Страница 28 из 170
На этот раз, видно, сам черт расшевелил мирно спавшего Печного Горшка и шепнул ему в ухо оскорбительные слова, говорившиеся по его адресу и глубоко запавшие ему в душу.
— Этот козел Печной Горшок, — говорили крестьяне, — подбирает объедки дона Либорио! Ест и пьет в грязи! И жиреет, как боров!
Ну что особенного случилось? Что взбрело на ум Печному Горшку? Он вскочил, ничего не сказав, и бегом бросился к деревне, будто его укусил тарантул; он ничего не видел вокруг, а трава и камни казались ему окрашенными кровью. На пороге своего дома он встретил дона Либорио, который спокойно шел своей дорогой, обмахиваясь соломенной шляпой.
— Послушайте, синьор кум, — сказал ему Печной Горшок, — если я еще раз увижу вас в моем доме, как бог свят, я вам покажу, где раки зимуют!
Дон Либорио посмотрел ему прямо в глаза, как будто тот говорил по-турецки, и ему показалось, что в голове у Печного Горшка помутилось от жары, так как трудно было представить, что Печному Горшку вдруг пришло на ум ревновать, после того как столько времени он на все закрывал глаза и был славным малым и самым лучшим мужем, какого можно сыскать на всем белом свете.
— Что с вами сегодня, кум? — спросил дон Либорио.
— То, что если я еще раз увижу вас в моем доме, как бог свят, я вам покажу, где раки зимуют!
Дон Либорио пожал плечами и ушел посмеиваясь. Печной Горшок вошел в дом с выкаченными глазами и повторил жене:
— Если я еще раз увижу здесь синьора кума, как бог свят, я ему покажу, где раки зимуют!
Венера, подбоченясь, принялась ругать и оскорблять мужа. А он, прижавшись к стене, только кивал головой и молча стоял на своем, как рассерженный бык. Ребятишки расплакались, видя эти новости. Наконец, чтобы избавиться от него, жена схватила кол и выгнала его из дома, приговаривая, что в своем доме она вольна поступать так, как ей заблагорассудится. Печной Горшок не мог больше работать в поле, постоянно думал об одном и том же и лицом походил на василиска, так что никто его не узнавал. В субботу он воткнул лопату в борозду до наступления сумерек и ушел, не получив денег за недельную работу. Жена, видя, что он вернулся без денег, да еще на два часа раньше обычного, начала снова ругать его и хотела послать на рынок за солеными анчоусами, потому что она чувствовала как бы занозу в горле. Но он не захотел никуда идти, взял дочку к себе на колени, а она, бедняжка, не смела пошевельнуться и тихонько всхлипывала, боясь, что папа ее накажет, — такое было у него лицо. В этот вечер в Венеру сам черт вселился, и черная курица на насесте не переставала клохтать, словно предвещая беду.
Дон Либорио обычно заходил к ним после осмотра больных, прежде чем идти в кафе, чтобы сыграть партию в тридцать шесть. Вечером Венера объявила, что надо попросить врача пощупать ей пульс, потому что весь день она чувствовала озноб, который вызывал у нее боль в горле. Печной Горшок сидел тихо, не шевелясь. Но как только он услышал на безлюдной улочке спокойные шаги доктора, который устал после визитов к больным и шел медленно, тяжело дыша из-за жары и обмахиваясь соломенной шляпой, Печной Горшок взял кол, которым жена выгнала его из дому, когда он надоел ей, и встал за дверью. К несчастью, Венера ничего не заметила, так как в это время она вышла на кухню подбросить охапку дров под кипящий котел. Едва дон Либорио переступил порог, как его кум поднял кол и нанес ему такой сильный удар по затылку, что убил на месте, как быка, так что уже не понадобилась помощь ни врача, ни аптекаря.
Вот как случилось, что Печной Горшок угодил на каторгу.
Мистерия
Всякий раз, как дядюшка Джованни принимался рассказывать эту историю, на его лице, похожем на лицо полицейского сыщика, выступали слезы, чего, казалось бы, никак нельзя было от него ожидать.
Театр разбивали на небольшой церковной площади и украшали миртом, дубовыми и густолиственными оливковыми ветвями: никто ничего не жалел для святой мистерии.
Дядюшке Меммо, увидевшему, как церковный сторож ломает и рубит топором целые ветки на его участке, показалось, что удары отдаются в его собственной груди; он закричал издали:
— Вы не христианин, что ли, кум Калоджеро? Или на вас креста нет, что вы так безжалостно рубите эту рощу?
Но жена, хоть и со слезами на глазах, успокаивала его:
— Ведь это для мистерии; не мешай ему. Господь пошлет нам урожайный год. Не видишь разве, что посевы гибнут от засухи?
Действительно, на этой черствой, как корка, земле, выжженной до такой степени, что у вас пересыхало в горле от одного взгляда на нее, все пожелтело и приняло тот зеленоватый оттенок, какой бывает на лице больных детей.
— Это все проделки дона Анджелино, — ворчал муж, — он хочет запастись дровами и прикарманить пожертвования.
Дон Анджелино, приходский священник, целую неделю трудился вместе со сторожем, как простой рабочий: рыл ямы, устанавливал столбы, развешивал красные бумажные фонарики, а потом повесил занавес — покрывало недавно женившегося кума Нунцио, которое так красиво выглядело в лесу, освещенное фонариками.
Мистерия изображала «Бегство в Египет»[21], и роль пресвятой Марии поручили куму Нанни, человеку маленького роста, который ради этого сбрил бороду. Едва он появился, неся на руках младенца Христа (которого изображал сын кумы Меники), и крикнул злодеям: «Вот кровь моя!», люди начали бить себя в грудь и кричать все разом:
— Смилуйся, пресвятая дева!
Но Яну и дядюшка Кола с накладными бородами из овечьей шерсти, игравшие злодеев, не слушались и хотели похитить младенца, чтобы отнести его Ироду. Поистине у них были каменные сердца! Недаром Пинто, повздорив с кумом Яну из-за смоковницы в саду, с тех нор попрекал его: «Вы злодей — точь-в-точь как в мистерии „Бегство в Египет“».
Дон Анджелино с тетрадкой в руках суфлировал из-за занавеса куму Нунцио, потому что эти два разбойника забыли даже свои роли — вот что за люди это были!
— Напрасно, о женщина, умолять! Состраданья к тебе не питаю! Нет, не питаю! Ваша очередь, кум Яну.
Дева Мария так долго умоляла и упрашивала злодеев, что в толпе заворчали:
— Кум Нунцио прикидывается простаком, потому что представляет пресвятую деву. А то он давно бы пырнул их обоих складным ножом, который носит в кармане.
Но как только на сцене появился святой Иосиф с седой бородой из ваты, искавший в лесу, который едва доходил ему до пояса, свою жену, толпа не могла больше сохранять спокойствие, потому что злодеи, мадонна, святой Иосиф и остальные могли сцепиться друг с другом, если бы по ходу мистерии они не должны были все бежать, не настигая, однако, друг друга. В этом и состояло чудо. Если бы злодеи схватили мадонну и святого Иосифа, то здорово отделали бы их и даже младенца Христа, упаси боже!
У кумы Филиппы, муж которой был сослан на каторгу за то, что мотыгой убил соседа по винограднику, воровавшего у него винные ягоды, слезы текли ручьями при виде святого Иосифа, за которым эти разбойники гнались словно за зайцем. Она вспоминала, как ее муж прибежал в шалаш на винограднике, запыхавшийся, преследуемый по пятам жандармами, и крикнул ей:
— Дай воды! Не могу больше!
Потом ему связали руки, как Христу, и посадили за железную решетку; там он оставался до суда. Так и стоял он у нее перед глазами: с беретом в руке, с волосами, свалявшимися в серую копну за столько месяцев тюрьмы, с пожелтевшим, как у всех арестантов, лицом, слушающий судей и свидетелей. А когда его повезли за море, туда, где он, бедняга, никогда не бывал, с котомкой за плечами, связанного, как луковица, с товарищами по каторге, он обернулся, взглянул на нее в последний раз и смотрел, пока она не скрылась из виду. Больше о нем ничего не известно: ведь оттуда никто не возвращается.
— Ты-то знаешь, где он сейчас, скорбящая матерь божия! — бормотала женщина, ставшая вдовой при живом муже, преклонив колени и молясь за беднягу так усердно, что, казалось, она видит его там, в темной дали. Она одна знала, как тоскливо должно быть на сердце у мадонны в ту минуту, когда злодеи вот-вот схватят святого Иосифа за плащ.
21
Согласно евангельскому преданию, иудейский царь Ирод, которому было предсказано, что вскоре в городе Вифлееме родится царь иудейский, приказал перебить в этом городе всех младенцев мужского пола в возрасте до года. Однако святое семейство, то есть Мария, муж ее Иосиф и новорожденный Иисус, предупрежденное ангелом, успело бежать в Египет.