Страница 9 из 14
Он вздохнул.
— Давай-ка за работу. На нашем маленьком станочке, — глаза его заблестели, — мы сейчас выточим кое-какие детали для корабля. Дюраль у нас есть и латунь у нас есть. У меня один приятель в Москве вечно на какую-то свалку ездит за металлическим ломом. Такой же «таракан», как и я. Знаешь, на меня многие люди сердятся, что я иду по улице и не здороваюсь. Я все глаза долу держу, смотрю вниз.
Он тут же врубил станок.
— Алексей Яныч, — сказал я ему громко, под шум станка. Стружка от дюраля летела с визгом. — Алексей Яныч, давайте заготовки, надфиль, я пройдусь надфилечком по плоскостям, шкурка есть?
— Есть. Возьмем среднюю и мелкую. Вот она, на полу. Рядом, правее, в ящике надфили, там же и напильник крупный. Только возьми серый напильник, а не черный.
7
— Поехали в яхт-клуб? — Это я звоню Регише.
Наверное, я был в тот момент, как маленький росточек в пустыне или там в полупустыне: еще немного пекла — и я погибну, хоть капля дождя (вам с сиропом или без?) — и я оживу.
— Попозже. Поедем…
Это был какой-то тропический ливень с сиропом — душа у меня засветилась, запрыгала, затрепетала, я даже не расслышал время, которое она мне назвала, услышал только (вернее, сообразил, что услышал), что она говорит о времени, и переспросил, во сколько мы встретимся. Она сказала «привет» и повесила трубку. «А где? — подумал я. — Где мы встретимся? Что, просто у ее парадной или она говорила, где именно, а я прослушал?» Я решил, что если я выйду из дома минут за десять до встречи и буду ждать ее у парадной, то скорее всего не пропущу ее, и успокоился. Относительно, конечно. Относительно того успокоился, что не пропущу Регишу. А в остальном я напоминал деревце, листья которого трепетали на ветру, но на хорошем ветру, теплом, с холодными, правда, струйками.
А в школе в тот день происходило, вернее, произошло черт-те что.
— Милые мои, сказала наша нежнейшая Алла Георгиевна на классном собрании, — скоро конец учебного года, а у нас по плану два культурных мероприятия. Записали мы их в план давно, а разработок никаких не сделали. Надо назначить дни и ответственных.
Все завопили, как дикари на охоте, и могло сложиться впечатление, что все безумно хотят быть ответственными, на самом деле все было, я бы сказал, несколько наоборот.
— Тише! Тише! Ну, пожалуйста, — говорила Аллушка. На нее нельзя было смотреть без сострадания, неужели она за столько лет не привыкла к тому, что по крайней мере в нашем классе все очень любят повопить. — Дети! («Дети» — это ее любимое слово.) Дети, миленькие мои, ну, не шумите же! — Ноль соображения, что мы девятиклассники.
И именно ей, с ее ангельским характером, мы всегда уступали, хотя замолчать в этом случае было бы элементарной вежливостью при любом педагоге. Не завидую я этому любому другому педагогу. Аллушка, благодарно улыбаясь, сказала:
— Вот. Умницы. Итак, надо провести два вечера в нашем классе. Первый: «Любимые места Пушкина в Петербурге». И второй: «Диско — танец, диско — упражнение, полезное для здоровья».
— Один, — сказал Юлик Саркисян.
— Что «один», Юля? — спросила Алла Георгиевна.
— Надо сделать один нормальный вечер в двух частях.
Ну, шум начался, конечно.
— Тихо! Тише!
— Вечно, Юль, ты со своими странностями.
— Позвольте объясниться, — это Юлик. — Никаких странностей. Все логично, что характерно. В конце концов, мероприятия нет-нет, а срываются. Обидно будет, если одно из них сорвется. А так риск уменьшается вдвое.
— Юлик, — это кто-то из наших умниц-девочек из задних рядов, — если есть риск, то тогда полетят оба мероприятия сразу.
— Попался, Юля, — сказала Рита Шепель.
— И ничего не попался, — сказал я. — Сейчас он вам влепит. — Я знал, что мигом Юлик продумал все ходы вперед.
— Эти мероприятия, а точнее, это одно, объединенное, никогда не сорвется. По крайней мере, с точки зрения — сколько придет народу. На «диско» придут все? Все.
Опять начался гвалт, но уже (я слышал) чисто девчоночий гвалт, они шипели (некоторые), что Юлик недооценивает их любовь к поэзии Пушкина.
— Юлик, — сказала Аллушка. — Ты думаешь, что класс мог бы сорвать такое чудесное мероприятие, как пушкинский вечер?
— Нет, — сказал Юлик. — Я так не думаю. Пришла бы, скажем, половина, и мы бы считали, что все о’кей, народу полно и мероприятие состоялось. А надо, чтобы пришло побольше народу. Все или почти все.
— Противно! — пискнула наша Галочка, самая хорошенькая и самая маленькая в классе, малюсенькая-малюсенькая. — Противно, Саркисян. Нечего с помощью танцев заманивать тех, кто не хочет приходить на вечер великого поэта, понял?
Опять вопли, опять крики, опять глаза Аллушки, глаза раненого оленя, и опять — тишина…
— А ничего худого, — улыбаясь, сказал Юлик, — в этом нет. На ерунду заманивать нехорошо, а на великого Пушкина — очень даже хорошо. Все, кто придет, будут слушать с интересом, я уверен, из-за чего бы они ни пришли. Слушать и понимать.
В конце концов все это надоело, проголосовали, получилось — делать одно мероприятие из двух сразу.
Дебатировали вопрос об ответственном. Выбор пал на меня. Нет, я вовсе не против такого вечера и пришел бы с удовольствием, но почему именно на меня должна была выпасть ответственность организатора? Единственное, что успокаивало, что выручало, — это и мое какое-то, вроде как и у Юлика, умение считать, только простенькое, арифметическое, а вовсе не математическое: хорошая моя Ниночка из моего дома обеспечит мне помощь с пушкинской темой, а диско я свалю на любимого Ванечку Пирожка.
…С того момента, как мы должны были встретиться с Регишей (и не встретились, не встретились), кажется, все в моей жизни покатилось в несколько убыстренном темпе, а уж в насколько убыстренном — я определить не мог, ни теперь, ни тем более тогда.
Когда я, перед встречей с Регишей, вышел во двор, вся компания сидела там — без Региши, правда, и без Стива.
Все они, увидев меня, подняли приветственно руку, помахали мне, не то чтобы — иди к нам, а просто «привет», я сделал то же самое, пошел к выходу на улицу, к парадной Региши, секунда, другая, и тут кто-то положил руку мне на плечо, я обернулся — Ирочка.
— Я тебя зову рукой, а ты не идешь, — сказала она.
— Я думал, просто так, привет, — сказал я.
— Нет, я манила.
— А я не понял, — сказал я. Было как-то неуютно от ее присутствия, я хотел быть один. И тут она добавила:
— Она не придет.
— Кто… она?
— Региша, «кто». Она мне звонила, чтобы я тебя предупредила.
— Что случилось?!
— Они где-то там гуляли, Стив прицепился к какому-то иностранцу, и его забрали в милицию, а она его выручает. Пойдем погуляем. Вы куда собирались?
Не знаю почему, но я ляпнул, что в яхт-клуб.
— Ну и поехали, — сказала она. — Неохота с ними сидеть.
Мы поехали. Неуютно было очень, уж лучше, гораздо лучше было бы, если бы я поехал один, но так уж получилось, что Ира вела себя как-то тихо, совсем не плохо — была почему-то грустная.
— Где ты научился так танцевать? — спросила она.
— Хм… Нигде. Само получилось, а что?
— А я училась, и все равно хуже, чем у тебя, получается.
— Не заметил. По-моему, очень здорово у тебя получается. Как у звезды в кино.
Мы оба засмеялись.
— Мне с ними скучновато, вот я и пошла с тобой. Не злишься?
— Злюсь, — сказал я. — Очень. Иди-иди, только ты-то не злись, если я ерунду болтать буду.
— Влюбиться бы, — сказала она. — Это же такое счастье!
— В кого это? Разве большой выбор?
— А хоть в тебя! Танцуешь, как бог. Хорош собой.
— Нет-нет, не надо, не надо, — серьезно вдруг сказал я и увидел, что она смеется. Я тоже улыбнулся.
— Да ну тебя, — сказал я, — как маленькая. Ты же уже взрослая.
— А ты зато красивый. И не злой.
…В яхт-клубе было тихо. Мы прошли по правой его части, останавливаясь и глядя на лодки. Они тихо стояли на воде, без парусов. С парусами, без — я вдруг подумал, что сейчас мне это все равно. Что-то случилось со мной, мне было как-то все безразлично, что ли. Я смотрел на воду, что-то говорила Ира, смеялась, даже ущипнула меня один раз, ужасно неловко, но я даже не отмахнулся.