Царствие Хаоса (сборник)

Салли без умолку болтала об экранной химии между мной и Заппом Стилманом и о том, как зрителям нравится видеть нас вместе. Возможно, следует снять нас в ролях гангстера и его подпевалы, парочки голубых, боксера и его тренера, рок-певца и менеджера, двух супергероев. Вариантов хоть отбавляй, почти столько же, сколько возможностей вернуть Рейна. На миг я даже решил, что Салли положила глаз на тощую задницу Заппа.

– Так вот о чем я собирался поговорить, – вклинился я в ее монолог. – Я больше не хочу снимать видео, решил вернуться в северную Калифорнию. – Я попытался объяснить ей, что стоит мне закрыть глаза, и я вижу перед собой Рейна и Реджинальда, но Салли вцепилась мне в затылок и подтолкнула вперед, прижав к перилам моста. С меня слетели штаны, и ветер принялся трепать мои трусы.

– Придурок, что ты мелешь? Я же тебе доверилась. Какого черта! Я хочу стать режиссером. В киношколе я занималась настоящим искусством, а тут появляешься ты и снова втягиваешь меня в свои тупые затеи. А теперь ты решил соскочить? Какого черта! – С каждым словом она встряхивала меня что есть силы. Рубашка треснула под мышками, я не чувствовал ног и, вероятно, топтал собственные штаны.

– Прости меня, – я заглянул в ее вытаращенные глаза, – но я не могу. Господи, ты всегда будешь моей лучшей подругой, но я словно часовая бомба! Тебе опасно находиться рядом со мной, рано или поздно я причиню тебе боль. Я разрушаю все вокруг.

Салли втянула меня на мост и выпустила мой затылок.

– Что за чушь ты несешь, Рок? Хоть я и люблю тебя, но ты полный придурок. Выслушай меня, ладно? Ничего ты не разрушаешь. Единственное, что ты по-настоящему умеешь, – это переворачивать сознание людей. Это твое призвание. Ты никогда не задумывался, почему я снимаю эти дурацкие видео? Никогда, правда? Этот мир, в котором мы теперь живем, все эти страшные и безумные вещи обретают смысл, только когда я переношу их на экран. Я уже решила, что фарс – это новый реализм. И без тебя я не справлюсь. Ты понимаешь?

– Да, но только… – Я выдохнул и подтянул штаны. Резинка лопнула, и мне пришлось придерживать их одной рукой, что сильно мешало изъясняться при помощи жестов. – Мне кажется, я приношу окружающим несчастья. Люди вокруг меня страдают, и, возможно, это моя вина. Как в случае с Реджинальдом. И Рейном.

– Господи, да ты совсем сдурел! Мой парень погиб, ты-то тут при чем?

Мост под нами загрохотал, и я испугался, что опоры внезапно треснули или кто-то взорвал их. Я попытался привлечь внимание Салли, но она продолжала разглагольствовать о моей тупости. Тогда я схватил ее за руку и потащил к берегу. Она выдернула руку, заявив, что никуда со мной не пойдет, что она устала от моих причуд, хватит с нее.

– Да очнись же, что-то не так! – крикнул я. Я потянул Салли в другую сторону, в направлении Бостона. Теперь мост и впрямь завибрировал, я ощущал его дрожь зубами. Я бросился к берегу, на бегу поддерживая штаны. Казалось, что мост может рухнуть каждую секунду. Мы сбежали на берег, но земля под нами вибрировала, как и мост. Грохотало все сильнее, и мне казалось, что грохот исходит у меня изнутри.

– Какого черта? Что происходит? – проорала Салли.

Я поднял руки. Салли двоилась у меня перед глазами, зубы стучали, желудок свело. Внезапно уши наполнила боль, словно кто-то проткнул ушные каналы прутьями до самого горла.

Последними слова Салли были:

– Какого черта, нужно спрятаться…

Давление росло и достигло пика, когда прутья в ушах провернули, как штопор. Я не в состоянии описать эту боль. Люди сочинили тонну стихов о боли, но в основном в них сравнивают один вид боли с другим. Две огромные руки сдавили мою голову, в то время как некая мощная сила пыталась выбраться наружу из черепа. Я покачнулся, упал и почти отключился.

Кровь хлынула из ушей Салли, и в то же мгновение я почувствовал, как что-то выплеснулось у меня из ушей. Я пытался что-то сказать, то ли «Какого дьявола», то ли «Черт, штаны снова слетели», но не услышал собственного голоса. Пытался издать хоть какой-то звук, не слыша ни пения птиц, ни городского шума. Салли шевелила губами, и в глазах застыл тот же ужас, который ощущал я. Я медленно осел на землю, беззвучно, словно мы парили в открытом космосе.

Салли продолжала говорить, слезы текли по щекам. Жестами я показал, что не слышу. Она схватила телефон и застучала по клавишам. Спустя секунду мой телефон завибрировал. Пришла эсэмэска: «черт я оглохла». Я набрал ответ: «и я». Салли написала: «нам нужна помощь».

Она помогла мне встать на ноги и закрепила булавкой резинку моих штанов. И мы бросились бежать по улице в поисках того, кто может вызвать «скорую». Перебегая дорогу, я нервничал, потому что больше не слышал звуков движения, и все время оглядывался через плечо, на случай если кто-то бежал за мной. На Коммонвелш-авеню мы заметили парня, но уже издали было видно, что он плачет, обхватив голову руками. У заколоченной витрины «Урбан аутфиттерс» около полудюжины молодых людей с испачканными кровью плечами набирали эсэмэски и жестикулировали. Завидев нас, они принялись махать нам руками, пока не поняли, что мы ничем не можем им помочь.

Везде бродили глухие люди. Салли хотела убраться с улицы, пока не станет жарко. Я отлично понимал, что она имеет в виду. Кэрри написала, что оглохла, и я велел ей не высовываться из дому. Схватив первые попавшиеся велосипеды, мы рванулись к дому Салли, не обращая внимания на светофоры и людей, которые пытались остановить нас.

Жанель сидела на диване, обхватив колени руками. По телевизору показывали людей с окровавленными ушами. Где-то упал самолет, где-то взорвалась электростанция. Дикторов не было, по экрану ползли титры:

СИТУАЦИЯ НАХОДИТСЯ ПОД КОНТРОЛЕМ. НЕ ВЫКЛЮЧАЙТЕ ТЕЛЕВИЗОР. НЕ ВЫХОДИТЕ НА УЛИЦУ. ПОТЕРЯ СЛУХА ПРИНЯЛА ХАРАКТЕР МИРОВОЙ ЭПИДЕМИИ. НЕ ВЫХОДИТЕ НА УЛИЦУ. ВЛАСТИ НЕ ДАЮТ НИКАКИХ РАЗЪЯСНЕНИЙ. ОСТАВАЙТЕСЬ ДОМА.

Мы принялись прочесывать Интернет. Похоже, вся планета лишилась слуха. Все блоги и группы переполняли вопли оглохших. И только люди, которые были глухими до того, как все случилось, излучали спокойствие и постили видеокурсы о том, как самостоятельно изучить язык жестов. Я был уверен, что у меня никогда не хватит на это терпения.

Спустя несколько часов появились первые версии. Пан-азиатские экуменисты провели испытание нового оружия. Или Америка. Испытание закончилось неудачей. Или, напротив, прошло удачно. Кто-то где-то в мире еще не оглох и теперь ищет способ излечить остальных. И это красные банданы. Нет, пацифисты. Или, скорее, китайцы.

По телевизору показывали потерянных, оглохших людей. Они затаптывали друг друга в Шанхае, бросались в реку с Бруклинского моста. В Кливленде толпа пронеслась по Шейкер-сквер, снося все на своем пути. Как вести себя в толпе глухих? Только копировать поведение тех, кто рядом. Как призвать к порядку такую толпу? Кливлендские копы не стали и пытаться, с ходу применив резиновые пули и слезоточивый газ.

Спустя два-три дня я подумал, что с меня хватит, и решил пойти на работу. К тому же у нас кончились припасы, а Жанель и даже Салли начали действовать мне на нервы. Они ощущали мою нервозность, даже когда мы были в разных комнатах, а я чувствовал, как их скорбь укутывает меня, словно одеяло. Я набивал эсэмэски Салли, сидевшей напротив, пока не занемеют пальцы. Ровно так же мы сможем общаться и на расстоянии. Салли не хотела меня отпускать – по телевизору показывали сплошное насилие, но я сказал, что буду осторожен.

Я даже не знал, существует ли еще моя лавочка на углу, и никто не просил меня выходить на работу. С другой стороны, никто меня не увольнял. Пусть продажа презервативов и консервов станет моим вкладом в восстановление нормальной жизни общества. На пути мне попалось множество разграбленных магазинов, а люди жгли костры, бросая туда все что ни попадя, совершенно не заботясь о состоянии окружающей среды. Но когда я добрался до своего магазина, он стоял целехонек.