Полста историй

Изабелла фон Вагенштейн высокомерно улыбалась.

— Ну, конечно, святая... — вздохнул граф, тяжело осев в кресле. — В девицах была не прочь размозжить в дверях белоснежные пальчики служанок... Значит, наше супружество сохранило жизнь двум с половиной тысяч людей... Целый провинциальный город... С дворниками, лакеями, служанками, конюшими, садовниками и мальчиками для битья. А правительство не спешит вознаградить нас...

Мысли о неблагодарном правительстве смяли настроение графа, и он решил его исправить. Исправлял он настроение многими способами, но сегодня решил использовать кардинальный — снял обувь, носки и устроился на укрепленной в углу жердочке. Этот способ посоветовал ему один модный психоаналитик, открывший из своих исследований, что граф Людвиг ван Шикомура в прошлой жизни был попугаем.

...Перед тем как пройти в большую столовую, граф по обыкновению спустился в кабинет. Кабинет был высоким в потолках и просторным; в каждую его стену было вделано по три клетки.

В клетках сидели женщины. Двенадцать женщин в возрасте от пятнадцати до тридцати пяти лет. Одеты они были кто во что. В одной клетки взгляд привлекал фривольный наряд дешевой проститутки, в другой — траурное платье королевы мавров, в третьей — козлиная шкура троглодитки, в четвертой — строгий костюм служащей английского банка. Ни на одной из женщин не было следов пыток — граф орудовал на высоком уровне. Банальные утюги, паяльники в анальное отверстие, иголки под ногти, кислота, развратные действия и т.п. надоели ему еще в отрочестве, а в юности уже вызывали омерзение своей плебейской прямолинейностью. Все это было очень просто и не требовало особого полета фантазии и напряжения интеллекта. И к тому же значительно сокращало продолжительность жизни жертв, а поиск новых молодых и симпатичных женщин, как упоминалось выше, с годами занимал у графа все больше труда и времени.

Граф пытал своих пленниц психологически. Это было очень, очень трудная игра, никак не сравнимая по сложности даже с игрой в шахматы или в бисер Германа Гессе. Для того, чтобы получать удовольствие от этой игры, ему надо было знать мельчайшие подробности биографий своих "фигур", их наклонности, увлечения, антипатии, страхи, привычки. В общем, все, что движет человеческою душою. Семь лет назад, на заре возникновения игры, игры в "Боль до пятницы", как ее называл граф, у него служили психоаналитики. Они составляли из девушек наименее совместимые группы, исподволь вызнавали больные места, долгие годы выращивали разнообразные комплексы, как неполноценности, так и превосходства, и на основании всего этого придумывали ходы, приводившие к попыткам самоубийства. Почему они это делали? Да потому что вся соль и прелесть игры заключались в том, что самоубийство определенная девушка должна была совершить не импульсивно, а именно в определенный день определенного месяца. А так как девушек было всегда двенадцать, на раскрутку каждой должен был уходить ровно год.

Не будем вдаваться в историю развития этой игры, а также останавливаться на отдельных ее комбинациях, дебютах и эндшпилях в большинстве своем весьма хитроумных и неожиданных. Читатель, хоть в какой-то степени подвергавшийся изощренным психологическим издевательствам, наверное, уже, содрогнулся, а тот, который не сделал этого, по моему мнению, должен обратится к косметологу с просьбой значительно уменьшить ему толщину кожи.

…Граф сел за письменный стол и внимательно изучил график, лежавший под стеклом. Согласно нему сегодняшним вечером ему надо было передать Кассандре подметную записку от Ми-ми, влепить легкую пощечину Марианне, пересадить Грацию в клетку Мадонны, на несколько минут прижать к груди Бригитту, сказать Анжелике, что ее жених Пьеро отказался ей писать, и вообще скоро женится на ее подруге, подарить новое платье Дульсинее, назвать Лауру никому не нужной кривоногой дурнушкой, пообещать Лейле, что в будущий четверг она будет освобождена, и напомнить Лилиане, что в этот день семь лет назад ее впервые изнасиловал отец.

На рутинные операции и действия по разложению психики девушек графу понадобилось чуть больше часа. Когда он вошел в столовую, там уже находились как всегда недовольная жизнью дальняя родственница Элеонора фон Зелек-Киринская, палач (больше некого было приглашать, а граф не любил малолюдности во время приема пищи) и София, сразу учуявшая в нем душу Худосокова. Она была в открытом платье, на левой ее груди краснела роза (последние росли у графа хорошо, ведь земля в розарии была отменно удобрена). "Прекрасно выглядит..." — с удовольствием отметил граф, предлагая девушке сесть напротив.

София еще не определила как себя вести, а Гретхен Продай Яйцо все порывало нахамить этому мужлану, из-за которого она битый час пролежала под дождем в воде, на холодных гранитных булыжниках. Однако красавец граф Людвиг ван Шикамура был хоть куда, и сердце ведьмы скоро оттаяло; в ее взгляде поселилась сначала нежность, а потом и откровенное желание.

— Ты сколько месяцев мужчин не имела? — с подозрением поинтересовалась София у своей ипостаси.

— Четыреста пятьдесят два года одиннадцать месяцев и двадцать девять дней... — мечтательно ответила Гретхен Продай Яйцо.

— Ни фига себе! — сочувственно воскликнула София. — Я тебя понимаю...

И начала строить глазки графу — что не сделаешь ради подруги?

Ужин был великолепным. Черепаховый суп, рябчики, устрицы, заяц в маринаде, отменный набор вин и шампанское привели Гретхен Продай Яйцо в великолепное настроение, и она вспомнила о приворотном зелье только в конце пиршества. В принципе, его можно было, наверное, оставить на завтра. Но на всякий случай взглянув в завтрашний день, в своей судьбе и судьбе графа Гретхен Продай Яйцо увидела туманные неоднозначности и поэтому решила, невзирая на кружившуюся от шампанского голову, применить средство немедленно.

Потушить все свечи в столовой внезапным порывом ветра было для ведьмы сущим пустяком. Когда свечи были зажжены вновь (сделал это Катилина, весь ужин просидевший, охваченный недобрыми предчувствиями — палачи ведьм хорошо чувствуют), Гретхен Продай Яйцо предложила выпить графу на брудершафт. Граф с удовольствием согласился.

...Зелье повлияло на Людвига ван Шикамуру не однозначно, и к желанию сорвать с девушки одежды прибавилось желание, чтобы любовью занималось все, что бегает, ползает, летает, обедает и сидит в клетках. Это желание он озвучил. Ведьме хоть и хотелось немедленно проследовать с ним в спальную, но шампанское, не питое четыреста пятьдесят два года одиннадцать месяцев и двадцать девять дней, сделало свое дело, и хмельная Гретхен Продай Яйцо пошла навстречу.

— Я смогу исполнить ваше желание, граф! — заговорщицки улыбнулась она. — Ради вас я утоплю этот замок в океане любви!"

И тут же принялась выливать в серебряное ведерко одну бутылку шампанского за другой. Когда оно наполнилось, незаметно сыпанула зелья, взяла серебряный половник и, вручив «Шикомурке» ведерко, пошла по замку.

Сначала досталось палачу Катилине и Элеоноре фон Зелек-Киринской. Выпив по половнику, они немедленно упали в объятия друг друга, постояли так, слюняво целуясь, и так же, не разнимая объятий, проследовали в ближайшую опочивальню.