Страница 10 из 76
— Это никакую конспирацию не нарушит? — спросила Тао, слегка удивленная моей сговорчивостью.
— Не нарушит, — усмехнулся я. — Может, только Стражи слегка понервничают.
— Это плохо?
— Наоборот, хорошо. Иногда стоит вспоминать, что за стенами их драгоценной тюрьмы есть еще целая планета.
— Какой ты коварный, — Тао улыбнулась и заглянула мне в глаза. — Ну так давай, аппарируй! Уж очень хочется посмотреть на тюрягу, где ты сидел.
В отличие от событий, имевших место в Хогвартсе, большую часть которых мое сознание не пожелало удерживать в памяти и вытеснило на периферию, где они существовали, но не давали о себе знать, азкабанский месяц я помнил едва ли не по дням: допросы Кеннета Грея, мои одинокие размышления и медитации, дух лиса и его посвящение — все это было живо до сих пор и не собиралось забываться. После возвращения в Британию у меня не возникало необходимости посещать тюрьму или ее окрестности, однако наша станция, обеспечивавшая контроль над Сетью и следившая за заклинаниями, располагалась всего в двадцати милях от маяка, и такое место ее постройки Легион на переговорах отстаивал принципиально. Бедняга Бруствер оказался между двух огней: с одной стороны были мы, с другой — влиятельный Совет по делам Азкабана и Стражи со своими союзниками в Министерстве, но в конечном итоге министр все же дал добро на строительство. Подозреваю, что немалую роль в таком решении сыграло не только его недоверие Совету и недобрая память о тюрьме, но и возвращение в Азкабан дементоров — тема, которую он ненавидел обсуждать.
Азкабан оставался все таким же величественным и подавлял зрителя своей громадой, возносясь в буквальном смысле до небес. Верхние этажи башни скрывались за серыми кучевыми облаками. У Тао, видевшей его впервые в жизни, просто захватило дух, да и я, признаться, испытал при виде древнего исполина почти детский восторг.
— Обалдеть! — воскликнула она и так стремительно направилась к краю скалы, что я едва успел схватить ее за руку. — Это тюрьма? Такая огромная?
Я дал ей время налюбоваться видом, немного опасаясь, что сейчас из маяка появится Кеннет Грей и в порыве ностальгии пригласит нас на чай.
— А что там внутри?
— Ничего особенного. Коридоры, камеры.
— Не может быть! — возразила Тао. — Там наверняка потрясающая архитектура!
— Знаешь, меня все же не водили на экскурсии. Я видел пару коридоров и кабинет.
— Ты сидел в тюрьме… — проговорила Тао, качая головой, словно не в силах в это поверить. Она отвернулась от моря и теперь смотрела на меня.
— Хагрид говорил, все считали, что ты на стороне Риддла, а оказалось наоборот — ты был на их стороне.
— Во–первых, не все считали меня на стороне Риддла, — возразил я, — а во–вторых, я не был на их стороне.
— Значит, вот откуда твоя таинственность, — Тао проигнорировала мое уточнение. — Ты и в детстве был скрытный тип. Шпионил, притворялся…
Я помолчал, рассматривая громаду Азкабана.
— Хочешь немного откровенности?
После недолгих колебаний Тао все же решилась:
— Ну… хочу.
Я кивнул на тюрьму и сказал:
— Там сидит мой отец.
Официально моя должность являлась представительской; я не занимался оперативной работой, был вынужден посещать различные официальные мероприятия (к счастью, не слишком частые), пил кофе с Бруствером, раз в неделю читал отчеты Шварца, по пятницам заглядывал на базу легионеров, чтобы позаниматься и держать себя в форме, бывал в Европе у коллег, в Дахуре на консультациях и все это время ждал, ждал, ждал.
Теперь, наконец, я дождался и готовился заняться тем, ради чего меня прислали сюда на самом деле. Визит к Брустверу был бы формальностью, если б не его загадочный намек в коридоре больницы, а потому я проявил терпение, молча наблюдая за тем, как министр читает отчет Шварца, и пытаясь угадать, о чем пойдет речь.
— Что думаешь делать? — спросил Бруствер, отодвинув доклад на середину стола.
— Думаю поговорить с кентаврами.
Бруствер покачал головой.
— Бесполезная затея. Но, конечно, если тебе больше нечем заняться…
— Когда кентавры станут нашими союзниками, подойти к школе со стороны леса станет гораздо сложнее.
— Когда! — скептически хмыкнул министр. — Считаешь себя гением дипломатии? Мы уже десять лет пытаемся их задобрить, всё без толку.
— Вчера вы хотели со мной о чем‑то поговорить, — напомнил я, не желая пока обсуждать кентавров и свои дипломатические способности. Бруствер выглядел недовольным — он жаждал деталей, которых я не мог ему дать, и как бы у него не чесались руки начать что‑то делать прямо сейчас, он был вынужден ждать наших действий.
— Ладно, Ди, но имей в виду — нападение на Поттера расследуем мы.
— Не возражаю. Было бы хорошо, если б вы нашли анимага. Они могли использовать его как приманку.
— Или он вместе с ними.
В этом я сомневался. Одно дело — воровать у магглов картины и статуэтки, и совсем другое — напасть на главу аврората.
— Короче, — сказал Бруствер после паузы, и я понял, что мы перешил к обсуждению новой проблемы, угнетавшей министра едва ли не больше, чем история с палочкой Смерти. — Вчера у меня произошел разговор с маггловским премьером. Она хочет нашей помощи.
— Помощи в чём?
Министр вздохнул.
— У нее на нас большие планы. Точнее, большие надежды. Если вкратце, она просит, чтобы мы подключились к мониторингу аэропортов. Неофициально, разумеется.
— Кингсли, вы же знаете нашу позицию по сотрудничеству с магглами. Легион против подобных союзов. Конечно, бывают исключительные ситуации, но наблюдение за аэропортами к ним не относится… К тому же, мы и так за ними следим.
— Это вы следите, — сказал Бруствер с легкой обидой.
— И не раз помогали аврорату…
— Да речь не об этом, не о нас! У премьера свои интересы, свои проблемы. Террористы, психопаты, перевозчики информации — у нее целый список позиций, где ей бы хотелось нас видеть.
Объяснение выглядело крайне сомнительным, и я решил не вытягивать из Бруствера ненужные подробности, а сразу высказаться по существу.
— Признаться, я не слышу, чтобы террористы каждый день взрывали по самолету. Маггловские спецслужбы прекрасно справляются и без нас. К тому же, как она себе представляет слежение за психопатами и перевозчиками? Приставить к каждому пассажиру по легилименту? Здесь что‑то не то. Либо вы мне не все рассказали, либо она — вам.
— Она — мне, — неохотно согласился Бруствер. — Конечно, всё шито белыми нитками; я и сам понимаю, что дело тут в другом. Но пока больше ничего не известно. Я бы мог поговорить кое с кем из Европейского Совета, но знаешь, мало ли… напорешься на что‑нибудь такое, после чего пожалеешь, что вообще рот раскрыл.
Было ясно, к чему он клонит. Бруствер хотел, чтобы я обсудил ситуацию со Штабом Легиона. В принципе, он был прав; более того, в подобных обстоятельствах моей обязанностью являлось ставить начальство в известность. Но если в мире что‑то затевалось, то с такой же, если не с большей вероятностью, это могло затеваться Легионом, а не европейскими магами из Совета.
— Ладно, наведу справки, — без особого энтузиазма произнес я. — А до тех пор не поднимайте эту тему. Скажите, что идут консультации.
— Они и идут, — проворчал министр, откидываясь в кресле.
Визит в больницу к Поттеру я отложил на середину недели и лишил Ларса выходных, поручив собрать материалы по кентаврам. В понедельник у меня на столе лежала флэшка, доверху забитая информацией. Педантичный Ларс загрузил в нее весь архив переговоров, в том числе несколько звуковых файлов с записью бесед, однако я предпочел пролистать расшифровку. Выяснилось, что проблемы не ограничивались одним только климатом. Несколько лет после битвы за Хогвартс кентавры вели себя тихо и мирно, можно сказать, даже дружелюбно, но потом дружелюбие кончилось, и начались претензии. Если раньше кентавры не хотели знаться с людьми, теперь в их сознании произошла разительная перемена. Они заинтересовались работой Управления по связям с кентаврами и сочли ее неудовлетворительной, потребовав личного представительства в структуре Министерства. Вообразить кентавров разгуливающими по министерским коридорам, шокируя престарелых дам, было сложно, и в конечном итоге они согласились, чтобы их интересы в Управлении представлял человек. Судя по тому, что за все эти годы претензий к нему у кентавров не возникало, он старался на совесть, однако их требования были слишком экстравагантными и, по мнению магов, заведомо невыполнимыми. Ни одно из них так и не было удовлетворено.