Страница 15 из 22
- К камерам хранения... - прохрипел Эйнштейн, выворачиваясь из объятий плохишей.
На бегу я заметил поспешающих к нему бомжей. "Надо надеяться, Кутю с его напарником отделают знатно", - думал я, направляясь к камерам.
Перед уходящими глубоко вниз ступенями стояла, с нетерпением поджидая меня, вагонная начальница, хозяйка передвижной "малины".
- За мной, шустро! - Теннисным мячиком она зацокала вниз - мимо камер хранения с сонным сержантом, через сортиры, подсобки с тряпками, ведрами и швабрами - все дальше и дальше, куда-то в глубь земли.
Наконец мы остановились в тупике - в конце сырого коридорчика, освещенного тусклой желтой лампочкой. Справа и слева змеились и посвистывали в разных тональностях десятка два различных по диаметру труб.
Было тепло и влажно, как, наверное, бывает в джунглях. Я перевел дух. Осмотрелся. Куда бы поместить задницу? Очевидно догадавшись о моих намерениях, моя проводница отрицательно покачала головой и негромко сказала:
- Подожди!
- Чего?
- Сейчас придем.
- Куда еще?
- В...
- Так мы...
- Нет.
- А где?
- В...
Она торкнулась в маленькую дверцу в правом углу, под трубами. Видимо, на условный стук дверца открылась, еще крепче обдав меня прелой гнилью.
- Давай! - распорядилась проводница.
- Может, не надо? - спросил я неуверенно.
- Как хочешь. Иди назад! - Отодвинув меня плечом, она проскользнула в дверцу. Мне оставалось лишь последовать за ней.
Две мутные лампочки едва освещали верхнюю часть пятидесятиметрового туннеля. Трубы, тянувшиеся вдоль стен, казалось, размножились и разжирели коридор наполнялся их низким, сиплым гудением. Густая и влажная вонь поганых грибов, казалось, вот-вот сшибет с ног.
- Иди-иди, - подтолкнула меня Нина Ивановна. - Дальше там люк есть, дышать можно.
Ступая по влажной пыли туннеля, я добрался до середины и отдышался. Действительно, сверху сочился воздух и пробивался неяркий дневной свет. Некоторые из труб сытыми удавами уползали туда.
- Садись сюда, - потянула меня за руку баба.
У противоположной от люка стены, за трубными кишками, стоял топчан, нет, два, три, а может, и больше. И на них сидели и лежали люди. Согнувшись, я пролез к проводнице и, обессилевший, плюхнулся рядом, на очищенное для меня место.
- Язык здесь не распускай! - негромко предупредила Нина Ивановна.
Я закивал. Моя спутница зашарила вдруг в своих объемных запазухах. Шурша бумагой и полиэтиленом, извлекла наконец прозрачный пакет, судя по запаху, с жареным минтаем. Расположив его между нами, завозилась опять, на этот раз выуживая полную "Чебурашку". Содрав зубом пробку, Нина Ивановна надолго присосалась к пузырю, радостно и жадно хлюпая горлом. Потом строго и подозрительно осмотрела на свет остатки и протянула бутылку мне, в целях дезинфекции протерев перед этим горлышко грязной рукой.
Отказываться я не стал. Но только поднес бутылку к губам, сдавленный чей-то голос прохрипел:
- Оставь, мужик.
- Бог оставит. Пей, Ежиков.
Собственно, пить-то мне не следовало совсем. Я давно уже не верю в бескорыстную дружбу бомжа и знаю, чем такая выпивка обычно заканчивается. Но выверты сегодняшнего дня порядком меня измочалили, к тому же Нина Ивановна ухрюкала добрых две трети. Не враг же она себе!
- А где Самсон Данилович? - откидывая пустую бутылку, поинтересовался я. - Как он там?
- Надо бы посмотреть, - согласилась Нина Ивановна. - Посидишь тут?
- Конечно! - Я незаметно вложил ей в руку деньги.
Она сначала дернулась, но поняла, взяла тайком.
- Литр "Столичной" с закуской, - прошептал я. И еще тише добавил: - И билет на московский поезд.
- Я быстро! - исчезая в зыбком полумраке, пообещала проводница.
Я привалился спиной к кирпичной кладке. Задумался. Сейчас я хотел только одного - оказаться дома с Ленкой и с рыжим своим псом, с которым я уже никогда на этом свете не встречусь, оказаться в холостяцкой своей квартире, вытянуться на диване и спать, спать, спать...
Я засыпал, а этого делать не следовало, ни в коем случае. Неужели эта толстая стерва мне что-то подсыпала? Или все от суматохи последних дней? Когда же конец?
- Мужчина! Мужчина, купите меня.
Вздрогнув, я разлепил глаза, выдергивая локоть из цепких костлявых пальчиков.
- Зачем? - автоматом задал я дурацкий вопрос.
- Со мной ты познаешь райские наслаждения, купи меня, - мерзким голосом загнусавил ребенок.
Господи, уж не в аду ли я? Она навалилась на меня; от нее разило сигаретным перегаром и давно не мытым телом. Я с трудом отлепил от себя ее руки - одна из них уже заползла в мой брючный карман, а другая схематично и страшно пыталась погладить мое лицо. Но девчонка прилепилась ко мне репьем, никак не отдиралась. Я брезгливо оттолкнул ее коленом, угодив куда-то повыше живота. Она отлетела, затылком ударившись о трубу. Пискнула мышонком и повалилась к моим ногам.
Я поднял тряпичное тельце. При тусклом свете разглядел белки закатившихся глаз.
- Ребенка убил, паразит, а-а-а! - Серой молью ко мне метнулось растрепанное чучело. Вцепившись мне в волосы, оно мешало уложить девчонку поудобнее. - Люди, смотрите! Вику мою убил! - шипело чучело, собирая зрителей.
И зрители поползли из всех закутков, грозно шурша панцирями заскорузлых одежд.
- Да заткнись ты, падла, жива она, - не давая толпе инициативы, обрубил я мамашу.
- Ы-ы-ы! Виконька, маленькая моя! Что с тобой изверг натворил! А-а-а! Кровь! У нее кровь!
Нюхом я почуял, что меня будут бить. А девчонка, слава Богу, приходила в себя. Я выдернул из кармана десятитысячную купюру. Протягивая ее заботливой мамаше, заметил, как сверкнули глаза обступивших нас бомжей.
- Иди купи бинты, вату и спирт, сейчас все обработаю. Я врач, - соврал я.
- Спирт-то пять с половиной стоит, - деловито прикидывало чучело. Тут литром не обойдешься, гони еще, а то на бинты не хватит.
Я выдрал из брючного кармана все содержимое и, затыкая мамаше глотку, поставил точку:
- Быстро дергай, недоделанная.
Атмосфера немного разрядилась. Несколько бродяжек заулыбались, наверное, в предчувствии бухаловки.
Девчонка пришла в себя и захныкала. Я, как мог, разорванным платком перетянул ее грязную головенку.
- Да ты не боись, ничего с ней не будет, живучие они, - успокаивал меня старик охнарь.
- А я и не беспокоюсь, девчонку только жалко - зачем она ее подкладывает?
- Так выпить охота.
Довод был железный, и я замолчал. Бомжики не отходили, словно произошедшее несчастье сблизило нас. А может, просто ждали спирта.
Дневной свет из люка пропадал, а Нина Ивановна все не шла. Нужно было как-то отсюда выбираться, причем неспешно, не расстраивая бродяг видом ускользающей поживы.
- Посмотрите тут за девчонкой - пойду гляну, где она. - С озабоченным видом я направился к выходу. Но, сделав несколько шагов, растянулся во весь рост, больно ударившись лбом и носом.
- Лежи, не дергайся, сволота! - Из темноты появилась кабанья рожа с полоской бинта на лбу. - Думал, уж не встречу легашка, а он сам в гости пожаловал. Давай, Санек, его в мокрый коридор. Обшмонаем да крысам на закусь.
Вскочив на ноги, я попытался уйти от невидимого Сани, но, видимо, чего-то не рассчитал - удар под поясницу был настолько силен, что я врезался головой в кирпичную кладку. И, убаюкиваемый гудением труб, поплыл куда-то в фиолетовом тумане.
Меня покачивали и урчали при этом. Покачивали осторожно и бережно, позабыв только вытащить раскаленный кол, наглухо засевший в моем затылке.
Наконец я сообразил: качают меня не заботливые женские руки, а автомобильные рессоры. Меня воткнули между сиденьями, предварительно спеленав капроновым шнуром.
Время позднее. То и дело салон вспарывали лучи встречных фар.
Я пошевелился и слабо застонал.
- Чего-то кряхтит, живой! - сообщил знакомый, слышанный где-то голос. - Лежи, придурок, отдыхай. Скоро приедем, - успокоил тот же голос, почмокивая и пощелкивая жвачными пузырями.