Страница 27 из 31
Эсеры на своем IX Совете партии, собравшемся в Москве в середине июня 1919 г., постановили: «прекратить в данный момент вооруженную борьбу против большевистской власти и заменить ее обычной политической борьбой, перенеся центр своей борьбы на территорию Колчака, Деникина и др., подрывая их дело изнутри и борясь в передовых рядах восставшего, против политической и социальной реставрации, народа всеми теми методами, которые партия применяла против самодержавия»{451}. И это были не пустые слова. Эсеры, еще вчера выступавшие против большевиков, не только встали на их сторону, но и начали создавать партизанские отряды для помощи Красной армии. Деникин здесь ссылался на собственное признание эсеров «употребивших все усилия для свержения сибирской власти и теперь поднявших вооруженные восстания во Владивостоке, Иркутске, Красноярске и других пунктах во имя прекращения Гражданской войны и примирения с большевиками»{452}.
У белых оставалась последняя надежда – та самая либеральная партия кадетов, идеи которой были наиболее близки взглядам самого Деникина. Его биограф Д. Лехович определял политическую платформу командующего Армией Юга России, как «либерализм», основанный на вере в то, что «кадетская партия… сможет привести Россию… к конституционной монархии британского типа»; соответственно, «идея верности союзникам (Великобритания, Франция, США. – В.К.) приобрела характер символа веры»{453}. Но «в конце июня, в разгар блестящих успехов армий и общего высокого подъема, либеральная общественность, – отмечал Деникин, – страшилась взять руль правления в предвидении «враждебного отношения других влиятельных общественных сил и противодействия с их стороны»{454}.
В Белой армии «и близких ей кругах… создавалось озлобление против “кадетов”, и в частности против либеральных членов Особого совещания, которых называли “злыми гениями” и “главными виновниками” постигших нас бедствий. В такой обстановке либеральная общественность сочла для себя бремя власти непосильным и, предлагая известный политический курс, в то же время не давала своих людей, которые могли бы проводить его в жизнь. Очевидно, и не могла дать, так как, по признанию видных ее деятелей, помимо внутренних расхождений, в этом лагере было очень мало людей, которые “революционному разложению и распаду могли бы противопоставить понятную всем организующую силу”. Это последнее обстоятельство встало передо мной особенно ярко, – вспоминал Деникин, – когда я задал вопрос, при создавшихся условиях чисто академический: – Кого же все-таки либеральная группа могла бы предложить в главы правительства?»{455}.
На закате карьеры командующим армией Юга России А. Деникин подводил итог своим политическим исканиям:
«Последние приказы мои означали: невозможность опереться на либералов, нежелание передать власть всецело в руки правых, политический тупик и личную драму правителя. В более широком обобщении они свидетельствовали об одном, давно назревшем и теперь особенно ярко обнаружившемся явлении: о кризисе русского либерализма»{456}.
Колчак не вдавался в такие политические дебри, как Деникин. Как отмечал близкий к нему Гинс: «Адмирал был политически наивным человеком. Он не понимал сложности политического устройства, роли политических партий, игры честолюбий, как факторов государственной жизни…»{457} Представление о первоначальных политических целях Колчака, отражает одно из его первых писем Деникину: «Я принял функции Верховного правителя…, не имея никаких определенных решений о будущей форме государственного устройства России, считая совершенно невозможным говорить в период тяжкой гражданской войны о будущем, ранее ликвидации большевизма»{458}. Политическая мысль Колчака не шла дальше уничтожения социалистов: «Будем верить, что в новой войне Россия возродится. “Революционная демократия” захлебнется в собственной грязи, или ее утопят в ее же крови. Другой будущности у нее нет. Нет возрождения нации помимо войны, и оно мыслимо только через войну»{459}.
Однако вскоре Колчаку все же пришлось сформулировать свои политические цели. Этого потребовали союзники в обмен на признание адмирала Верховным правителем России. Первым требованием «союзников» был созыв Учредительного собрания, как высшего законодательного органа России. При этом, «если же к этому времени “порядок” еще не будет установлен, адмирал должен созвать “старое” Учредительное собрание на то время, пока не будут возможны новые выборы».
Колчак, по воспоминаниям генерала для поручений М. Иностранцева, прокомментировал требование союзников следующим образом: «Вы ведь знаете, что западные государства во главе, конечно, с Вильсоном вздумали меня исповедовать на тему, какой я демократ? Ну, я им ответил… Во-первых…, что Учредительное собрание, или, вернее, Земский собор, я собрать намерен, и намерен безусловно, но лишь тогда, когда вся Россия будет очищена от большевиков и в ней настанет правопорядок… Во-вторых, ответил им, что избранное при Керенском Учредительное собрание за таковое не признаю и собраться ему не позволю, а если оно соберется самочинно, то я его разгоню, а тех, кто не будет повиноваться, то и повешу! Наконец, при выборе в настоящее Учредительное собрание пропущу в него лишь государственно здоровые элементы… Вот какой я демократ!..»{460}
Чьи же интересы, по мнению Колчака, должны были представлять эти «государственно здоровые элементы»? – Либералов?
Последние постоянно окружали Колчака в ранге министров, но для демократической, политической победы этих сил было явно недостаточно. Так, например, на выборах в Учредительное собрание 1917 г. кадеты набрали по всей Сибири всего лишь 2–3 % голосов избирателей{461}. Но наиболее ярко провал либералов выразился в их неспособности сформировать собственное работоспособное правительство. «Откуда взять министров путей сообщения, иностранных дел, военного, юстиции, когда людей нет? Мы рабы положения», – восклицал Колчак{462}. Гинс пояснял: «быть хорошим земцем, газетчиком, адвокатом, даже парламентарием – не значит быть хорошим директором департамента, а тем более министром»{463}.
У Колчака повторялась та же ситуация, что и у Деникина: «Нет людей!» Эта жалоба не сходила с уст интеллигенции и со страниц печати. В. Шульгин с горечью писал о том явлении, что «в гражданском управлении выявилось русское убожество, перед которым цепенеет мысль и опускаются руки… Ряды старых работников страшно поредели, а новых нет как нет»{464}.
Какая же сила, по мнению Колчака, в этом случае могла возродить российское государство? Адмирал отвечал на этот вопрос следующим образом: «Мы глубоко убеждены в том, что возродит Россию ее армия. Без армии нет государства… нет основ общественной и имущественной безопасности, нет свободы…»{465} «Колчаковское народоправство» могло удержаться только на штыках армии. В заявлениях Верховного правителя постоянно сквозит подспудная констатация этого факта: «Я убежден, что при условиях настоящего времени партийное представительство исключает возможность положительной государственной работы… вопросы организации государственной полиции… одни из важнейших…, основанием общественной безопасности и фундаментом, на котором строится организация полиции, является по существу армия»{466}.
451
Деникин А. И. (III)…, с. 141.
452
Деникин А. И. (III)…, с. 229.
453
Лехович Д. Белые против красных. Судьба ген. Антона Деникина. М., 1992, с. 22. (Кожинов В.В…, с. 170.)
454
Деникин А. И. (III)…, с. 320–321.
455
Деникин А. И. (III)…, с. 321.
456
Деникин А. И. (III)…, с. 335.
457
Гинс Г.К…, с. 523.
458
Колчак – Деникину, 28.12.1918. (Деникин А. И. (III)…, с. 24)
459
Черновик письма А. В. Колчака А. В. Тимиревой (без даты, после 30 января 1918 г.) // «Милая, обожаемая моя Анна Васильевна…». М., 1996, С. 275 (Мельгунов С. П. Трагедия адмирала…, с. 32).
460
Краснов В.Г. (II)… с. 60.
461
Голуб П. А…, с. 337.
462
Гинс Г.К…, с. 438.
463
Гинс Г.К…, с. 442.
464
Деникин А. И. Национальная диктатура и ее политика ((Из книги: А. И. Деникин. Очерки русской смуты, т. 4, Берлин, 1925) В кн.: Революция и гражданская война…, с. 29.)
465
Гутман А.Я. (Ган). Россия и большевизм. – Шанхай, 1921, ч. I, с. 339. (Мельгунов С.П. Трагедия адмирала…, с. 450).
466
РГВА. Ф. 40307, оп. 1, д. 35, лл. 97–100, [100а] (Мельгунов С. П. Трагедия адмирала…, с. 40–41).