Страница 29 из 74
— Да, интересно, что именно сейчас он почувствовал необходимость избрать заместителя. Мерира абсолютно послушен. И совершенно безжалостен. Кроме того, он главный противник Рамоса, который уже некоторое время выступает за более консервативный подход к управлению Великой державой. Мерира будет поддерживать Эхнатона в противовес Рамосу. Вся религия теперь замешана на политике.
Хети слушал с видом глубочайшей тревоги.
— Но даже если попадете к Эхнатону, что вы ему скажете? Мы ни на шаг не приблизились к решению загадки.
— Я собираюсь сказать ему правду.
— Да, но вы не можете просто войти и сказать: «Ах да, кстати, ваш верный начальник полиции Маху, который держит в своих руках почти столько же власти, сколько и вы, хочет заполучить мою шкуру на торбу для осла». И потом, если Маху узнает, что вы выдвинули обвинения, он обратится против меня. Он меня убьет.
— Ну, он уже пытался это сделать.
— Нет, господин, он пытался убить вас. Он убьет меня, а потом мою семью. И мы даже не будем наверняка знать, что это сделал он.
Смысл в его речах был.
— Хети, я не так глуп, чтобы являться к Эхнатону без доказательств, выдвигая дикие обвинения без достоверной связи с тайной, — это лишь насторожит тех самых людей, которых мы не хотим спугнуть. Что нам нужно сделать, так это сообщить о ходе расследования, чтобы он подумал, будто мы что-то нащупали, даже если это не так. Затем, когда мы выиграем немного времени и несколько восстановим мой авторитет, нам потребуется его разрешение побеседовать с царицей-матерью и принцессами.
— С Тией? Зачем вы хотите ее видеть?
— Потому что мне нужно добраться до сердцевины этого странного семейства. Я хочу узнать, что ей известно.
— Говорят, она отвратительная. По слухам, у нее золотые зубы, а от ее дыхания гниют фрукты.
— Тем не менее она свекровь пропавшей женщины и в данном качестве имеет обо всем об этом, скажем так, личное мнение. А дыхание мы сможем задержать сколько потребуется.
Нахт усмехнулся.
— Ваш друг прав — она злобная ведьма. Передайте ей мои нижайшие поклоны.
Улицы были забиты идущими на работу чиновниками. С тележек и в палатках продавали медовые пирожки, разнообразный хлеб и пиво. Большинство людей ели и пили на ходу, уже слишком занятые, как и мы сейчас, чтобы потратить время на нормальный завтрак. Мы с Хети купили медового хлеба с инжиром, который оказался восхитительным, и пива и проглотили все это как голодные собаки, зайдя за угол здания, в боковую улочку, по которой проходили только рабочие. Ни один из них не обратил на нас внимания, поглощенный мыслями об ужасной перспективе еще одного длинного дня, заполненного тяжким трудом под палящим солнцем.
Пища всегда меня ободряет. Это слабость. Я жалею, что не отношусь к тем людям, которые могут прожить без еды много дней и ночей, не думая ни о чем, кроме истины и красоты. Но я не такой. Я люблю поесть, как можно вкуснее и чаще. Даже после похорон я с нетерпением жду поминок. Танеферт готовит неплохо, но я, вынужден сказать, готовлю великолепно. Я отношусь к этому как к таинству, раздобывая необычные специи и оценивая загадочную, а иногда удивительную сложность вкуса составляющих частей. Я горжусь тем, что знаю, где на рынке и в лабиринте лавчонок купить самое сочное мясо, самые свежие травы, самый лучший мед. Мое любимое блюдо — нога газели в маринаде из красного вина с инжиром. Хотел бы я приготовить ее сейчас. Моя прежняя жизнь, в которой я занимаюсь ногой газели, пока дочки готовят бобы, Танеферт разговаривает с моей матерью за бокалом вина, а отец дремлет или играет с девочками, кажется утраченным миром.
За едой я до боли ощутил, как мне их не хватает. Чтобы не думать о семье, я спросил Хети, как и где мы сможем найти Эхнатона.
— Это зависит от многого, — ответил он. — Иногда по утрам он идет вслед за солнцем из Северного дворца по Царской дороге, сопровождаемый народом. Молится он в храме Атона, обычно в Малом. Затем принимает должностных лиц и решает политические вопросы, дает аудиенции и рассматривает ходатайства…
— Каких людей?
— Самых разных. Гражданских служащих, правителей провинций, представителей судебных советов, армейских командиров… всех, вплоть до северных и южных визирей.
— А затем?
— А затем он может раздавать из Окна явлений ожерелья почета. На самом деле немногие знают, что существует два окна: главное на мосту, которое фараон использует при большом стечении народа, и менее известное малое, внутри Большого дворца, где он встречается с сановниками, иноземными послами и посланниками.
— Замечательно. А если он не совершает такого перехода?
— Ну, обычно совершает, но если нет, никто не знает, где он находится. По всему городу имеются дворцы и резиденции, и всем известно, что он перебирается из одной в другую ради безопасности. Вероятно, в Северном дворце у реки; он окружен самыми высокими стенами, и почти никто из советников никогда туда не ездит. Говорят, что там устроено большое искусственное озеро для рыб и птиц и заповедный парк для всех видов животных, населяющих царство. Говорят, фараон проводит свободное время там, среди живых существ, в центре мира.
Хети бросил на меня быстрый взгляд, желая узнать, что я об этом думаю.
— Да уж, люди наболтают, — сказал я и улыбнулся ничего не значащей улыбкой. Мы по-прежнему не могли доверять друг другу в вопросах ереси.
Мы торопливо пробрались сквозь толпу до пересечения боковой улочки с Царской дорогой и выбрали хорошее место для наблюдения за тем, что случится дальше.
— В какой час он обычно выходит?
— Всегда в одно и то же время, если это не праздничный день. Он предпочитает приветствовать солнце в уединении, а затем выходит, когда оно поднимется на высоту девятого часа. Тогда свет, какой нужно. А после аудиенций, в двенадцатом часу, Ра встанет прямо над головой, и фараон перейдет во двор Большого дома. Церемония с посвящением Мериры состоится, вероятно, в этот промежуток.
— Значит, если мы подождем здесь и у фараона будет настроение, он пройдет мимо нас?
Хети кивнул.
— Конечно, необычно, чтобы царица отсутствовала. Она сама правит своей колесницей. Иногда их сопровождают принцессы в своих собственных маленьких колесницах. Люди, похоже, их любят. Семью. Возможно, сегодня он не выйдет.
Итак, мы стали ждать. Ра, по моему мнению, слишком неспешно поднимался на своей слепящей колеснице в вечно голубое небо. Я с досадой коротал время, наблюдая за людьми, спешившими по своим, видимо неотложным, делам, и попутно мечтал о еде. Затем впереди на Царской дороге наконец послышался грохот, активное движение. Всех идущих по дороге быстро отталкивали в сторону — авангард, громко трубя в трубы, очищал путь, хотя, строго говоря, почти никого поблизости и не было. Наоборот, из прилегающих улиц словно по мановению руки повалили люди, толкаясь и пихаясь, чтобы занять места как можно ближе, перекликаясь, восторженно крича, умоляюще протягивая руки к показавшейся колеснице, которую спереди и сзади защищали бегущие пехотинцы. Когда же сам Эхнатон — в девственно-белых одеяниях, в короне — проплыл мимо, стоя на помосте в своей колеснице, недвижимый и ни на что не реагирующий среди рева толпы и музыки, крики сделались неистовыми, а тянущиеся руки более настойчивыми. Он действительно выглядел как Правитель мира. Однако я помнил морщившегося от боли человека, с которым встретился наедине.
Уровень безопасности, наглядно демонстрируемый этим парадом власти, был высок. Нубийские, сирийские и ливийские лучники с большими, в рост человека, луками шли, направив стрелы на крыши или вниз, на толпы поклонников. Голые по пояс солдаты были облачены в военные юбки и несли щиты из бычьей кожи и топорики — отполированные и блестящие. При повороте к Большому дворцу группа охраны создала непроницаемую преграду между Эхнатоном и народом. Свита быстро свернула под пилоны и исчезла во дворе, вооруженная охрана стремительно выстроилась, защищая вход. Это была впечатляющая, тщательно отрепетированная, идеально проведенная демонстрация силы — случайный сброд сюда не вербовали. И как только фараон въехал внутрь, ворота плотно закрылись и снова воцарилась тишина. Но Хети был прав: люди заметили отсутствие царицы. Многозначительные взгляды, замечание, сказанное шепотом на ухо товарищу, и в ответ на него вопросительный взгляд или согласный кивок.