Страница 7 из 11
Надо признать, что один из важных стимулов поступления в горные институты – форменная одежда и аттестация не только у специалистов горной промышленности, но и у студентов. Это была, даже по сегодняшним меркам, очень красивая одежда. Тёмно-синий китель с брюками, контрпогоны с вензелем ВУЗа на плечах, петлицы с молоточками и пуговицы, кокарда и молоточки на фуражке. Шили за свой счёт в специальном ателье – кто из бостона, кто из шевиота, в зависимости от финансовых возможностей. После окончания института каждый получал звание горного инженера 3-го ранга – и на рукавах нашивалось по одному шеврону. По мере работы происходила переаттестация специалистов и переход на другие должности. Этот порядок хорошо стимулировал приток специалистов в эту достаточно тяжёлую отрасль промышленности. После прихода к власти Н. С. Хрущёва произошла переоценка ценностей, и весной 1954 г. аттестацию горных кадров, а вместе с ней и форму, упразднили. Во время вступительных экзаменов я ещё встречал студентов и аспирантов в форме, но без контрпогон. После остался единственный осколок от формы – это фуражка, которую студенты шили и носили ещё лет пять. Я тоже решил сшить себе таковую. Ребята подсказали адрес старого еврея-фуражечника, который шил просто первоклассно. Поехал я к нему куда-то на "Вторчермет" и там ещё топал куда-то пешком. Мастер снял с меня размеры и где-то дней через десять за 100 руб. я получил прекрасную бостоновую фуражку. Кокарду и молоточки купил в магазине и сразу стал похож на классического горняка.
Как уже писал, с общежитием в институте было очень туго, но на остановке ул. Большакова заканчивалось строительство большого пятиэтажного общежития под шифром корпус "Б" на несколько сот мест. Студенты неоднократно привлекались на стройку для оказания помощи строителям в неквалифицированном труде, жилье для студентов собирались сдавать вроде к следующему учебному году. Однако мест в этом здании всё равно хватило бы далеко не всем.
В институте был очень сильный четырёхголосный мужской хор, которым одно время руководил ректор Уральской консерватории профессор В. Глаголев. Коллектив в городе был заметный своей культурой исполнения и хорошо опекался руководством института – всем пошили форменную одежду, всех обещали поселить в новое общежитие. Валера Цепелев, не знаю из каких соображений – то ли из любви к искусству, то ли из желания приобщиться к высокому, записался в этот хор ещё на первом курсе и регулярно ходил на все репетиции и концерты. Меня он тоже стал охмурять вступить в этот коллектив хотя бы из-за близкой перспективы получения там общежития, да и вдвоём ходить веселее. Я по природе индивидуалист, очень редкие вещи, в основном церковные, в хоровом исполнении мне нравятся. Но вообще, считал, что хор нивелирует личность. Есть у тебя голос – иди и пой на сцену под какой-нибудь инструмент, нет – сиди дома и слушай других, а не прячься за спины в общем хоре, иногда раскрывая беззвучно рот. Когда я так рассуждал, Валера страшно обижался, как будто я его уличал в отсутствии голоса. Однако желание получить быстрее общежитие перевесило все минусы, и я пошёл "продаваться". (Надо заметить, что в оценке хорового пения в молодости я сильно ошибался. Недавно послушал хор им. Пятницкого и был просто ошеломлён чистотой исполнения, многоголосием, мелодичностью.)
Пришли за полчаса до репетиции. Дирижёром был человек маленького роста с характерной внешностью. Встретил он меня дружелюбно и сказал: "Вот сейчас я буду брать ноты на рояле, а вы их повторяйте голосом!" – и начал выстукивать сначала по одной, потом по три в виде арпеджио, а потом и закатил пару музыкальных фраз, причём совершенно незнакомых. Я старательно всё повторил и без ошибок. Дирижёр на меня внимательно взглянул и сказал: "Молодой человек! У вас хороший слух, но с голосом я не определился. Посидите-ка пока во вторых тенорах!" Так началась моя первая репетиция в хоре. Среди вторых теноров петь было тяжело, не получилось вытягивать "верха" – и я просто открывал рот. Кроме этого, я не получал ни малейшего удовлетворения от этой массовой спевки. Каждая репетиция давалась с трудом, через полмесяца хоровых занятий решил, что лучше лишний год проживу на частной квартире, чем продолжу заниматься так истязать душу, и навсегда бросил это дело и никогда не сожалел, хотя летом 1957 г. хор участвовал в Международном фестивале молодёжи и студентов в Москве и получил Диплом 3-ей степени.
Некоторые ребята сразу начали ходить на спортивные секции института. Я ещё в школе имел спортивные разряды по лыжам и пулевой стрельбе. Лыжным спортом заниматься не хотелось, а вот стрельба была по душе. Сначала я выступал на первенстве факультета, а потом меня включили и в состав факультетской команды. Конечно, уровень занятий и материальная часть здесь были несравненно выше, чем в Североуральске. Стрельбы проходили в подземном тире ДОСААФ на углу улиц Малышева и 8 Марта. Оборудован он был просто превосходно: каждая стрелковая ячейка оснащалась подзорной трубой для корректировки любого выстрела, имелось хорошее, не дающее бликов освещение. Материальная часть – малокалиберные винтовки 5,6 мм – у всех были свои и привозились с собой. В школе я стрелял из винтовок ТОЗ-8 с простым открытым прицелом. Здесь же, в основном, применялись диоптрические кольцевые прицелы. Как показала практика, стрельба с ними давала большую кучность и улучшала результат. Так как я был новичком в команде и имел низкий разряд, то и закреплённой винтовки у меня не было. Приходилось брать первую попавшуюся, наскоро пристреливать и выходить на огневой рубеж. Но иногда мне давали попробовать пристрелянные винтовки, и результат всегда был намного лучше. Однажды я даже не вышел из девяток на мишени № 7м на 50 м лёжа. А вот стандарт 3 на 10 из трёх положений шёл хуже – не выше 260 очков.
Однажды желающим предложили пострелять из боевого оружия – трёхлинейных армейских винтовок калибра 7,62 мм. Я согласился, условились встретиться утром в условленном месте. Подошёл заказной автобус, стрелки погрузили в него несколько винтовок, пару цинковых ящиков с патронами и поехали на стрельбище. Поехали далеко – за г. Березовский, дальше в лес примерно на 10 км. Армейское стрельбище – расчищенная полоса около 150 м шириной и около 800 м в длину. В конце полосы бульдозеры сотворили мощный земляной вал вперемежку со стволами деревьев. Огневой рубеж состоял из открытой части, где располагались стрелки на дистанцию 100 метров по мишени №4, и закрытой, где сидели снайперы и вели огонь на дистанции 300 и 600 метров. Стрелки расположились на открытом рубеже и всё делали только по команде старшего на стрельбище. Сходили и повесили себе мишени, и после этого можно было открывать огонь. Только я начал поудобнее моститься, как справа от меня раздался очень сильный хлопок – и я сразу оглох на правое ухо. Понял, что сосед выстрелил. Тут же прозвучал выстрел слева – и моё левое ухо перестало слышать. Тогда я открыл стрельбу сам. Отстрелял десять патронов, подождал, когда закончат все. После стрелки пошли снимать мишени. Мой первый опыт вполне удачен – 87 очков из 100. Сразу выполнил норму 3-го разряда. Потом отстреляли 2-ю серию, после этого события приняли несколько хаотичный характер. Патроны никто не считал, два цинка стояли прямо на огневом рубеже – и все начали палить в сторону мишеней, кто в бумагу, кто в столбики, кто по камням, лежащим на земле. Вообще, настрелялись всласть и оглохли. Надо было брать пример со снайперов. Те имели винтовки с оптическими прицелами, целились очень тщательно, иногда делали перерывы в прицеливании. Один выстрел занимал у снайперов около 5 минут. Тут-то я понял, какое это мощное оружие трёхлинейная винтовка. У неё дальность только прицельного выстрела 2 км, а пуля летит ещё дальше: стрелки попадали в деревья земляного вала, и там вверх взлетала щепа. Это была первая и последняя поездка с боевым оружием и стрельбой "до отвала".
Мои два одногруппника – братья Вилли и Эдик Мардеры, немцы из Омской области, – пошли на секцию классической борьбы, или, как её сейчас называют, греко-римской. И через какое-то время начали "вербовать" других, в том числе и меня. К весне я согласился и пошёл на занятия. Тренировал секцию студент-перворазрядник с горного факультета, легковес, но с мощной, хорошо накачанной шеей. Он глянул мой торс и сказал, что дело для меня подходящее. Тренировки заключались в общефизической подготовке, в особенности, накачивании шеи "мостиком", игре в баскетбол без особых правил, изучению приёмов борьбы со спарринг-партнёрами. За два часа занятий уходило много физических сил и пота. Зал для борьбы имел относительно небольшие размеры, и в нём всегда стоял устойчивый и крепкий запах здорового мужского тела и пота. В такие места следовало бы водить на "ремонт" всяких лесбиянок, про которых в те годы мы даже и не слыхали. После занятий принимали душ. В конце второго семестра устроили квалификационные соревнования среди новичков. При весе 65 кг я входил в лёгкую весовую категорию 62-67 кг. Одну из схваток я выиграл на чистом туше за 13 сек., бросив соперника через бедро. У второго выиграл за 42 сек., но третьему чисто проиграл за 26 сек. Конечно, опытные, владеющие хорошим арсеналом приёмов борцы за десятки секунд не проигрывают. Уровень моей техники ещё был недостаточно высок, но секция нравилась, т. к. у меня начался рост мышечной массы и физической силы.