Страница 52 из 85
Вся правда всплыла тогда, когда родственники одного из прооперированных доктором заметили, что поведение его сделалось слишком далеким от адекватного, — настолько, что списывать это на последствия военной карьеры, травмы и всего прочего стало невозможно. До причин докопались быстро, без препарата больной не мог продержаться и нескольких дней. Тут надо отдать должное доктору: он не наживался на пострадавших, а брал с них деньги только на ингредиенты для снадобья, которые оказались до смешного дешевыми. Вот тогда и вскрылась вся правда о волшебных операциях и множестве спасенных жизней. Большинство спасенных давно уже вели асоциальный образ жизни. Некоторых из них доктор даже подкармливал, так как они вконец опустились и потеряли работу, дом, семью…
На суде звучало много диспутов об этической стороне вопроса. Жизни он спас, только цена за спасение оказалась слишком большой. Почти сотня менаров подверглась воздействию этого препарата — но ведь скольких прекрасный врач спас и без него? Опять же, действовал он бескорыстно и честно пытался все исправить. Наверное, если противоядие получилось найти, приговор мог бы быть другим. Суд привлек лучших врачей и исследователей в области медицины, чтобы вынести вердикт: возможно ли нейтрализовать влияние наркотика? После долгого изучения препарата и принимающих его, вывод сделан такой: препарат влияет на мозг, и его последствия необратимы. Более того, настолько разрушительны и губительны для всего организма, что еще пару лет приема — и пациент бы умер уже из-за самого лекарства.
Суд учел все обстоятельства и принял, возможно, самое жесткое для мага-целителя решение — заблокировать магию и полностью запретить медицинскую практику. Адальвейн был одним из тех, кто ходатайствовал против смертной казни: его солдат доктор спас немало. А Кунг Рамзи, оказывается, когда-то спас самого доктора в одной из битв — вот в оплату этих долгов я сейчас пью молоко в его доме, а Вейн спит на втором этаже.
— Подождите, — я почувствовала несоответствие, — но ведь если магию у вас заблокировали, как же вы спасли Адальвейна?
— При исцелении необязательно пользоваться магией, достаточно использовать свои жизненные силы, — небрежно ответил Ивиц.
— Так это же смертельно для организма: если взять чуть больше…
— Я бы все равно скоро умер — бесславно, в своей постели, один, да еще с кучей долгов. Теперь у меня на два долга меньше. Моя совесть немного чище, а умирать будет чуть-чуть спокойнее, — сказано так, что я невольно ужаснулась, с каким грузом живет этот менар. — До нас уже докатилась весть о пропаже Владыки, — продолжил Ивиц. — Что бы там ни затевалось, это надо остановить, — твердо сказал старик и посмотрел прямо на меня. — В ящике стола в моей комнате бумаги, принеси их.
Я оставила пустую кружку (которую выпила, не почувствовав вкуса) и пошла за бумагами, даже не спросив, зачем. В столе был один ящик, в нем — перевязанная веревкой кожаная папка. Отдав ее Ивицу, а затем подав перо с чернильницей, я смотрела, как он что-то дописывает.
— Держи, — старик вернул мне папку. — Теперь этот дом твой: завещание, а также свою последнюю волю я заверил, так что вопросов ни у кого не возникнет.
— Да ну что вы! — поразилась я. — Мы отсюда скоро уедем, а вы останетесь — зачем же нам ваш дом?
— Про «останусь», — кривая усмешка сделала морщины совсем глубокими и резкими. — Я хочу, чтобы меня похоронили под серебристым рушем, это дерево в глубине моего сада. Мне недолго жить, всего несколько часов, которые я бы хотел провести один в этом кресле. А ты запомни: магам верить нельзя, они давно что-то замышляют. И будьте осторожнее. Не хочу, чтобы мой последний поступок оказался напрасным.
Я слушала его спокойные, уверенные слова и не могла поверить. Этот менар не цеплялся за жизнь. Не за что ему было цепляться — точнее, не за кого — но ведь не на столько, чтобы жертвовать собой ради двух чужаков? Или настолько? Ему, так давно живущему со всем совершенным им (пусть и не умышленно) злом, просто необходимо хотя бы немного искупить вину. Напоследок он успеет совершить что-то хорошее, раз судьба дала ему такой шанс. Это жертва, которую надо принимать с благодарностью.
— Спасибо, — я прижала папку к груди. — За все спасибо!
В моих глазах блестели слезы, но плакать не буду. Если еще утром я не знала, что делать, то сейчас знаю точно: надо спасать Владыку, родителей, детей — всех, кто еще попался под горячую руку заговорщикам. Потому что жертвы не должны быть напрасными.
Как Ивиц и просил, я оставила его в одиночестве смотреть на огонь, поднялась наверх, накрыла Вейна покрывалом и положила ему подушку под голову. Сама же завернулась в одеяло на кровати, безо всяких моральных терзаний оставив менара на полу. Перетащить его я все равно не смогу, а нормально выспаться и отдохнуть надо. Силы мне еще понадобятся. Стоило закрыть глаза, как сон сам нашел меня. Так и должно быть. Моя совесть будет чиста. Я все сделаю правильно.
Мое утро началось с дежавю — а может, в моей жизни намечается своеобразная традиция. Проснулась я от прикосновения. На этот раз меня хотя бы не трясли за плечо, а нежно проводили пальцем по щеке. Я мгновенно открыла глаза: сна как будто не было, именно поэтому успела увидеть, как Вейн отдергивает руку и, смущаясь, прячет ее за спину. Впрочем, мне сейчас было не до смущения — я разглядывала его раны и понимала, что от них почти ничего не осталось: крупные кровоподтеки превратились в едва заметные синяки, от большинства ожогов не сохранилось даже шрамов, да и в целом он выглядел несравнимо лучше вчерашнего.