Страница 25 из 26
«Что?» — Он продолжает строгать ручку, от которой остался жалкий черенок.
— Лен… Если ты будешь на меня смотреть, мне это не будет неприятно.
Беско аккуратно отрезает все три зубца у вилки и встает, стряхивая с колен стружки.
— Гейя… купайся, Гейя, я сейчас вернусь.
Когда он возвращается, она сидит на берегу, накинув его куртку. У нее действительно зеленые волосы.
Беско опускается перед ней на колени и погружает горящие глаза и лоб в ее прохладные ладони.
— Я понимаю, — нарушает молчание Гейя. — Ты прости меня.
На ужин у них рыба, запеченная в глине. Приличных размеров заворот и хвостень. Рыба найдена в глубине, извлечена и выпотрошена. Набитая диким чесноком, обсыпанная крупной солью и пьянящей горень-травой, она упакована в круто замешенную глину. После этого зарыта в золу костра.
Гейя ест и смотрит на Беско с суеверным ужасом. Как можно уметь делать все? Да как делать! Монаршая внучка признается, что ничего похожего она не ела ни разу. Но когда Гейя рассказывает о своем поваре, Лен немного мрачнеет. Гейя понимает ошибку и испуганно замолкает на полуслове.
После ужина пьют горячий Хост. Багровые лучи Кратоса чертят низкий небосклон, к вечеру покрывающийся тяжелыми осенними тучами. Звень-деревья в закатном солнце черны. Костер успокоенно потрескивает. У Гейи огромные глаза.
— Гейя…
— Да.
Вернулась. Слушает.
— … Я давно хотел тебе сказать, что все происходящее с нами мне кажется игрой. Не твоей, нет… Просто это все организовано для нас с тобой. Дело в том, что многое необъяснимо, если не принять эту точку зрения. Особенно поразительно, что над нами за все это время не пролетел ни один самолет… Только однажды и очень далеко к югу. Я пытался навязать пилоту курс на нас. Но он с перепугу чуть не вогнал самолет в землю. Я отступился, и с тех пор ни одного самолета… А в последнее время я начал чувствовать над головой стационар. Ну, спутник такой… Понимаешь, дело в том, что передатчик может быть очень маленький… Ну, как… — Беско показывает какой маленький может быть передатчик.
— Они бывают в форме бусинки с хвостиком, в форме цилиндрика. Бывают еще такие, как расплющенная чернокисленка. Поменьше чуть…
Гейя внимательно смотрит на Беско, и глаза ее испуганы.
— Понимаешь, все время я занимался тем, что искал передатчик в одежде, парашютах, сумках, пакетах…
Беско щурится, вороша угли в костре.
— Ты почему замолчал? — шепотом спрашивает она.
— Потому что я не хочу, чтобы кончилась эта сказка.
— И ты знаешь, как она кончится? — с удивлением спрашивает Гейя, отводя глаза от костра.
Беско, не говоря ни слова, продолжает глядеть на нее.
— Так нельзя… — шепчет она и закрывает ладонью его глаза.
— Почему? — переходит на шепот Лен.
— Потому… — отвечает Гейя и отворачивается к костру. — Ты заболеешь. Ты всегда смотришь на меня так, а потом болеешь. Лучше скажи, чем кончится сказка.
— О-о-о… Это очень грустная сказка. Я бы не хотел рассказывать, как она закончится.
Он берет ее руки в свои и подносит к губам. Ладони у Гейи узенькие, но сильные. Пальцы тонкие и длинные. Они горячие от костра и пахнут дымом.
— И ничего нельзя изменить?
— Нет.
— Почему?
— Мы не успеем.
— Не успеем? — удивляется она и оглядывается на темный лес, стоящий за спиной. — А… что может случиться?
На всякий случай придвигается к Беско поближе.
— Вот там… — Лен оглядывается по сторонам и показывает на поляну, — через час опустится баллиста.
— Через час?! — с ужасом переспрашивает Гейя.
— Передатчики совсем маленькие, их можно спрятать внутри любого шва. Они подслушивают каждое слово. Дважды в час выстреливают записанную информацию, очищают память и принимаются подслушивать вновь.
— Я поняла… Он на мне?
Беско кивнул головой.
Дождь стекает по полированному боку баллисты, и огни дворца становятся радугой: Группа офицеров на почтительном расстоянии ожидает, когда подойдут Беско и Гейя.
Остановившись, Беско держит руку Гейи. Она покорно останавливается и поворачивается к нему. Дождь успел залить ее лицо. Беско привлекает ее к себе, целует глаза и губы. И вкус слез ее мешается со вкусом крови на губах.
— Прости меня… прости, но я не мог иначе… Потому что… Потому что люблю тебя.
Развернувшись, он бежит назад к баллисте, возле которой уже дежурит офицер охраны.
Он делает шаг навстречу Беско.
— Равный Лен. Вас ждут вместе с Гейей Хан. Хранитель Покоя… — Рука офицера отпускает рукоятку лучемета и тянется к вороту. Расстегнув верхнюю пуговицу, он с испугом смотрит на Лена. Вновь пытается не пустить Беско к баллисте, и вновь сердечный приступ валит его с ног.
— Полежи… — говорит Лен, укладывая охранника под дождем. Он вытаскивает лучемет из ременной петли и забрасывает его в кусты.
Бросив баллисту, Беско пошел на далекие огни деревни… Раскисшая грязь расползалась под ногами, висла пудовыми гирями на башмаках. Некоторое время Беско еще заботило, что в ботинки проникает холодная вода, но потом все чувства притупились, осталась только эта борьба с дорогой. Гигантские турбоходы управления по заготовке сельскохозяйственной продукции оставили после себя непроходимые колеи. Теперь, когда часть продукции была вывезена, а часть гнила на полях, уже недоступная, колеи эти заполнились водой и превратились в небольшие озера, по извилистым берегам которых и шагал Беско в этот ненастный вечер.
С трудом узнавая впотьмах деревню, в которой он не был с тех пор, как уехал в город, Беско брел мимо заколоченных хибар, отмечая повсюду еще большее запустение и развал. Он чуть было не прошел мимо дома, где жила Лийя. С чувством все возрастающей тревоги, которая давно родилась в душе, он шагнул к окну, за которым робко трепетал огонь коптилки. На стук в окошке появилась сначала лампа, а затем черное старушечье лицо. Беско приблизился лицом к окну, чтобы его узнали. Щуря глаза, он ждал радостного возгласа, переполоха, стука дверей. Но за окном не торопились. Только дрожал свет от лампы. Наконец, лампу унесли вглубь комнаты. Еще какое-то время стояла тишина, потом скрипнули внутренние двери, лязгнула щеколда наружной, и Беско шагнул в низкий проем.
— Что тихо так? — от ужаса и предчувствия беды у Беско внезапно осекся голос. Он стоял, растопырив руки, с него стекала вода и грязь на старенькие камышовые циновки.
— Тетка Майя! Ну что ты молчишь?! — неожиданно для себя закричал он. И по тому, как страшно и отрешенно смотрела старая Майя в окно, по тому, как пусто и мертвенно было в доме и по тому, как слилась томившая его тоска с этим ужасом и горем, царившим под низким потолком, понял Беско все и, не выдержав, упал сначала на колени, а потом и лбом в стиснутые кулаки. И не выл, и не стонал, а дышал только с хрипом сквозь обруч удушья.
В мертвой опустошенности слушал он рассказ Майи о том, как нашли Лийю в лесу, в стороне от дороги, по которой ходила она ежедневно… О том, что насильнику, видно, порядком досталось, так как лицо у нее было залито кровью, а когда отмыли ее, то не оказалось на лице ни единой царапинки, и лежала она в саване, как ребенок.
Майя, глядя в темноту окна повторяла: «Как ребенок…» Наступила тишина, в которой не было ничего, кроме боли, да крутились в сознании Беско, словно кадры из старых фильмов, то огни дворца Хана, то танцплощадка у теплого морского залива.
Майя тем временем принесла узелок, свернутый из старенького платка. Она попыталась развязать его, но, очевидно, не хватило сил. Молча, она придвинула сверток Лену. Ощутив холодок металла, Беско подумал, что она принесла что-то принадлежавшее Лийе. С трудом собрав сознание, Беско посмотрел на Майю и подумал о том, как она постарела. Она же была молодой женщиной, когда он уезжал в город! Ведь была же… Был конфуз, когда однажды на сенокосе он даже спутал ее с дочерью… Так похожи были они сзади — тоненькие, со светлыми пучками волос, связанными одинаково — стеблями снень-травы…