Суккуб

Я решила посмотреть, чем можно заниматься за рабочим местом (коим по моим представлениям являлся компьютер) с одной рукой вечером. Он играл в карты. В преферанс. Я засмеялась. Громко и заливисто, прямо за его спиной. Марк расписывал пульку с такими же как и он – сидящими вечером за компом. Обернувшись ко мне, он улыбнулся и непонимающе приподнял брови. Не получив комментариев, вернулся к игре.

Я продолжала стоять за спиной, сжимая и разжимая правый кулак, будто собиралась его придушить. Я надеюсь, это единственный видимый окружающим признак моего волнения. В ладони концентрируется весь страх, вся нервозность, дрожь, кои могли бы залить краской лицо или перейти в голос. Я собираюсь работать перед камерой, которая меня искренне и безумно пугает. Ничто не должно выдавать неуместных эмоций. Даже, при старте. И я надеюсь избавиться и от этого нервного сжимания ладони в кулак. Позже…

– Ты рассчитываешь сегодня на секс? – спросила на одном дыхании.

– Да.

Он даже не обернулся. Просто щелкнул мышкой, скидывая карты.

– Тогда, мне нужно выпить…

Он чуть наклонил голову, будто склонил ее перед топором палача. Это все, что я увидела. Предположить его эмоции для меня было проблематично.

– В шкафу рядом с посудным есть минибарчик. Водка в холодильнике. Не напивайся в поросенка, с одной рукой я тебя до ванны не дотащу.

Кивнув, я пошла на кухню. Открыла серебристую дверку навесного шкафчика и уставилась на бутылки. Мне нельзя давать выбор. Я теряюсь, когда есть выбор…

В надежде увидеть какой-нибудь сок для коктейля, я залезла в холодильник такого же асфальтового цвета, как и кухонный гарнитур. В нижнем отделении двери стояла одинокая початая бутылка водки. Причем, початая в каком-то неправильном объеме. Не клавиатуру же он ей протирает… Может, дегустировал перед покупкой?

Во! В морозилке нашелся лед. Выудив его, стакан и виски, сотворив себе «успокоительное» и спрятав лед обратно, я пошла осматриваться. Во второй комнате я не была. Даже не заглядывала. Теперь же появился повод. Потому что это была спальня.

Здесь, так же как в коридоре и на кухне, стоял гарнитур. Справа у стенки – двуспалка, у подножия которой – кресло. Рядом с ним – узкий журнальный столик и монстера, явно поставлявшаяся с гарнитуром. Было видно, что растение периодически подыхало, а потом подвергалось виноватой реанимации. По левую сторону – стенка с ЖК-панелью посередине и второе кресло.

– Слишком тихо ты проводишь вечера для «золотой молодежи»! – повысила я голос, прямой наводкой следуя к пульту от телевизора.

– Сессия, – сказал он от двери через пару минут.

– Сессия покупается. Зачем ты все зубришь? Зачем пишешь чужие курсовые и лабы? Судя по всему, ты не нуждаешься в деньгах, и можешь купить зачеты и экзамены. У нас не институт богословия.

– Я пишу чужие работы, потому что это быстрый способ узнать то, на что я не выделил бы времени сам. Честно учусь потому, что пришел в институт именно учиться. А ты для чего?

Я отпила и откинула голову на спинку кресла. А я для чего? А Анька для чего? Наверно, для того же самого. Но бывает невыносимо лень, и мы не видим в чем-то смысла. Когда я вернула взгляд к проему двери, Марка там уже не было. В ванной зашумела вода.

Пиликнула мобила из сумки в коридоре. Это была Анька с прогнозируемым вопросом: ты где? Я подумала, постукивая телефоном об ладонь. Набрала ответ: я у парня. Его зовут Марк. Похоже, я собираюсь у него жить. Не жди сегодня.

Взяв мобилу с собой, я вернулась в комнату и забралась в кресло. Отпила виски и получила не менее прогнозируемый ответ: Ахуеть…

Я задумалась…

Когда в комнату вернулся Марк, подняла к нему взгляд.

– Когда гипс снимут?

– Через неделю. Может две, но это максимум.

Я смотрела на болтающуюся на перевези руку. На голую грудь и синие шорты, в которых он ходил дома. На проступающие на боках синяки. Наблюдала, как он забирается на кровать и устраивается рядом со мной.

– О чем задумалась? – Марк вынул стакан из моей ладони.

– Как правильно пишется: ахуеть или охуеть?

Он заржал. Отпил виски.

– Хуй – это ненормативное название полового члена. О – приставка. Приставка «а-» используется при отрицании, обозначении отсутствия или противоположности. С глаголами практически не употребляется. Это начальная школа, Лид.

– Точно, – согласилась я и подняла телефон. Он с улыбкой наблюдал, как я набираю SMS Аньке: Охуеть, Ань.

– У меня одна просьба. Всего одна, – я обернулась к нему, – не целуй меня в губы.

Иначе ты сразу поймешь о полном отсутствии опыта, а это слишком большой подарок для тебя.

– У меня ответная просьба, – ответил он с коротким кивком, – не пытайся заставить меня чувствовать вину, будто я собираюсь насиловать тебя.

Я опустила взгляд на стакан в его руке, опирающейся на подлокотник кресла. Могла ли я предположить все это, первый раз согласившись на его приглашение в гости? Еще тогда я подумала: «Бывает ли что-то просто так?»

– А какое правило русского языка работает для фразы: я в ахуе?

– То же самое. Ненормативную лексику не принято использовать в литературе. А тем, кто использует ее в устной речи, глубоко наплевать на правила русского языка.

В повисшем молчании он допил мой вискарь и отдал пустой стакан.

– Мне будет тяжело выполнить твою просьбу, – он поймал мою ладонь, поднес к губам.

Я качнула головой, пытаясь уйти от прямого взгляда. Поставила стакан на столик. На экране Воля открывал Камеди Клаб. Вслушавшись в его представления, я засмеялась.

– Ты как хочешь, а я буду смотреть, – сказала я, делая громче.

Он отпустил мою руку. Я отвернулась, увидев, что он раздевается. Явно не без труда – одной рукой.

– Я тоже, – ответил он, забираясь под одеяло. Я удивленно обернулась. Сзади него было пустое место. Если я решу ночью прогуляться, то не выберусь не потревожив. Когда я «хожу», мне наплевать на чьи-то сломанные руки и печени под коленкой. Бедная Анька… ей от меня доставалось. Что ж, предусмотрительно с его стороны отправить меня к стенке. Я вернула взгляд к Comedy Club.

– Обожаю его! Еще с Карлсона в КВН: не реви – не реву… не реви – не реву…

На сцену вышел Гарик «Бульдог» Харламов. Подобрав под себя ноги, я наклонила голову: свет от бра неприятно бликовал на экране.

– Выключи лампу, пожалуйста.

Марк отрицательно покачал головой:

– Иди сюда.

– Мне надо в душ.

– Просто иди сюда, – повторил он, указывая за себя.

Я отвернулась. Подхватив пустой стакан, пошла на кухню.

– Лида! – повысил он голос, когда я быстро вышла.

Наведя порцию виски со льдом, я вернулась. Села на пол у кровати. Поставила стакан на краешек.

– Я не хочу тебя унизить, – попыталась оправдаться. Он смотрел на меня, и во взгляде не было злобы. Не было того, что я ожидала увидеть. Просто смотрел. – И обидеть не хочу.

Не выдержав его взгляда, я посмотрела на стакан. Полчаса назад мне все казалось проще.

– Полчаса назад я думала, что все будет проще, – повторила вслух. – И мне немного стыдно за то, что я тогда думала, – я подняла лицо. Он молча слушал. – У меня не было раньше… никого. Мне просто страшно.

Отведя взгляд, он задумчиво вытянул губы. Вероятно, элементарно не поверил. Поднявшись с колен, я вернулась к столику. Даже если не поверил – не важно. Мне нужно было это сказать. Стало нужно. Потому что, говоря о страхе вслух кому-то, ты делишься им. И страх притупляется.

Поставив стакан, я начала раздеваться. Сняла футболку, лифчик. Обернулась к Марку. Можно было бы удивиться, если бы он не смотрел. Когда расстегивала джинсы, снимала их, он сел. Конечно, он не ожидал, что я стриптиз-шоу устрою. Но он сидел, подогнув одну коленку, положив на нее здоровую руку, а на нее подбородок. Я удивленно вскинула брови: что? Он улыбнулся, качая головой: ничего. Наклонившись к носкам, я сама не сдержала улыбки. Носки – это особая тема. Ни в одном фильме я не видела, чтобы женщина эротично снимала носки. Не чулки, не гольфы: обычные белые носки с мелким голубым цветочком и желтой каймой.