Страница 21 из 113
В ментовском изоляторе временного содержания на Окрестина Тану Бельскую долго не мариновали. Часа полтора, не больше, придержали в одиночном вонючем отстойнике в наручниках, свободно без натяга защелкнутых спереди. Даже без личного исподнего обыска обошлись, отпечатков пальцев не брали. Потом, к ее невыразимому облегчению, прямиком завезли, повезли с почетом на служебном «ауди». Пускай по-прежнему не снимая наручников, зато в центр, на улицу Урицкого с шиком в СИЗО КГБ РБ.
«Американка, йе вашу мать! Хорошо хоть не на Антошкина в беспредел! Точняк, свекор Федос по быструхе провернулся. Узнал о дурной подставе и вперед на мины с песней…
Лева Шабревич в курсе, Вольга иносказательно черкнула пару строк, когда кипятильник и прочее в кешере барахлишко, шмотье, разрешенное подследственным, оперативно сюда передала.
Ничё, царица Тамара Винникова, банкирша национальная, говорят, тут сидела. И я посижу… Навряд те слишком долго. На воле с той п…той подставой и подкинутой наркотой есть, кому ускоренно разобраться…
Уйя! Развели, подставили, об…сы… Что такое не везет, и как с ним в тюряге бороться, что в лобок, что по лбу… Хапун тебе в сраку!..»
Глава десятая Охота к перемене мест
Евген Печанский благорасположено, в собственно распланированное время, уехал удельно в отпуск за кордон. Вернее, беспрепятственно, без воздушных ям и турбулентностей, гладко пересек европейско-белорусскую границу самолетом рейса «Белавиа» Минск ― Лас-Пальмас на высоте нескольких тысяч метров над землей.
Причем и в этот раз у него возникло некое ощущение неземного благополучия и заграничной легкости. Так бывало и до того, едва он мог сполна убедиться, что действительно покинул Беларусь. Будь то в воздухе или понизу на закордонной территории, если ехать поездом или автомобилем. Возможно, это и есть чувство Родины, когда он то ли в эмиграцию свободно направляется, то ли на волю откинулся после продолжительной отсидки на зоне? Не то будущий эмигрант, не то бывший зек.
Ни в том, ни в другом социально качественном состоянии Евген покамест никак не побывал. Вероятно потому, пасмурный погранконтроль, злобную таможню в аэропорту Минск−2 воспринимает в основном, как технические формальности, бюрократические частности, ничего для него не значащие.
«Ни в дебет, ни в кредит. Если охват не обхват, а обойма не магазин…»
На солнечных безоблачных Канарах его всегдашним порядком ждут отдохновенная тишь да евроатлантическая гладь. Европейские партнеры охотно откликнулись на канарские, итальянские и баварские предложения, а уже в Мюнхене четырехстороннее соглашение о намерениях было конструктивно обсуждено и вскоре подписано без малейших недоговоренностей.
«Спасибо родному батьке, дважды в шерсть прилетавшему из Фриско!»
Из Берлина рейсом «Люфтганзы» отпускник Евгений Печанский прибыл в Киев, где задержался на три дня вне каких-либо прагматических или утилитарных целей. Разве лишь посетил кое-какие издавна им избранные киевские ресторации, взыскательно проверяя, не ухудшилось ли там предложение правильного и вкусного пропитания по причине политических передряг и перехлестов.
В большой украинской столице Евген порой чувствует себя политически и экономически получше и посвободнее, чем на малой родине в Минске. Теперь Киев также не обманул его в отпускных ожиданиях. Но пора бы и честь знать, коли таковой считать возвращение к работе из жовто-блакитной Украйны в красно-зялёную Беларусь.
«Где-то восход золотого солнца в чистейшем голубом небе, а там красный закат над грязноватым зелено-коричневым болотцем. Вспорхнуть не порскнуть…»
Киев и Украина на поверку не чужды Евгену. Хотя бы потому, что помимо тамошних деловых связей и гастрономических интересов у него в запасе имеется паспорт гражданина Украины. В Беларуси о том официально знать не полагается. Но в Украине своими натурализованными фамилией, именем он может воспользоваться с полным на то легальным основанием. Даже авиабилет до Минска−2 приобрести, коли нужно, в аэропорту Жуляны или еще куда-нибудь в Борисполе.
Когда-то, в бытность президентства Януковича, аудитор Печанский из чистой любезности провел кое-какое документальное расследование. Педантично изучил некоторые документы, предоставленные киевскими партнерами. Хотя речь шла о немалых деньгах, об оплате своечастных ревизорских услуг он не уговаривался. За что заимел в подарок бриллиантовые запонки, а немного спустя ему в Минск подвезли украинский паспорт бонусом. Допустим, с небольшой ошибкой в фамилии.
«В натуре ясно, каб его никто здесь не читал и не завидовал, как В. Маяковскому в широких штанинах».
Для недолгого перелета по знакомому маршруту Киев ― Минск гражданской поэзией или каким-нибудь немудрящим криминальным чтивом Евген не запасся. Какой-никакой, но он пока отдыхающий, а чтение чего-либо в бумажном исполнении у него напрямую связано с его корпоративной службой. Между тем на использование высокотехнологичных устройств, чтобы в дороге время скоротать, почитать и поработать, в государственной «Белавиа» наложен тяжелый отстойный запрет. В довесок неуклюжие книги со стихами и детективами наш Евгений Печанский ни раньше, ни теперь в руки не берет, предпочитает другие жанры элитарной или массовой словесности на излучающем экране легких эргономичных гаджетов.
Для него в самолете лучше всего пораскинуть мудрыми мыслями, оценить с высоты, отстраненно, «что же будет с Родиной и с нами…» Песенная цитатка и музыкальная фраза ему на ум попутно подвернулись, ненароком. И об их авторстве он думать не думает, если нарочито взялся поразмышлять о времени и о себе без цитирования поэтических первоисточников. «Дедукция всяко не индукция…»
Итого: всякое время, всяческие свои жизненные периоды, перипетии, пертурбации Евген допустимо подразделяет на два строго перемежающихся режима: благоприятствия и неблагоприятствия. Черными и белыми полосами он их не называет. По его мнению, оно так же глупо, как и считать оба режима идущими в чересполосицу фаталистическими скоплениями удач и неудач в черно-белом цвете древнего кинескопа. Или зачем-то привязывать цепочку свершившихся благоприятных и неблагоприятных событий к месячным графикам неких программных биоритмов. Глупее того, тужиться что-либо предугадать в будущем помесячно, на год вперед графически, на малонаучном базисе, исчисляемом от дня рождения.
При этом гороскопов, счастливых звезд и планид, прочих астрологических идиотизмах, иной гадательной ерундистике и в помине у него нет. В суеверах он никак не состоит; якобы знамения, предзнаменования вызывают в нем раздражение и неприятие. В народные приметы Евгений Печанский не верит абсолютно, твердо зная, что вся эта быдловатая муть ― невротические навязчивые состояния тех, кто поскудоумно склонен доверять антинаучным и антирелигиозным выдумкам.
Зато ему очень желаемо разузнать, понять кое-что в силу его личной психологии. Почему в одни периоды жизни у него почти все прекрасно удается? Однако в другое перемежающееся время то же самое в лучшем случае периодически выходит в виде средней паршивости. Коли не высказаться задушевнее, помянув в одночасье валом валящие мелкие и крупные незадачи крепким словцом на многих языках.
Скажем, невзначай наступает время, когда едва ли не все, что он делает, говорит, предвидит, предусматривает ― получается оптимальным образом. На судьбоносный звездный час не похоже, если такое случается довольно часто и чаще всего не приводит к большим жизненным успехам. По той же причине назвать вдохновением режим наибольшего благоприятствия явно не стоит. Пожалуй, оттого что не всегда выходит создать что-нибудь долговременное, хорошим творческим заделом на будущее.
Потом ни с того ни с сего настают времена, когда правильные слова, верные дела, выверенные поступки совсем не приносят ощутимую практическую пользу. Или же оборачиваются действительно противоположным тому, что тщательно планируется, скрупулезно разрабатывается заранее. С большего провалов, завалов вроде бы нет, но и никаких триумфов тоже не наблюдается. Вместо успешных безошибочных действий ― медлительное, исподволь нудное, изматывающее развертывание серийных мельчайших неприятностей, оплошностей, промахов, случающихся по ничтожным поводам.