Рассказы

Он работал споро и уверенно, он наклонялся, вставал, поворачивался, и слышно было, как хрустят его мускулы, словно сухой хлеб. Он напевал: На тихом море. . . эх Встает туман. . . эх Альбер Пинселе открыл глаза и глубоко вздохнул:

– Что вы здесь делаете?

– Возвращаю вас к жизни, – ответил Фостен Вантр.

– Лучше бы не совались в чужие дела.

– Вы рассуждаете, как ребенок! Выпейте-ка лучше: скажите, как вам ром!

Неудачник-повешенный приподнял голову, хлебнул алкоголя и выплюнул его на пол:

– Я больше ничего не хочу. Если бы вы знали. . .

– Я все знаю! Я все знаю! Я знаю, что вам двадцать пять лет, что у вас нет работы, нет будущего, нет родных, нет любовницы и что вы уже девять месяцев не платили за гостиницу!

– Ах! Молчите! – застонал Альбер Пинселе.

– Я уже несколько недель слежу за вами. Я послал вам свой проспект: «Отчаявшиеся, заработайте на вашем отчаянии. За справками обращаться к г-ну Фостену Вантру, улица Орельен-Ламбер, 17». Почему вы мне не ответили?

– Мне это казалось несерьезным.

– Несерьезным? Ах!.. Вы все одинаковы! Слушайте же, я пришел, чтобы предложить вам способ заработать деньги и обеспечить себе счастливую старость.

– Я хотел бы поспать, – пробормотал Альбер Пинселе.

Фостен Вантр нетерпеливо щелкнул пальцами:

– Сейчас поспите! Сейчас поспите! Только дайте сначала объяснить. Конечно, вы слышали о профессоре Отто Дюпоне?

– Ортопеде?

– Если хотите! Но только он вправляет не кости, а характеры.

– Ну, в таком случае я его не знаю.

– Профессор Отто Дюпон возглавляет всемирно известную клинику. В ней он применяет придуманное им лечение для моделирования, для модификации характеров. Приходит, допустим, такой себе застенчивый господин: «Я хотел бы стать авторитарным». Ему делают укол. Десять дней отдыха. И вот наш клиент возвращается домой с темпераментом диктатора, рвущегося выступать со своего балкона. Умственная ортопедия – наука молодая и тонкая. Малейшая ошибка может привести к необратимой катастрофе. Поэтому профессор Отто Дюпон, 89 Анри Труайя Подопытные кролики прежде чем сделать пациентам укол, испытывает действие своего препарата на своих помощниках, которых мы называем «испытателями характеров». В клинике их около двадцати. Но клиентура наша возрастает, и я получил распоряжение набрать еще нескольких испытателей.

Я сразу же подумал, что вам эта испытательная работа подошла бы. Вам предоставят жилье, питание, белье, Вы сможете гулять по прекрасному парку, у вас будут изысканные друзья.

Условия королевские. Через два года вы сможете нас покинуть и до конца жизни будете получать пенсию, соразмерную со временем вашей службы.

Фостен Вантр помолчал и с наслаждением гурмана проглотил слюну:

– Ну, что вы об этом скажете, молодой человек? – продолжил он. – Нравится?

– Но если так выгодно у вас работать, почему же вы задаетесь трудом набирать себе подопытных кроликов?

– Испытателей характеров? Но ведь не каждый может им стать! Необходима определенная физическая предрасположенность. Устойчивость ко всем испытаниям. Моральная чистота.

Психическая устойчивость, нервная гармония, первоклассная интеллектуальная структура!

Все эти качества имеются у вас в избытке. Вот, прочитайте этот договор. Подпись поставьте внизу, слева. Но поторопитесь: мне сообщили о близкой попытке самоубийства рядом с площадью Бастилии.

Он завинтил пробку на бутылке и начал любовно укладывать обратно в портфель.

Альбер Пинселе взглянул на крюк в потолке, на гербовую бумагу договора и пожал плечами.

– Подписать или повеситься! – заключил он.

– Вот это правильно! – одобрил Фостен Вантр, протягивая ему ручку.

Молодой человек положил договор на пол и подписал вялой рукой.

– Будьте готовы завтра к девяти часам утра, – сказал Фостен Вантр. – За вами приедет машина скорой помощи. Когда буду уходить, уплачу ваш счет за гостиницу.

Когда он ушел, Альбер Пинселе растянулся поперек матраса и уснул сном, полным сновидений: по длинной мокрой дороге он шел к оранжевому свету, мерцавшему на горизонте.

Через каждые три шага он терял частицу себя самого. Палец, губу, веко. «Только бы выдержать до конца», – думал он. Вдруг он обернулся и заметил господина Фостена Вантра, семенящего следом за ним, с сафьяновым портфелем под мышкой. Старичок наклонялся через каждые три шага и подбирал то, что он терял. И восклицал: «Мям! Мям! Прекрасный палец!

Мям! Мям! Прекрасное веко!» – «Остановитесь! Остановитесь!» – кричал Альбер Пинселе.

Но старичок качал головой: «По какому праву? Вы ведь подписали? Мям! Мям! Прекрасное ухо!»

Проснувшись, он заметил, что подушка мокрая от слез.

Клиника профессора Отто Дюпона находилась недалеко от Парижа, Большое квадратное здание – сплошные окна и балконы – располагалось посреди парка с изогнутыми, как подпись бухгалтера, аллеями. В тени высоких деревьев были расставлены шезлонги, на которых отдыхали клиенты, думая о последних встрясках в их индивидуальности. За центральным зданием стоял флигель испытателей характеров, трехэтажный дом из розового кирпича с увитым цветами крыльцом. Пол в коридорах был устлан темно-синим линолеумом. На двери 90 Анри Труайя Подопытные кролики каждой комнаты висела табличка с надписью : «Мечтатель», «Добряк», «Друг литературы и искусства» – и датой последней инъекции с предостережениям: «Не применять до. . . »

Справа от двери на небольшой грифельной доске замечания дежурного врача: «Результат удовлетворительный», или «Подправить», или же «Результат отрицательный».

Медсестра отвела Альбера Пинселе в отведенную для него комнату. Голые стены. Железная койка. Полка с книгами.

– Конечно, мы меняем подборку книг после испытания, – заметила она. – Для каждого темперамента определенная литература. Профессор Отто Дюпон просит вас быть готовым через час.

Профессор Отто Дюпон принял Альбера Пинселе, сидя за массивным, размерами с древнеримский саркофаг, письменным столом, уставленным телефонами, диктофонами, светящимися лампочками на эбонитовых дощечках, усовершенствованными калькуляторами и автоматическим пеналом для авторучек. По краям стола возвышались стопки книг с ослепительно белыми, словно зубы у антропофагов, обрезами. Лампа на причудливо изогнутой ножке освещала стерильным светом лицо ученого. Цвет лица у него был свежий, вид приветливый, лицо чисто выбрито.

– Вы испытатель номер четырнадцать? – спросил он у Альбера Пинселе.

– Я видел этот номер на двери моей комнаты. . .

– Отныне это ваш номер. Садитесь. Посмотрим, что в вашем досье. Двадцать пять лет.

Пороки: нет. . .

Альбер Пинселе решил, что здесь уместно скромно опустить глаза.

– Характер: обычный. Реакция «Z»: обычная. Умственные способности: обычные. . . Великолепно! Великолепно! Вы именно тот человек, который мне нужен, – Я польщен, – пробормотал Альбер Пинселе.

– Я вам сегодня сделаю инъекцию несгибаемой воли с чуточкой тщеславия и капелькой мистицизма. Это очень интересная, очень тонкая смесь, которую я составил впервые по заказу одного политического деятеля. После инъекции вы будете отдыхать десять дней. После этого мы на вас испробуем состав для мечтателя. Затем. . .

– Итак, мой характер будет меняться каждые десять дней?

– Почти.

– Но это ужасно!

– Не надо так думать. Все ваши коллеги скажут вам, что эти трансформации происходят совершенно безболезненно.

– И так в течение двух лет?

– Даже дольше, если вы захотите. А вы захотите непременно. Подумайте, что по желанию меняя свой темперамент, вы увеличиваете свою жизненную способность, вы проживаете тридцать-тридцать пять жизней за год, в то время как другие проживают лишь одну, да и та!.. В конце концов, вы собирались покончить с собой, не так ли? А кончают с собой потому, что не могут больше выносить свое состояние, то есть самого себя. . .

– Да, это так.

– А я вам как раз и предлагаю не быть больше самим собой! Вы должны быть удовлетворены.