Нечестивец (ЛП)

Разум Зеркала всё ещё барахлил, словно поврежденный механизм. Ему потребовалась секунда, чтобы понять, что перед ним стоит мертвец–заклинатель, обращенный в нежить волшебник, менее могущественный, чем лич, но все равно являющийся грозным противником. А заклинания, написанные на его теле, делали его ещё более опасным.

Мертвец простер руку, и с его длинных иззубренных ногтей сорвались ледяные стрелы. Зеркало попытался блокировать их щитом, но не успел. К счастью, хоть эта атака и была магической, стрелы пролетели сквозь его тело, не причинив никакого вреда.

Он атаковал заклинателя прежде, чем тот смог повторить свою попытку, и продолжал наносить ему удар за ударом, пока он не рухнул вниз со ступеней.

Где его тело врезалось в толпу кровавых орков, которые торопливо взбирались наверх. По стене к призраку уже спешили и другие фигуры. С вершины одной из меньших башен раздался рев рога.

Очевидно, что идти дальше окажется самоубийством. Пожелав стать настолько невидимым и неощутимым, насколько это возможно — так близко к полной пустоте, как только осмеливался — Зеркало развернулся, слетел со стены и устремился обратно тем же путем, каким и пришел.

Он не знал, как сообщить Барерису, что их план невыполним. Для воинов его забытого братства произносить подобные вещи считалось позором; их вера диктовала, что праведным всегда откроется путь. Но он не знал, что ещё сказать.

Глава 12

27 миртула — 9 киторна, год Темного Круга (1478 DR)

Барерис потянулся к ручке двери таверны, но дрогнул.

Он скривился. Какая глупость! Почему он колеблется перед подобными пустяками, проведя последние сто лет в сражениях с самыми чудовищными порождениями некромантии? Но, возможно, в этом и состояла загвоздка. Он привык к ужасам войны и давно позабыл о том, как развлекать публику. Кто знает, не потерял ли он сноровку после всего, что ему довелось пережить?

Но попробовать стоило. Учитывая, что попытка Зеркала пробраться в Цитадель окончилась полным провалом, у них не осталось иных идей. Поэтому, приняв обличье низкорослого темноволосого рашеми и сожалея о том, что не согласился спеть в ответ на просьбы Аота и призрака — немного практики бы не помешало — он вошел в ветхое деревянное здание, на вывеске которого были изображены четыре ястреба.

В общей комнате оказалось полно народу. Он на это и надеялся, но размер аудитории лишь усугубил его тревогу. Яртинг, музыкальный инструмент, который ему дала Аризима, ясно свидетельствовал о его намерениях, и, когда он взошел на небольшой помост, где, без сомнения, до него выступали и другие музыканты, гул разговоров стих.

Несмотря на волнение, он не забыл поставить перед собой перевернутую шляпу. Настроив шесть шелковых струн яртинга, он запел: «Вниз, вниз к Северной Крепости».

По его собственным стандартам, и пение, и игра его оказались далеки от идеала, и, учитывая, что ему не доводилось практиковаться целую сотню лет, в этом не было ничего удивительного. Но, когда он закончил, раздались аплодисменты, ободряющие возгласы и просьбы спеть ещё. Кто–то хотел услышать «Ячмень и виноград», песню, которую он частенько играл в годы, проведенные за границей, поэтому он исполнил её следующей. И решил, что она прозвучала чуть получше.

Третья вышла ещё удачней. Легкая болтовня далась ему немного сложней, но в конце концов он начал обмениваться шутками с мужчинами и флиртовать с женщинами столь же непринужденно, как и раньше.

Он пел грустные песни и веселые. Баллады о любви, войне, соперничестве и потерях. Вспоминал о зеленых полях и голубых небесах Тэя, радостного и изобильного. И, видя, как его музыка находит отклик в сердцах слушателей, Барерис обнаружил, что она влияет и на него самого.

Нет, он не чувствовал счастья. Оно осталось в прошлом. Но теперь он ощущал хоть что–то помимо своей жажды мести. Подобное порой происходило в обществе Аота и Зеркала, даря ему мимолетное облегчение, и в те моменты давление, которое постоянно побуждало его двигаться вперед, становилось немного слабей.

Я мог бы делать так всё время, подумал он. Зачем я ограничивал себя?

Потому что ненависть являлась его мечом, и меч этот должен был оставаться острым.

Помимо того, даже краткое утешение казалось ему предательством памяти Таммит.

Но все же, возможно, не было особого греха в том, чтобы насладиться этой передышкой, как он наслаждался полетом на грифоне, и по той же самой причине. Это, скорее всего, происходило в последний раз.

Прежде чем закончить, Барерис даже сыграл им любимую песню Таммит, балладу о морской звезде, которая хотела стать звездочкой на небесах. Он почувствовал зуд в глазах, но смерть лишила его способности плакать, и никому не пришлось задаваться вопросом, почему веселая песенка заставила его разрыдаться.

Когда он решил, что настало время сделать перерыв — он в нем не нуждался, но обычному человеку непременно бы потребовалось перевести дух — его шляпа оказалась полна меди с вкраплениями серебряных монет, и его благодарные слушатели были счастливы выпить с ним за компанию. Именно ко второму он и стремился.

Травя рассказы и байки, Барерис побуждал своих собеседников делать то же самое, не создавая у них впечатления, что их допрашивают. Исподволь он выяснил всё, что им было известно о подземельях под замком Сзасса Тэма и необычных существах, бродящих по склонам горы, на которой стоял город.

Со–Кехур полз по внешней стене ворот, расположенных на западной стороне моста. Они представляли собой барбакан, достаточно высокий и массивный, чтобы вызвать затруднения у любого, кто бы захотел его атаковать, но это совсем не значило, что каждый участок каменной кладки сохранил достаточную прочность, чтобы противостоять артиллерийскому и магическому обстрелу войск совета. Но пока что, казалось, все было в порядке.

Он подумал, что, цепляясь за стену множеством конечностей, снизу он, должно быть, сильно смахивает на металлического паука. Также ему пришло в голову, что кое–кто мог решить, что проводить подобную инспекцию было ниже достоинства аутарха Анхаурза.

Но он считал, что любой первоклассный командир понял бы его желание проверить все лично. Аот Фезим уж точно.

И, говоря о капитане наёмников, его войске и архимагах, которому они служили, где, во имя Черной Руки, они обретаются? Со–Кехур повернул свои многочисленные глаза и взглянул на уходящую на север дорогу. Она была пуста, за исключением простых путешественников, да и тех насчитывалось не слишком много — привычное дело для нового сурового Тэя, который создал Сзасс Тэм.

Со–Кехур содрогнулся от разочарования. Терпение, сказал он себе, терпение. Хорошо, что вражеская армия не спешит. Это даст больше времени для подготовки к будущей осаде.

Откуда–то сверху раздался голос:

— Милорд?

Он поднял взгляд. Его сенешаль, Чумед Шапрет, чье лицо с орлиным носом покрывали вытатуированные черные молнии, стоял на башне в компании покрытого потом усталого солдата в грязной кожаной броне.

Со–Кехур ощутил укол возбуждения. Спутником Чумеда являлся один из разведчиков, посланных им следить за армией совета. Очевидно, увлекшись наблюдением за дальними подступами к воротам, он пропустил момент его прибытия. Он вскарабкался наверх со всей возможной скоростью, и оба его подчиненных невольно сделали шаг назад. Возможно, они испугались, что в спешке он перекусит их своими иззубренными клешнями или взмахом щупальца отправит в полет со стены.

Если так, им не стоило волноваться. Он давным–давно научился управляться со своим металлическим телом гораздо лучше, чем когда–либо владел тем, с которым был рожден. Перевалившись через парапет, он подобрал все свои многочисленные конечности, и двое солдат пали перед ним ниц.

Обычно подобные знаки внимания был ему приятны, но сейчас его сжигало нетерпение, и он продержал их на коленях не дольше одного мгновения.