Страница 16 из 49
Он спрятал письмо под соломой и стал ждать нового поручения в деревню. Через несколько дней наконец дождался. На почте привыкли, что пес приносит письма, но на этот раз у него было только одно, собственное.
Сириус вошел на почту с корзинкой, запиской к бакалейщику и письмом. Он направился прямо к ящику, поставил корзину, достал письмо, поднялся на задние лапы и опустил конверт в прорезь.
В деревне привыкли к этому зрелищу, и проходивший мимо доктор Хью Вилльмс почти не обратил на него внимания, и все же, встретив несколько дней спустя мистера Пага, упомянул о том случае, расхвалив умную собаку. Но Паг помнил, что в тот день не посылал писем. Он решил, что жена могла написать матери в Бала, или Джен доверила Брану любовную записочку. Эта мысль его встревожила, потому что Паг, по натуре добродушный и питавший к людям доверие и уважение, был весьма старомодным отцом. Добравшись до дома, он учинил расследование. Миссис Паг и Джен дружно отрицали, что давали Брану письмо. Открыв ящик комода, фермер обнаружил обмусоленный блок марок. Одной не хватало, две были порваны. Он с негодованием обрушился на дочь, обвиняя ту в тайной переписке, воровстве, лжи и криворукости- Джен горячо оправдывалась и наконец крикнула: «Спросил бы лучше у Брана, чье это было письмо.». Издевка заронила в голову фермера дикое подозрение. Он вернулся к ящику и вынул карандаш. На нем были следы зубов. Брана или его собственные? Безумное сомнение!
Глава 6
Родовые схватки личности
Первое полугодие Плакси в пансионе показалось Сириусу бесконечным, но в должный срок подошло время каникул. Сириус отсчитывал дни, выкладывая по камушку в день на старом ящике. Однажды, когда до желанной даты оставалось совсем немного, и пес рассчитывал еще на два-три трудных дня, он, вернувшись с Пагом и с другими собаками с пустошей, увидел во дворе Томаса и едва не сбил того с ног бурным приветствием. Мужчины стряхнули снег со шляп и одежды и прошли в кухню. Сириус, на спине которого тоже скопился снег, знал, что в таком виде ему нельзя соваться в кухню, и все же, старательно встряхнувшись, вошел. Миссис Паг снисходительно улыбнулась.
Томас спросил об успехах своего питомца в роли пастушьей собаки и получил подробный отчет. Сириус показал себя таким же выносливым, как Идеал, но далеко превзошел его умом и ответственностью. Однако он был малость не от мира сего». Этакий мечтатель! Иногда его заставали дремлющим и, пока пес спохватится, от стада порой успевала отбиться овца. Он словно бы «думал о другом». При этих словах Паг с намеком покивал Томасу, но тот лишь перевел разговор на другое. Под конец разговора Паг всучил Томасу десять шиллингов без четырех с половиной пенни, заверив, что это заработок Брана, из которого он удержал «кое-какие расходы». При этих словах фермер подмигнул Сириусу, и тот удивленно фыркнул и дрогнул хвостом, после чего поспешно отвернулся. Томас не хотел брать денег, но Паг настоял.
Путь домой по мокрому снегу представлялся Сириусу дорогой в рай. Томас объяснил ему, что они с Элизабет решили приехать парой дней раньше, чтобы подготовить дом к возвращению из пансионов Плакси и Жиля. Тамси и Моррис, уже закончившие школу, проводили праздники с друзьями.
Сириус рассказал немного о себе.
— Понимаю, все это идет мне на пользу, но не думаю, что еще долго выдержу такую жизнь. Я схожу с ума от одиночества. Ни поговорить, ни почитать, ни музыку послушать. И сознавать при этом, что за пределами фермы лежит большой и удивительный мир! Плакси далеко меня обгонит.
Эти слова поразили Томаса, плохо разбиравшегося в чужих душевных движениях. Он осторожно заметил:
— Неужели было так плохо? Одним словом, мы это тщательно обсудим.
По его тону Сириус понял, что ученый недоволен и разговор будет неприятный.
Элизабет встретила Сириуса как родного сына: обняла и расцеловала. Он, прежде бойкий и шумный, теперь лишь тонко постанывал от радости.
На следующий день приехал Жиль, а днем позже — Плакси. Томас поехал на станцию встречать ее, и Сириус сидел в машине рядом с ним. Из поезда вышла длинноногая школьница в школьной шляпке и накидке. Поцеловав отца — наверняка с привычной, довольно сдержанной теплотой — она присела, чтобы обнять Сириуса.
— Я твое письмо получила, — шепнула она, — но ответить не могла, ты же понимаешь?
Конечно, не могла. Сириус с наслаждением вслушивался в знакомый голос и улавливал в нем нотки скрытого беспокойства, привнесенные школьной жизнью.
Первую половину каникул Сириус попросту наслаждался домашней жизнью. Он почти забыл о двух фактах, проявившихся с самого начала: Томас не думал забирать его с работы овчарки, а Плакси переменилась.
Неделю или около того он просто радовался дому, семье, где не всё и не всегда бывало мирно, но каждый чувствовал себя своим и нужным. После долгого одиночества Сириусу как воздух нужны были долгие семейные беседы. Иногда семья выходила на прогулку, иногда выезжала на Молуйн, на Риногид или Арениг, но Сириус куда охотнее оставался бы дома за чтением, музицированием, разговорами и сотнями мелких дел, заполняющих день.
День или два он не отходил от людей, а потом начал возвращаться к старым увлечениям. Не только читал, сколько выдерживали глаза, не только занимался музыкой, но и разрабатывал собственное искусство запахов. Для этого он собирал разные материалы, отличавшиеся резким или многозначительным запахом и смешивал их на тарелках. Или, насмешив всю семью, выкладывал длинными рядами на садовых дорожках и шел по следу от начала до конца, выпевая странную и сложную мелодию: не человеческую и не собачью. После таких концертов он часто бывал молчалив и рассеян. Иногда в нем просыпалось настроение к охоте и Сириус исчезал на долгие часы, возвращаясь усталым, в грязи. Зачастую он приносил с охоты зайца или кролика, а то дикую утку или шотландского тетерева, которых отдавал Жилю с просьбой приготовить. А порой ничего не приносил, зато сам выглядел нажравшимся до отвала.
Этим занятиям уделялось не много времени: Сириус как никогда жаждал общения, особенно с Плакси. Он не сразу заметил, что, оставшись вдвоем, они не всегда достигали непринужденной близости, как бывало встарь. Иногда оба не знали, что сказать; порой Сириусу оказывались скучны рассказы Плакси о школьной жизни: иногда он как будто теряла интерес ко всем делам, которыми друзья прежде занимались вместе. Сириус ожидал, что девочка не просто опередит его в изучении школьных предметов — так, конечно, и случилось — но и острее, настойчивее увлечется жизнью разума. Ничего подобного. Ее, по-видимому, больше всего интересовали однокашники с их любовью и ненавистью, а так же учителя и учительницы, игравшие большую роль в ее новой жизни. На просьбу Сириуса научить его тем удивительным вещам, которым она наверняка научилась за эти полгода, она отвечала: когда-нибудь, со временем — и всегда находила предлог отложить урок. Наконец предлоги иссякли. Плакси сидела, лаская шумно мурлычущего кота Смурта. Сириус, который в тот период жадно поглощал все знания без разбора, попросил рассказать, что она выучила в школе о Кавалерах и Круглоголовых[2]. Припертая в угол Плакси взорвалась:
— О, хоть на каникулах избавь меня от зубрежки!
Больше он не просил.
Не то, чтобы они меньше любили друг друга. Напротив, обоим хотелось чаще бывать вместе, но каждый раз между ними повисала легкая дымка отчуждения. А случались и обиды: например, когда Плакси, души не чаявшая в Смурте и прозвавшая его «своей черной пантерой», полушутя заявила, что она — ведьма, а спутником ведьмы непременно должен быть черный кот, а вовсе не здоровенный неуклюжий пес. Но такое бывало редко. Обычным стало чуточку скованное дружелюбие. К этому времени в Плакси по отношению к Сириусу развилась девичья стыдливость. К примеру, она поразила его, почему-то отказываясь отозваться на привычный сигнал, призывавший помочиться за компанию. Правда, эта новая застенчивость накатывала на нее лишь временами, когда Плакси чувствовала, что слишком зависима от Сириуса.
2
Прозвища соответственно роялистов и паралментаристов во времена Английской революции.