Кремлевские куранты

М а ш а. Саша! Милый... с вами очень легко. Почему, не знаю, но вся моя драма окончательно расплылась. Что же вы, помните, сегодня суббота? Вас ждут у нас. Придете?

Р ы б а к о в. Обязательно.

М а ш а. А если на вас отец накинется, найдетесь?

Р ы б а к о в. Найдусь!

М а ш а. Я накинулась, вы не сразу нашлись.

Р ы б а к о в. С вами... с вами я ручной.

М а ш а. Так ли?

Р ы б а к о в. Люблю я вас. Я вам по ночам письма пишу, а утром рву их на части!

М а ш а. А вы их не рвите. Вы бы их посылали по адресу.

Р ы б а к о в. Слов не хватает. Я думаю о любви, чувствую, что истинно люблю вас... Понимаете, истинно, без единой посторонней мысли... А выразить это все настоящими словами не могу! Слов не хватает...

М а ш а. Вот вы и выразили. Я верю - и достаточно. Сегодня я почему-то особенно вам верю. Но пора домой.

Р ы б а к о в. Маша, позвольте проводить вас?

М а ш а. Я бы рада, да боюсь, что нас встретит отец.

Р ы б а к о в. Что у вас за отец такой? Неужели это такая неприступная твердыня?

М а ш а. Подождите, сами увидите. Ну, будь что будет! Не хочу думать. Берите меня под руку.

Р ы б а к о в. Мерси.

М а ш а (хохочет). Рыбаков, не надо. Будьте таким, как есть, без "мерси".

Р ы б а к о в. Хорошо. С удовольствием. Буду всегда таким, как есть. Без "мерси".

Картина вторая

В доме Забелиных. Рабочий кабинет Антона Ивановича, где давно уже никто не работает. Вечер. В кабинете сидят З а б е л и н а и ее гости: д а м а с в я з а н ь е м и ее муж - о п т и м и с т, д а м а и с п у г а н н а я

и ее муж - с к е п т и к.

З а б е л и н а (продолжая разговор). Антон Иванович делается все более и более невозможным. На днях я видела, как он бранился с каким-то монахом, а вчера, стыдно сказать, подрался с одним знакомым господином.

С к е п т и к. В доме подрался или публично?

З а б е л и н а. У Малого театра в семь часов вечера.

С к е п т и к. И кто кого?

З а б е л и н а. Антон Иванович одолел, конечно. Но если подумать, на какой почве вышел поединок. Господин этот был в подчинении у Антона Ивановича, а теперь, проходя в театр, позволил себе неприличную выходку. Он потрепал по плечу Антона Ивановича и допустил по отношению к нему покровительственный тон.

Д а м а и с п у г а н н а я. А господин этот не большевик?

З а б е л и н а. Не большевик, но настроен современно.

Д а м а и с п у г а н н а я. Антон Иванович рискует быть посаженным в Чека.

С к е п т и к. А кто теперь не сидел? Все сидели!

Д а м а и с п у г а н н а я. Но ты же не сидел?!

С к е п т и к. Не сидел, так буду.

Д а м а и с п у г а н н а я. Замолчи, ради бога! Хоть здесь перестань пугать меня.

З а б е л и н а. А я, глядя на Антона Ивановича, держу узелок с бельем. Я начинаю верить, что его посадят.

О п т и м и с т. Антон Иванович настроения свои выражает эмоционально, а за эмоцию не сажают.

Д а м а и с п у г а н н а я. Но он побил большевистски настроенного господина. Это террор!

О п т и м и с т. При любом режиме бьют по морде, если это необходимо.

С к е п т и к. Все равно посадят Антона. Вот увидите.

Д а м а и с п у г а н н а я. Этот человек может довести до слез...

С к е п т и к. Пол-Москвы говорит: это Забелин пошел торговать спичками! Вы думаете, большевики - идиоты, ничего не понимают?

Д а м а с в я з а н ь е м. А наш Володька сделался футуристом. Теперь он целые дни читает какое-то ужасное "Облако в штанах".

З а б е л и н а. Что-о? Облако и... в штанах? Неужели могут быть такие стихи?

Д а м а с в я з а н ь е м. У них это называется поэмой. Володька всех уверяет, что это величайшее произведение. Я вам не могу передать, до какой степени оно неприлично! Там автор от первого лица предлагает женщине невозможные вещи.

О п т и м и с т. А Пушкин не предлагает? Тоже предлагал.

Д а м а с в я з а н ь е м. Пушкин предлагал в рамках светского приличия, а Маяковский - бестактно.

О п т и м и с т. Все они одним миром мазаны. Пускай Володька будет футуристом. Все-таки хлеб!

З а б е л и н а. Неужели у большевиков за стихи дают паек?

Д а м а с в я з а н ь е м. Я сама не верила, но, правда, дают.

С к е п т и к. Все равно посадят Антона, вот увидите.

З а б е л и н а. Дмитрий Дмитриевич, даже на правах родственника каркать нехорошо и неприлично.

Д а м а и с п у г а н н а я. Он меня доводит до слез. Морально он хуже инквизитора. Он всем обещает тюрьмы и расстрелы.

Входит М а ш а.

З а б е л и н а (Маше). До сих пор работала?

М а ш а. Работала.

З а б е л и н а. Иди скорее поешь.

М а ш а. Не хочу.

З а б е л и н а. У тебя нехороший вид. Надо подкрепиться.

М а ш а. Не надо. После подкреплюсь. (Здоровается с гостями.)

О п т и м и с т. Вы где работаете, Маша?

М а ш а. В Помголе.

О п т и м и с т. А это что же такое - Помгол?

М а ш а. Мы оказываем помощь голодающим.

О п т и м и с т. Так ли уж печально обстоят у нас дела, как об этом говорят?

М а ш а. Очень печально. Голод развивается, как всемирный потоп!

С к е п т и к. Не всемирный, а всероссийский. За границей белыми булками кормят скотину, а у нас голод наполовину сокращает население. Докажи, что я преувеличиваю.

Входит З а б е л и н.

З а б е л и н а. Прости, Антон Иванович, что мы расположились в твоем кабинете. Здесь теплее.

З а б е л и н. Вижу. (Здоровается.) Был кабинет, а стал склеп. Нуте-с, о чем говорили?

О п т и м и с т. О чем теперь говорят? Голод, смертность, аресты... Родные темы.

З а б е л и н. Дикари захватили цивилизованное судно, перебили всех белых людей, команду выбросили за борт, сожрали все запасы... Нуте-с, дальше что? Кораблем надо уметь управлять, а они не умеют. Социализм пообещали, а с какого конца его начинать - никто не знает. (Скептику.) Ты знаешь, Дмитрий Дмитриевич?

С к е п т и к. Не знаю и знать не хочу!

З а б е л и н. Я в юности летал на луну... теоретически, конечно, в мечтах. А вот дочь за большевиков готова в огонь и в воду. Все ее симпатии не на нашей стороне. Мы для нее контрреволюция, бурбоны...

Стремительно входит к у х а р к а.

К у х а р к а. Матрос пришел... Забелиных спрашивает.

Д а м а и с п у г а н н а я. Матрос? Зачем матрос?

С к е п т и к. Не знаешь, что ли, зачем приходят матросы?

З а б е л и н а. Ах, не пугайтесь, пожалуйста! Это, наверное, не матрос.

К у х а р к а. Я не слепая... матрос как есть... сердитый...

С к е п т и к. У меня при себе нет никаких документов. Не уйти ли нам с женой через черный ход?

Д а м а и с п у г а н н а я. Я боюсь уходить. Матросы нас могут поймать и заподозрить в бегстве.

З а б е л и н а. Не пугайтесь, пожалуйста... Он не матрос, в нашем смысле. (Маше.) Что же ты? Иди встречай!

М а ш а уходит. Молчаливое недоумение.

О п т и м и с т. Антон Иванович, что же это такое, дорогой мой?

З а б е л и н. По всей вероятности, это пришел поклонник нашей дочери. Герой "Авроры".

С к е п т и к. Но почему же ты допускаешь, чтобы герои "Авроры" делались поклонниками твоей дочери?

З а б е л и н. А почему вы, милейший мой кузен, сию минуту хотели удрать из моего дома?

С к е п т и к. Удрать?

З а б е л и н. Да, удрать. Еще недавно вы ведь не допустили бы такую дурацкую мысль, что из дома Забелиных надо удирать. Нам плакать надо, а вы иронизируете!

Входят М а ш а и Р ы б а к о в.

М а ш а. Господа... (Запнулась.)

З а б е л и н. Что же ты замолчала? Ты перепугалась, что при твоем госте назвала нас господами? Погоди, я тебя научу, как надо говорить. Ты скажи "товарищи"... и твой гость не будет шокирован.

М а ш а (Рыбакову). Я вам говорила... папа всегда надо мной подтрунивает. (Окружающим.) Вот мой знакомый, Александр Михайлович Рыбаков... Он воевал... видел много интересного...