее посредник. А потому я желаю, чтобы вы передали ей мое послание.
— Я не мальчик на побегушках.
— Сядьте.
— Я постою.
— Послание такое: попросите ее прийти ко мне, и я восстановлю порядок. Нужды в этой мелодраме нет. Нам следует принять разумные решения, сделать правильный выбор. Ей не нужно воевать против всех нас, чтобы вернуть порядок Обеим Землям.
Я ждал продолжения, но он ничего не сказал.
— Это все?
— Это то, что я хочу до нее донести.
— На предложение это не похоже.
Внезапно он разозлился.
— Не берите на себя смелость рассуждать о том, что вас не касается. Скажите спасибо, что живы.
Я наблюдал за ним — за этой вспышкой напряженности, кратким проявлением его властности.
— Ответьте мне на один вопрос. Что такое Общество праха?
Эйе посмотрел на меня долгим, пристальным взглядом.
— И значат ли что-нибудь для вас золотые перья? И вода, которая не увлажняет, а сжигает?
На его лице отразилось еще меньше, но на этот раз он поднялся и вышел, не попрощавшись.
Поэтому я сел и закончил обед. После всех испытаний хорошая трапеза была самым малым, чего я заслуживал.
38
Я возвращался на берег с полным желудком, вино ударило в голову, палец все еще ныл. Я обернулся посмотреть на огромный корабль… Эйе казался миражом: очень живым в тот момент, но исчезающим, если посмотреть на него под другим углом. Был ли он обладателем неограниченной власти или трюком чародея, созданным с помощью дыма и зеркал?
День был в разгаре, и безжалостное солнце над бурлящим котлом этого города отнюдь не способствовало просветлению мозгов. Равно как и толпы народа, перегревшегося, ошалевшего и запрудившего гавань и городские улицы. Что-то смутное носилось в воздухе. После нескольких часов на корабле, на воде, и потерянного в заточении времени я чувствовал себя отяжелевшим и усталым, словно сухая земля притягивала меня. Самым сильным было желание вымыться, а потом поспать в темноте.
Но мне нужно было увидеть Нефертити. Не потому, что я хотел передать послание Эйе — хотя мне было любопытно посмотреть, какой эффект оно произведет на царицу, — но потому, что мне требовалось узнать, удалось ли Хети добраться до крепости Нефертити, а еще потому, что мне было о чем поведать. Поведать ей. Обрывки истории. Я знал, что она лучше меня сложит их вместе, если пожелает.
Я пришел на кладбище. Кошки не видать. Я во второй раз приблизился к святилищу, убедившись, что за мной не следят, и вошел в маленькое помещение из камня и теней. В ровном свете дня оно казалось не таким таинственным и убедительным. Миски для даров внутри лежали перевернутыми. Иероглифы были попорчены, мое имя — стерто. Значит, теперь про это место кто-то знает.
Обследовав узкий проход, через который в ту ночь проник в Загробный мир, я обнаружил, что он был замурован. Вход исчез. Как же тогда мне добраться до царицы? И почему осквернили это место? Сделано это было явно намеренно. Она лишала меня возможности снова с ней встретиться? Я пришел в ярость. Чего она от меня хотела?
Сначала я вернулся в свинарник и как дурак копался там, отыскивая крышку люка, а свиньи обнюхивали меня. Но дверь открыться отказалась. Внезапно у меня появилось ощущение, что за мной наблюдают. Я глянул в обе стороны вдоль переулка — никого. Однако он был как-то странно тих. Кто-то мог следить за мной и прятаться в тени дверного проема. Не имея иного выбора, я чуть не бегом направился к Великой реке, петляя по переулкам и улицам, пробираясь сквозь толпу, потом ныряя в боковые проулки, а затем возвращаясь назад. Я все время оглядывался, нутром чувствуя, что прав, но никто как будто меня не преследовал. Я обшаривал взглядом прохожих, но все они, казалось, были заняты своими делами. Возможно, нереальность этого города в конце концов стала сказываться на моем рассудке. Тем не менее я знал нескольких людей, которым было бы выгодно сейчас за мной проследить, и не мог позволить себе рисковать, когда столько стояло на кону.
Я сделал вид, что направляюсь на север, к храмам Атона, и влился в оживленное движение на Царской дороге. Затем свернул на восток и, пользуясь преимуществом регулярного плана города, свернул направо и еще раз направо, как бы вернувшись по своим же следам, на каждом углу убеждаясь, что никто вроде меня не преследует, потом снова смешался с толпой на Царской дороге и по лабиринту улочек двинулся на запад, к пристани.
Я нанял самую дрянную и самую неприметную лодку, пинком вырвав лодочника из дневного сна. Он протер глаза и принялся грести. Я обернулся на оживленную пристань. Многие смотрели на воду. Одновременно отплывали и другие лодки, но за мной, похоже, никто не увязался.
Мы пересекли реку в молчании. Лодочник разок с любопытством глянул на меня, а потом сделал вид, что сосредоточился на реке. Движение было оживленным, и мы прошли наперерез более крупным судам, медленным паромам, флотилиям прогулочных шлюпок и небольшому стаду буйволов, переплывавших реку, — их головы торчали над водой.
Лодочник высадил меня на другом берегу. Ко мне вдруг вернулась простая тишина этого мира: птицы, чьи-то дети играют у самой воды, редкая перекличка работающих на полях женщин. Больше ни одна лодка не приближалась и не высаживала здесь пассажиров. Солнце, медленно спускавшееся к западным скалам, указывало мне общее направление к крепости.
Я шел между полями пшеницы и ячменя. Как безупречны они, постоянно обрабатываемые до совершенства, словно сами эти поля были богами, которым поклонялись. В одном месте навстречу мне попалась группа мужчин верхом на ослах, но мы обменялись приветственными кивками и продолжили движение, не проявив друг к другу большого интереса. Тропинка между полями уперлась в дорожку пошире, и я пошел по ней на север, держась вдоль реки. Я миновал крохотное поселение, где люди до сих пор жили в тех же приземистых темных глиняных хижинах вместе со своими животными, как повелось от начала времен. Все, включая малышей и стариков, отдыхавших на низких скамьях, замирали, когда я проходил мимо. Я чувствовал себя пришельцем с небес. Здесь жила трудящаяся беднота, которая скорее всего никогда не бывала на том берегу Великой реки, в городе. Для них мое появление было целым событием.
Затем я снова оказался среди полей и финиковых пальм, меня окружили звуки раннего вечера. Где же это место? В итоге, вспотевший и разочарованный, я остановился на границе двух земель — Черной и Красной. За спиной у меня лежала зелень возделанного мира — желтеющая, голубоватая, весенняя; в шаге от меня начиналась каменистая пустыня. Плоская, забытая богами равнина простиралась к непрерывной, колеблющейся линии осыпающихся красных скал. Красная земля продолжалась и за ними, вечная, неизведанная, священная, край мира.
А справа от меня находилось то самое сооружение, без каких-либо признаков жизни за невысокими стенами. Разумеется, ни дверей, ни окон не было, но я предположил, что дозовусь или найду способ проникнуть туда. Укрывшись в тени восточной стены и чувствуя себя полным дураком, я крикнул. Ответа не последовало. Я снова крикнул. Где-то позади меня, на дереве, насмешливо откликнулась птица.