Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 25 из 76

После недолгих размышлений купив шоколадное деревце, у которого отрастали обломанные ветви, я вышел из кондитерской и лицом к лицу столкнулся с Миллисент.

— Привет, — сказала она. — Решил пройтись по магазинам?

— Завтра Новый год, — я пожал плечами. — Извини, что тогда не заглянул — не было возможности.

— Я не ждала, — улыбнулась Миллисент, — но приглашение остается в силе.

Повинуясь внезапному вдохновению, я спросил:

— А хочешь, посидим где‑нибудь?

— Сейчас?

— Почему нет? Сейчас никто из нас не торопится…

— Это верно. — Миллисент огляделась. — Ну давай посидим. — Она указала на ресторан рядом с лавкой. Здесь уже начинался Темный тупик, и посетителей внутри могло быть чуть меньше, чем в ресторанах Косой аллеи, так что у нас был шанс найти свободный столик.

Внутри оказалось тепло и уютно, и только интерьер указывал на то, что мы находимся на менее формальной территории, чем главная улица квартала. По замыслу художников, зал должен был напоминать мрачные готические подземелья с призраками (тут действительно работали два печальных привидения), вампирами (импозантный бармен за стойкой), лениво дергающимися скелетами, прикованными к стенам, и свисающими с потолка массивными цепями. В остальном это был обычный паб.

Свободный столик нашелся без труда, но когда официантка ушла с нашим заказом, я подумал, что пригласить Миллисент в ресторан было не самой лучшей идеей. О чем нам говорить? И так ли мне интересно слушать про жизнь бывшей одноклассницы?

— Ты заходил в книжный, в сувениры и в кондитерский, — тем временем сказала Миллисент. — Нашел что‑нибудь интересное?

— Купил аквариум с рыбой, — ответил я, мысленно обрадовавшись выяснению личности преследователя.

— Это которая меняет цвет? Имей в виду, они быстро дохнут. Никогда не угадаешь, от какого настроения размножаются рачки.

— Ну а ты? — поинтересовался я. — Тоже отложила поход за подарками напоследок?

В этот момент вернулась официантка с подносом, уставленным едой. Я заказал полноценный ужин, решив сегодня не обременять себя кухней, а Миллисент за компанию взяла салат.

— Подарки, — со вздохом протянула она, ткнув вилкой в салатный лист. — Никогда не знаю, что дарить, и редко получается найти что‑то интересное. Все время покупаю ерунду.

— Найти подарок не так уж сложно. Ориентируйся на хобби, интересы или чувство юмора.

— Меня пригласили две коллеги, но я плохо знаю их интересы и хобби. Так что пришлось остановиться на благовониях, — Миллисент криво усмехнулась. — Палочки–выручалочки на все случаи жизни. Аж самой противно.

Я кивал, продолжая есть. Пока все развивалось не так ужасно, как я опасался в первые минуты. Некоторое время мы ели молча — я вдруг ужасно проголодался, — а когда на наших тарелках ничего не осталось, Миллисент вдруг сказала:

— Знаешь, я чувствую себя полной идиоткой. Зря я согласилась сюда придти. Не знаю, о чем и зачем нам разговаривать.

— Ты же так не думаешь… — начал я.

— Ох, прекрати эти свои штучки! — Миллисент махнула рукой. — "Я пойму, если ты мне врешь"… — передразнила она.

— Точно! — Я расхохотался. — С ума сойти! Действительно, я так говорил! Поверить не могу, что это было так пафосно!

— Вообще‑то ты не был пафосным, но если очень надо, мог.

Атмосфера немного разрядилась. Официантка забрала тарелки и принесла нам кофе.

— Твоя семья здесь живет? — спросила Миллисент. Я нахмурился:

— С чего ты решила, что у меня есть семья?

Миллисент покачала головой:

— Линг, ты совсем не изменился, все такой же скрытный. На самом деле в этом нет ничего сложного. Представь, что ты видишь человека, ведущего себя так, как вел себя ты, который ходит в Новый год по магазинам, что‑то покупает… Ради друзей ты бы не стал стараться.

Последнее замечание слегка меня задело, но черт возьми, она была права. Я опять забыл поздравить Пирсов, уже не говоря о том, чтобы послать им подарок.

— Нет, они здесь не живут, — ответил я, в очередной раз смиряясь с глубинами женской проницательности. — Старшие дети уже взрослые, заканчивают учебу, а младший с матерью.

— Мой сын тоже уехал, — сказала Миллисент с грустью и гордостью одновременно. — Поступил в Европейский университет. У нас, можно сказать, династия: мать была санитаркой, я — медсестра, а сын будет настоящим врачом.

Я мог бы ответить, что и у меня в семье возникла своего рода династия, но в одном предложении подобных вещей не объяснишь, а рассуждать на такую тему не хотелось даже наедине с самим собой.

— У нас это называется карма рода, — сказал я. — Чаще всего это означает что‑то негативное, но изнутри не всегда воспринимается отрицательно.

Миллисент задумчиво смотрела на меня, а потом проговорила:

— Все же я оказалась тогда полной дурой. Промыли мне мозги этой чистокровностью… надо было тебя встретить, а я разозлилась.

Я молчал, понимая, что она имеет в виду мое возвращение из Азкабана.

— Как считаешь, был бы ты сейчас солидным человеком, если б остался? И остался бы?

Миллисент говорила спокойно и даже с иронией, но чувствовалось, что это не спонтанные мысли — она думала об этом, и думала не раз. Я честно ответил:

— Мне кажется, в тот момент все было в твоих руках. Думаю, да, я мог бы остаться — по крайней мере, я бы точно остался в Европе, учился физике чар, занимался наукой… может, даже получил бы премию Мерлина за какое‑нибудь открытие.

При этой мысли я усмехнулся, она — нет.

— Возможно, — произнесла она. — Возможно и получил бы. Но карма наших родов распорядилась иначе.

На следующий день я прибыл в Дахур. Ин с Тао еще не приехали. Мэй снисходительно осмотрела аквариум:

— Бедняга сдохнет. Тебе не жалко?

— Нет, — я обнял ее за талию и притянул к себе. — Не жалко.

— Ты жестокий, — сказала Мэй, прищурившись. — С чего бы вдруг?

— Я жестокий, потому что задумал жестокое, — прошептал я ей на ухо. — Что‑то неописуемое.

— Очень любопытно…

— Правда? Тебе любопытно? — Я взял ее за руку. — Тогда пойдем.

Мы поднялись на второй этаж. Дверь в комнату Кана была закрыта, но, вопреки обыкновению, сидевший там кот не зашипел и не заскреб когтями, учуяв мое присутствие. Я хотел спросить Мэй, все ли в порядке, однако передумал — будь что не так, она бы рассказала, не дожидаясь моей запоздалой реакции…

Когда мы спустились вниз, Тао и Ин уже сидели в гостиной. Тао листала подарок, который я купил для ее сестры — забавную маггловскую книжечку о жизни ринограденций, — а Ин склонилась к аквариуму, наблюдая за рыбкой.

— Знаешь, с каждым разом твоя фантазия становится все изощреннее, — с укором сказала мне Ин вместо приветствия и постучала пальцем по стеклу. Рыбка метнулась к противоположной стене. Я посмотрел на Мэй.

— Ты тоже так думаешь?

Мэй похлопала меня по плечу и отправилась на кухню, а Тао рассмеялась.

— Ничего смешного! — возмущенно воскликнула Ин. — Я заберу ее с собой и выпущу.

— Между прочим, это подарок твоей маме, — заметил я.

— Пусть берет, — крикнула Мэй. — И освободите кто‑нибудь стол!

Тао отложила книгу и взмахнула палочкой; недовольная Ин отправилась на кухню.

Хоть я и сказал Макгонагалл, что Тао — папина дочка, мы не так уж походили друг на друга. В отличие от меня, Тао никогда ни во что не лезла сгоряча, была отличницей и если что‑то затевала, то непременно просчитывала заранее все возможные варианты развития событий. Однако она, как и я в свое время, была жадной до знаний и очень упрямой. Ребенком она принимала меня безоговорочно; мои слова служили для нее истиной в последней инстанции, и хотя сперва это было приятно, позже я понял, чем может грозить такая зависимость, и перестал давать ей однозначные ответы, стараясь научить думать, анализировать и решать самостоятельно. В отличие от сестры, Ин никогда в этом не нуждалась. Она была ближе к Мэй, но в ней я видел себя, только еще радикальнее.