Страница 10 из 18
Обени содрогнулся, ощутив, как низ живота скрутило невидимой рукой. Конечно, он слышал, что ящеры привычны к огню, но чтобы настолько… Вдруг ещё одна мысль залезла ему в голову, и лесник даже повернулся на козлах, вглядываясь в темноте в своего спутника.
– Нет, погоди, Рагнар, но… дети?!
– Так я ж говорил, двое – старший сын и…
– Да нет же! А эльфийское проклятие?!
– Ах, это! Про то, что от ящеров если понесёшь, то после родов в чудо-юдо какое-то превратишься? Да, мы с Эйтаной поначалу береглись. Ну, вы понимаете. Но я же знал – она хочет детей, да и я был бы рад. В общем, это тяжелей всего, наверное, было, – ящер шумно вздохнул. – Я пил сок береги-корня, она – какое-то эльфийское снадобье. А по ночам плакала. А однажды пропала. Сбежала. Я бросился искать – где там! Я ж не следопыт. Случайно на след напал. Она на утёс побежала, хотела броситься вниз, но испугалась. Когда я прибежал, она вся в слезах, одежда порвана, щёки в крови. Оказалась, мой отвар подменила, и понесла от меня. Что мне было делать? Только молиться Хррагу.
Обени почувствовал, как в рыкающем голосе ящера заплескалась былая пережитая боль. Рагнар умолк, затем продолжил, уже бодрее:
– Хрраг помог. Хотя Эйтана говорит, что Арфист, но я-то лучше знаю. А как Эйррбор родился, такую пирушку закатили. Всем кланом гуляли. Мальчишка вылитый я! Конечно, какой там Арфист?! Ненаглядка моя родила, и краше прежнего стала. Мы расхрабрились, и через два года Хрраг нам Эйтаррночку послал. Дочка в мать пошла. Только кожа кое-где ящеричья. Всё хорошо, в общем, было, пока отец моей Эйтаны в долги не влез. Да занял не у кого-то, а у королевского банка. С него и на дочку долги перекинули. Что было делать? Я назанимал у наших, сколько смог, и выкупил разрешение на рудознатческое дело. Помолился Хррагу да и пошёл в горы. Полгода впустую, на воде да мхе, как тролль. Но, – Рагнар хлопнул по мешку, – всё же сжалился Хрраг. Хватит и долги отдать, и жену устроить, как полагается.
Впереди показались огни заставы. Обени сдал начальнику караула повозку с бандитами. Крестьянина осторожно перенесли под навес, и лекарь влил ему в рот несколько ложек микстуры. Затем перевязал раны полевыми бинтами и прочёл несколько заклинаний. Вопросительно глянул на Рагнара. Тот кивнул, и кристалл из ладони крестьянина перекочевал в карман лекаря.
Крестьянин открыл глаза. Сначала он застонал, потом попытался осмотреться.
– Вы на заставе по дороге к Зеленухе, – выговорил склонившийся к нему Рагнар. – Разбойников мы повязали. Лошадь с повозкой ваши тут. Лекарю я заплатил – он вас ещё подлечит, пока не сможете сами встать.
– Хвала Элрику! – запричитал старик. – Я думал, уже на Сером острове лечу. Думал, всё. Сынок, как тебя зовут?
– Рагнар.
– Рагнар, сынок! – старик сглотнул. – Ты не думай, мы, дворфины, добра не забываем, чай не из дуба выструганы. Ты добрый парень. А добро – его хоть в море выкинь, оно к тебе вернётся! Пригожусь и я тебе. Молиться Элрику и Хррагу каждый вечер стану за тебя.
– Не помешает, – весело прорычал ящер. – Но теперь мы спешим. До встречи, господин!
Глядя вслед уходящим фигурам, начальник караула удивлённо поджал губу:
– Хорошо они банду Черепа отделали! Удача тебе, старик, что они мимо шли. Я б такого трухлявого пня спасать в лес не сунулся, – и солдат от души рассмеялся.
Когда мои твёрдые когти крошат камни, когда я лезу по скале вверх, к агатовому небу, когда ледник отдирает от меня куски мяса, я спрашиваю себя: а если они обманут? Что, если я выполню свою часть сделки, что, если пройду этот путь, не сдамся, одолею, но – получу лишь кривые усмешки богов? Куда мне идти тогда?
Иногда я гоню эти мысли. Я бьюсь головой в камень так сильно, что они вылетают прочь. Иногда мысли сопровождают меня, как стая нетопырей, истошно крича, заставляя сбиваться с тропы. Я хотел бы схватить их и сожрать.
Но, иногда, слава богам, что редко, я думаю о том, что отказ от сделки – не самое плохое. Хуже всего то, что меня запомнят вовсе не тем, кем я был. Взирая на мир с одного из Серых островов, я увижу, как возносят моё имя. И как милосердием топчут всю мою жизнь, сладко улыбаясь друг другу. Как кто-то вроде меня идёт моей ложной тропой, и, сломавшись, укоряется меня, обвиняет в своих заблуждениях. Пройдя свой путь до половины и остановленный волей богов, я предам всё, во что верил. Я вознесу вместо того, чтобы сбросить.
И тогда я рычу в чёрное ночное небо – яростно и тоскливо.
– Что ещё за лягушачьи бега? – недоумённо поинтересовался начальник конвоя. Седой эльф насмешливо прищурил левый глаз.
– Когда лягушки бегают наперегонки.
– Лягушки не бегают, господин капитан.
– Так, смотря, что за лягушки. Давай-ка нам парочку твоих.
Отряд гвардейцев, окруживший обоз с каторжанами, весело заулюлюкал.
– Слушайте, Ваша милость, я принял их по описи…
– Так и сдашь по описи, – ухмыльнулся эльф, – только по другой. Им всё равно всем на Серые острова.
– Какие может и выживут, – угрюмо бросил начальник конвоя. Эльф достал золотую монету.
– Послушай, добрый гном. Мне и моим парням уже завтра в поход. Про Залив Кракена слыхал?
– Говорят, поганое место.
– Ещё хуже, чем говорят. Тебе легче с земли на Серый остров запрыгнуть, чем нам живыми вернуться. Я хоть потешу ребят. У тебя же одни воры прожжённые да висельники – в рудники добрых горожан не сошлют.
Гном махнул рукой, взял монету и достал ключи.
Вдоль края болотной топи выстроились несколько заключённых. Один из них вместо того, чтобы сгорбленно стоять лицом к болоту, лежал к нему спиной. Ещё он отличался тем, что ему дали стрелу. Правда, она крепко застряла в его кобольдовом черепе, и вынуть стрелу он уже не мог. Остальные не хотели получать стрелы. Они согласились, что по новым правилам лично им пятерым требуется заработать билет на рудники, добежав до дальней сосёнки, одиноко торчащей посреди кочек.
– Напоминаю, – мелодичный голос эльфа пробил тишину, – плечи – два, локти – три, бок – пять, зад – одно…
Гвардейцы загоготали.
– Уши – десять, нос и подбородок – двадцать.
– Пошли!
Петляя и оглядываясь, каторжники рванули к сосне. Гвардейцы, продолжая смеяться и делать ставки, взяли прицел.
– Вон тот, ящерёнок, как семенит!
– Да у него и ушей нет, во что там стрелять!
– В зад! Наверно, там у них уши!
Над болотом свистели стрелы, и разносился весёлый хохот.
Капитан, поддавшись общему задору, взял лук и, насмешливо кривя тонкие губы, оттянул тетиву к щеке, где по гладкой коже бежала выжженная умелым мастером дорожка из алых слезинок.
– Пожар!!! – вопила баба.
– Да не слепые, – проворчал Обени, вновь припуская вслед за ящером. Минуту назад они вышли на околицу какой-то крупной деревни и тут же заметили, как с другого конца поднимается столб дыма, полный ярких искр.
– Склад горит! Где чародей?! Воды! Песком его! – слышались крики.
– Что за склад? – попытался выяснить Обени на бегу, хватая одного из мужиков.
– Вата, господин, холсты, ссс-самогон, мммм-масло горькое…
– Уже рвануло?
– Нет, кажись!
– Рагнар, стой, дурак, стой!!! – заорал Обени. – Там горькое масло!
Но ящер словно и не слышал его. Он подбежал к крестьянину с расшитым поясом деревенского старосты.
– Помощь не нужна? Всех вывели?
Староста не успел рта раскрыть, как в ноги Рагнару упала какая-то старушка.
– Миленький, муж мой там, муж с внучкой! Наверху где-то!
– Рагнар, не надо!!! – Обени попытался схватить ящера, но тот уже рванул в самую гущу огня. Лесничий заслонился рукой от жара – глаза словно выкипали. Борода задымилась. Пожар, охвативший длинный трёхэтажный дом, всё усиливался. Люди оставили попытки потушить его, и теперь боязливо отбегали прочь, бормоча молитвы.
– Пропал чародей, сволочь! – заорал кто-то в самое ухо. – Гадина, сам и поджёг!