Страница 19 из 196
Кинним - о ритуальной нечистоте домашней утвари, одежды и проч., в истолкование Левит, гл. 11, ст. 33—35; 12) Охалот — о приношении в жертву горлиц или голубей, в истолкование Левит, гл. 1, ст. 14; гл. 5, ст. 7; гл. 12, ст. 8.
VI отд. Техарот или чистоты. Он состоит из 12 трактатов: 1) Келим — о ритуальной нечистоте жилых помещений, в истолкование Числ, гл. 19, ст. 14 и 15; 3) Негаим — о прокаженных людях, нечистых одеждах и жилищах, в истолкование Левит, гл. 13 и 14; 4) Пара - о рыжей телице и пользовании ее пеплом для очищения, в истолкование и применение Числ, гл. 19; 5) Техарот, т.е. чистоты — о второстепенных состояниях нечистоты, прекращающихся до заката солнца, или, вернее и тоньше, которые убиваются, как микроб противоядием, самым фактом секунды прорезания солнца «туда», за горизонт; 6) Микваод — о бассейнах, годных для очищения; тут излагаются правила миквы, о которых мы выше говорили. Не можем удержаться, чтобы не привести из трактата Иома (гл. VIII) следующих поразительных слов о микве: «блаженны вы, Израильтяне! перед Кем вы очищаетесь и Кто очищает вас! Отец ваш, Который на небесах, ибо сказано у Иезекииля, 17, 13: «Ты Господи, микве Израилева»; подобно тому как микве очищает нечистых, так Святый — благословен Он — очищает Израиля»; 7) Нидда - о нечистоте, порождаемой особенностями женской природы, менструациями и родами, в истолкование и применение Левит, гл. 15, ст. 19—31; гл. 12, ст. 2—8. Заметим, что артериальная кровь, нервная, семенная — свята, венозная — всегда грешна, и пятно ее на руке, платье, на полу соделывает «нечистыми» пол, платье, руку. Имея в виду это разделение, и никогда — ту часть тела, откуда выходит кровь, мы поймем все моменты этого рода «нечистоты», даже и отдаленно не содержащей мысли о нечистоте или скверне самых органов; между тем у других народов, принявших библейский теизм, эти очищения были приняты как показатель «нечистоты» органов или процессов, напр., зачатия или рождения; 8) Мехширим — о жидкостях, делающих предметы, напр., пищу или семена-сеянцы, восприимчивыми к нечистоте, в истолкование Левит, гл. 11, ст. 34-38; 9) Завим — о нечистоте, возникающей вследствие общения с гноеточивыми (Левит, гл. 15). Обратим внимание: гной — гнилое, больное, к смерти, антинервное, трупное — посему оно есть грех: «смертью да умрешь» после и вследствие и даже смежно с грехопадением; 10) Тевул-Иом — о нечистом человеке, «погрузившемся в воду днем» и пребывающем еще в состоянии нечистоты до захода солнца;
Ядаим — о ритуальной нечистоте рук и способах очищения;
Укцин — о восприимчивости к нечистоте «плодоножек», шелухи и косточек в плодах.
Сверх этого, в изданиях вавилонского Талмуда, обыкновенно в конце четвертого отдела, помещается еще несколько трактатов, сходных с Мишною по языку и расположению, но в которых около древнего текста есть несомненно нового происхождения вещи. Всех этих трактатов — четырнадцать. Мы назовем из них те, которые имеют отношение к нашей мысли:
«Эвел Раббати» — План Великий, эвфемистически «Семахот» (радости) — законы о трауре, о погребении мертвых и проч.
«Калла» (= невеста, молодая жена) — о супружеской жизни.
«Дерек Эрец Рабба» — большой трактат о приличиях (11 глав) и другой — «Малый трактат о приличиях» (9 глав).
«Перек ха-Шалом» — глава о мире.
«Авадим» - о рабах.
«Кутим» - о самарянах.
«Герим» — о прозелитах.
«Соферим» (21 глава) - о переписке свитков Закона и о литургии.
XIII
Всякая вещь познается в своей конкретности, и благочестие юдаическое, может быть, лучше всего можно передать, нарисовав благочестивого еврея. Автобиографические признания, находящиеся у нас под рукою, дают прекрасный материал для этого. Скрепя сердце, любя и раздражаясь, почти в каждой строчке смеясь, но каким-то добрым смехом, он описывает отца своего:
«...Ему недаром достался почетный титул фрумер, что значит набожный: он действительно был набожен до высшей степени этого достойного человеческого качества, и, замечательно, чувство это, т.е. идея набожности, привилась к нему в самом раннем детстве, чуть ли не с пятилетнего возраста. Осиротев на пятом году, отец мой, маленький гедалий, был отдан своею матерью одному краковскому еврею на пропитание; у еврея этого, очень зажиточного, был свой большой дом и во дворе его водилось множество домашних птиц — куры, гуси, индюки и т. п. Чтобы мальчик не дармоедничал, хозяин специально поручил ему наблюдать за птицами, чтобы не разбежались по чужим дворам, чтобы своевременно были накормлены и т. д.
Сначала дела шли так себе, ничего, мальчик старательно исполнял свою обязанность, находясь безотлучно при птицах, наблюдая усердно за ними; но вскоре стала заметна перемена в поведении мальчика: он стал пропадать по целым дням неизвестно где и для чего.
Начал хозяин допытываться: где ты, гедалий, пропадаешь?., для чего? Но ответа не добился - мальчик, как истукан, с опущенными вниз глазами, стоит и молчит. Хозяин раз-два по затылку ему: говори, мол, где бываешь, — мальчик не отвечает. — «Есть, пить не дам!.. Заморю до смерти!»... Мальчуган стоит и молчит, будто не ему говорят21 .
Делать нечего, надо следить за ним, — решил хозяин в своем уме: «Кто знает, может быть, воровать ходит или же у меня ворует птиц и продает на сторону», и на другой же день начал следить за ним.
Проснувшись утром, раньше обыкновенного часа утренней молитвы22 , хозяин, не поднимаясь с постели, прищуренными глазами начал следить за мальчиком. Видит он:
Мальчик, тихонько, без шума, поднимается со своей постельки, состоявшей из соломенного, заплатанного тюфячка, из-под которого достает какую-то книжку, и накинув на себя нанковый халатик, осторожно отворяет дверь комнаты — и на дворе.
Хозяин, вскочив с постели и накинув на себя шлафрок, тихонько тоже за ним на двор.
Видит:
Мальчик бежит прямо к курятнику, отворяет дверь и поспешно входит, не затворяя за собою дверь.
Ага, попался! — думает хозяин: — Ты птиц воровать — но посмотрим, как это тебе удастся на этот раз! Ждет он выхода из курятника птичьего вора, маленького гедалела, минут пять — нет, не выходит оттуда. Ждет он еще пять минут, еще пять, наконец десять... пятнадцать — нет, не видать и не слыхать его.
Что за притча во языцех! — удивляется он: — Туда - вошел, а оттуда - нет его?! Где же он?
Войду, посмотрю!
Входит. Одни только птицы сидят и галдят между собою, а сам гедалеле точно сквозь землю провалился. Совсем уже собрался уходить хозяин, ничего не узнав. Вдруг до его слуха долетает откуда-то грустное, монотонное, тихое чтение чье-то, вместе с сильным плачем.
Это еще что такое? — еще сильнее удивился хозяин, заметив, что голос несется из-под крыши на подволоке. — Ужели он там сидит и плачет. Но о чем?
Делать нечего, надо самому подняться наверх и посмотреть, что он такое там делает, - решил он и поднялся наверх по крутой лестнице.
И взору его представилась следующая умильная, донельзя трогательная, картина. — Шестилетний гедалеле, забравшись в самый дальний угол подволоки, поджавши под себя босые ножки, сидит на полу; в руках у него открытая книжка Тегилем (=Псалтирь); он вполголоса читает, и слезы так и ручьями текут из глазенок».
Действительно — поразительно! А мы все еще ожидаем, что вереницу подобных, глубоко субъективных и одиночных своих впечатлений, Израиль променяет на хронику греко-латинских споров, и пышных, и пустых; что он променяет свое терпение в Испании, свои молитвы по всему свету, на воспоминания, в которых нет у него родного и родных.
«Ну, когда так, задумался хозяин, грех его надо так оставить. Нужно дать ему соответствующее его набожной натуре воспитание — из него со временем выйдет великий еврей», — предвидел он.