Страница 11 из 91
Приведение его в исполнение началось еще до Саматихи. Так, полным фиаско закончился поход О. М. в Госиздат за переводом. Редактор отдела западной литературы хотел дать ему перевести «Дневник» Эдмона и Жюля Гонкуров, на эту работу Мандельштамы всерьез рассчитывали, как на единственный источник собственных средств. Но Луппол[105] отказал О. М. в этом счастье категорически и бесповоротно.
Трудно сказать, вспомнил ли О. М. в этот момент о разговоре с Фадеевым, но он тотчас же, по горячим следам, написал Ставскому:
Сейчас т. Луппол объявил мне, что никакой работы в Госиздате для меня в течение года нет и не предвидится.
Предложение, сделанное мне редактором, таким образом снято, хотя Луппол подтвердил: „мы давно хотим издать эту книгу“[106].
Провал работы для меня очень тяжелый удар, т. к. снимает всякий смысл лечения. Впереди опять разруха. Жду Вашего содействия — ответа.
Машинописная копия этого письма сохранилась в переписке Правления ССП за 1938 год[108], причем в левом верхнем углу начертана резолюция Ставского: «Т. Каш. Сохраните — Мандельштам»[109].
Т. Каш. — это В. М. Кашинцева, заведующая секретариатом ССП, а вот что значит сама резолюция «Сохраните Мандельштама»? То есть помогите ему, не дайте ему погибнуть? Или «Сохраните — Мандельштам», т. е. подколите к делу О. М.? Судя по результату, второе правдоподобнее.
Впрочем, О. М. и не подозревал об этой резолюции, как и не догадывался и обо всем ее лицемерии.
Ставский и Костарев
Сколько раз — по телефону, письменно и лично — обращался Осип Эмильевич за защитой и помощью к Ставскому!
Владимир Петрович Ставский (Кирпичников), автор не самых громких повестей о коллективизации, редактор «Нового мира» и формальный преемник самого Горького на посту первого секретаря СП СССР, был одновременно поручителем за некоего Костарева (Костырева), незваного «квартиранта» О. М., «спланировавшего» таким образом из Приморья прямехонько в двухкомнатную квартиру 26 в Нащокинском переулке — в ту самую, что «тиха, как бумага» и «пустая, без всяких затей»… Это немаловажная, а может статься, и роковая для О. М. деталь, ибо за последующими действиями главного, по должности, писателя страны стоял не один только корпоративный интерес (навсегда избавить писателей от зловредного влияния О. М.), но еще и личный (потрафить другу молодости и навсегда избавить квартиру О. М. от зловредного присутствия хозяина).
О тесном контакте и несомненном «доверии», которым Костарев пользовался у органов, достаточно внятно говорит эпизод с «монтером» из ОГПУ, которого он привел в квартиру О. М. дабы продемонстрировать: хозяин не за 101-м километром, а тут, дома, в Москве, попивает чаек, — и грубейшим образом попирает предписанный ему административный режим.
Но еще более тесный контакт с органами имел сам Владимир Петрович.
И тем не менее в начале 1938 года кресло под Ставским закачалось. 20 января 1938 года А. К. Гладков записал в дневнике:
«Говорят, что пошатнулось положение Ставского. Этот бездарный наглец, ставший каким-то образом во главе нашей литературы, наверно, уже не нужен сейчас, когда главная чистка проведена. Его опалу можно поставить в связь с увольнением Керженцева и Шумяцкого».[110]
И еще через восемь дней:
«Пресса обрушилась на Ставского».[111]
Частичное объяснение этому содержит письмо самого Ставского М. Ф. Шкирятову, заместителю председателя Комиссии партконтроля при ЦК ВКП(б) от 4 ноября
1937 года:
«В добавление к устному сообщению о том, как обсуждается заявление П. Рожкова против меня в Союзе Советских Писателей — сообщаю следующее:
— Партгруппа вместе с парткомом выделила комиссию для разбора заявления П. Рожкова и фактов, изложенных в нем.
В комиссию вошел и Феоктист Березовский, делом которого я занимался вместе с партколлегией по Московской области, по Вашему поручению. Это дело Вам известно (Березовский бегал от большевиков к меньшевикам, укрывал службу сыновей у Колчака, поддерживал зятя — белого контрразведчика и т. д.). Березовский и раньше не скрывал своего резкого отношения ко мне.
Свою же работу в комиссии по разбору заявления П. Рожкова он начал с того, что огласил на комиссии заявление против меня из 16 пунктов. Это заявление до сих пор неизвестно ни партгруппе, ни мне.
Сегодня мне стало известно, что Феоктист Березовский[112] собирает против меня материал и письменные показания даже за пределами Союза Советских Писателей. — Он вызывает и ездит сам на квартиры к людям, ранее работавшим в аппарате Правления ССП и уволенным мною по совету из НКВД (капитана госбезопасности т. Журбенко) и за упущения и проступки по работе.
Когда я спросил председательствующего в комиссии — зам. секретаря парткома т. Оськина — знает ли он об этом факте, т. Оськин подтвердил, что это — правда, и что Березовский уже передал показания одного из уволенных мной…
Тут особенно выразительна ссылка на капитана госбезопасности Журбенко, дающего Ставскому указания, кого увольнять, а кого нет!
За неделю до этого, 28 октября, Ставский записал в дневнике:
«С т. Л. Мехлисом. 1. Не управляюсь. Осложняется дело заявленьями: 1) Рожкова, 2) Марченко, 3) Ляшкевича, 4) Кулагина, 5) Лахути. РК пересылает Шкирятову, а мне ни одного доклада в районе. 2. Комиссия — по предложению Березовского — меньшевик»[114]
…Но, защищаясь, Ставский не забывал и о своих текущих делах. Тем же днем датирована следующая запись: «Костарев: вызвать»[115].
Зачем занадобился Ставскому его старый кореш, можно понять из записи в дневнике назавтра: «О Мандельштаме: взять стихи и прочитать. / Павленко: Статья о „Перевале“»[116].
Видимо, у Ставского накопилась критическая масса писательских заступничеств за О. М. (а может, и доносов), и он решил уделить этому вопросу какое-то время. Расспросив Костарева обо всем, что тот знал об О. М. на текущий момент, он устроил что-то вроде совещания с Сурковым и, возможно, Павленко по поводу О. М., для чего даже решил прочитать, наконец, стихи последнего, на чем их автор так громко настаивал еще с воронежских времен. Тогда-то, возможно, Ставский и передал Павленко сами стихи и попросил его написать «рецензию» на них. Несомненно, он проконсультировался, по обыкновению, и с капитаном Журбенко, выполнявшим при Ежове ту же роль, что Агранов при Ягоде.
И вот у такого человека бедный Осип Эмильевич ищет защиты и покровительства?!. У своего, без тени преувеличения, палача?!.
В конце биографической справки, составленной Н. М., перед отъездом в Саматиху стоит многозначительная запись: «Разговор со Ставским о казни»[117]. Возможно, это тот же самый разговор, о котором О. М. писал Кузину, возможно, другой. Важно лишь то, что к этому времени начальственное терпение Ставского лопнуло (сработали, видимо, и костаревские приятельские доносы и приставания, да и писательский шумок раздражал), и он окончательно решил продолжить этот «разговор о казни», — но в иных сферах.
105
Луппол Иван Капитонович (1896–1943) — выпускник Института красной профессуры, воинствующий марксист-литературовед и обществовед, академик АН СССР (1939). Возглавлял Главнауку (1929–1933) и Институт мировой литературы АН СССР (1935–1941). На Первом съезде писателей в августе 1934 г. был избран членом правления СП СССР. На увиденную в газете фотографию Луппола и Жан-Ришара Блока, почтившего съезд своим присутствием, О. М. отозвался следующей эпиграммой: «Не надо римского мне купола / Или прекрасного далека, / Предпочитаю вид на Луппола / Под сенью Жан-Ришара Блока». В 1938 г. — главный редактор ГИХЛ. В конце февраля 1941 г. был арестован (в писательском доме творчества «Сагурахи» под Тбилиси), а 8 июля 1941 г. приговорен к расстрелу и с 29 октября 1941 г. содержался в камере смертников Саратовской тюрьмы. После отмены в июле 1942 г. смертной казни был переведен в ИТЛ в Мордовию, где и умер 26 мая 1943 г.
106
«Дневник» братьев Гонкур был издан на русском языке только в 1964 г.
107
Мандельштам О. Собр. соч. в 4-х тт. М., 1997. С. 199.
108
РГАЛИ. Ф. 631. Оп. 15. Д. 294. Л. 113.
109
Фамилия Мандельштам подчеркнута двумя чертами.
110
РГАЛИ. Ф. 2590. Оп. 1. Д. 79. Л. 11. Платон Михайлович Керженцев (Лебедев; 1881–1940) и Борис Захарович Шумяцкий (1886–1938) — руководители (председатель и зам. председателя) Комитета по делам искусств при Совнаркоме СССР. Шумяцкий, по совместительству, начальник Главного управления кинопромышленности: 17 января 1938 г. он был арестован и 28 июля 1938 г. расстрелян; Керженцев 19 января 1938 г. был снят со своего поста. (О репрессии Шумяцкого см.: «Верните мне свободу!». Деятели литературы и искусства России и Германии — жертвы сталинского террора. Мемориальный сборник документов из архивов бывшего КГБ / Сост. В. Ф. Колязин при участии В. А. Гончарова. М., 1997. С. 162–168).
111
Там же. Л. 14. Имеется в виду письмо Ал. Толстого, А. Фадеева, А. Корнейчука, В. Катаева и А. Караваевой в редакцию «Правды» о недостатках в работе Союза писателей, в котором, в частности, говорилось:
«Длинная очередь в приемной ответственного секретаря Союза писателей тов. Ставского, — очередь молодых, пожилых, седых советских литераторов, месяцами не могущих попасть на прием. И — бесконечные бюрократические заседания (с резолюциями, стенограммами, протоколами, выписками из протоколов), заседания, преисполненные зеленой скуки и отрывающие писателей от непосредственной писательской работы».
112
Березовский Феоктист Алексеевич (1877–1952) — советский прозаик, член ВКП(б) с 1904 г.
113
РГАЛИ. Ф. 1712. оп. 1. Д. 110. Л. 88.
114
Там же. Л. 62. Всего за четыре дня до этого, 24 октября, Ставского выдвинули в Совет национальностей:
«Шифром. Грозный Обкомпарт Быковцу. Срочно телеграфьте шифром согласие с предложением выдвинуть кандидатом в депутаты в Совет национальностей от одного из ваших округов товарища Ставского писателя. Передаю по поручению ЦК ВКП(б) пр. 12/с — 1818 рп. Маленков. № 234. 24/Х-37. 11.25»
115
РГАЛИ. Ф. 1712. Оп. 1. Д. 110. Л.
116
Там же. Л. 66.
117
Жить подальше от литературы. К 115-летию Н. Я. Мандельштам [Беседы профессора Кларенса Брауна с Н. Я. Мандельштам; Приложение: хроника жизни О. Э. Мандельштама] / Публ. и примеч. С. В. Василенко и П. М. Нерлера. Предисл. П. Нерлера. // Октябрь. 2014. № 7. С. 166. В Сети: http://magazines.russ.ru/october/2014/7/7p.html.