Страница 8 из 9
– А знаете ли вы, что такое саранча?
Мужички помялись, посмотрели друг на друга, почесали, как водится, затылки и, наконец, один кротко предположил:
– Наказанье божье, ваше высокородие.
– А можно ли бороться с божьим наказанием? – лукаво спросил Александр Сергеевич.
– Вестимо, нельзя, ваше благородие.
– Ну так ступайте домой, – велел великодушно поэт и больше не привлекал крестьян на неравный поединок с нашествием прожорливых полчищ.
Федор Орлов писал жене на следующий день после возвращения поэта из командировки: «Пушкин был послан на саранчу. Он воевал с нею, после весьма трудной кампании вчера вернулся, отступив перед несметным неприятелем». Поездка Пушкина была непродолжительна, приехал он чуть ли не через неделю, явился к графу Воронцову для доклада в кабинет. По некоторым свидетельствам между ними состоялся разговор в самой лаконичной форме: Пушкин с самым кротким видом отвечал на вопросы графа только повторением последних слов его фраз:
– Ты сам саранчу видел?
– Видел.
– Что ж ее, много?
– Много.
И так далее в таком же духе…
В деле 1824 «Об истреблении саранчи» находится предписание М. С. Воронцова о командировании коллежского секретаря Пушкина вместе с другими чиновниками для истребления саранчи в Херсонской губернии. Существует легенда, что по возвращении из унизительной командировки Пушкин написал рапорт Воронцову:
Александр Сергеевич, обладая ироничным умом и остроумным языком, сам был чрезвычайно уязвим и болезненно самолюбив. Во время пребывания в Одессе Пушкин тесно общался с приехавшим в город Александром Раевским. Александр Николаевич имел славу злого насмешника, глубокого скептика и легко справлялся с ролью «демона» одесского периода жизни поэта. Однажды Пушкин зашел к нему утром и прочел свое новое стихотворение, начинавшееся со слов:
Раевский выслушал молча, не высказывая впечатления от стихов, предложил остаться Александру Сергеевичу на обед. Подошли еще приглашенные лица. За столом Раевский сообщил о новом произведении поэта, и присутствующие стали просить исполнить новинку. Раевский не дал Пушкину выступить, а вызвался прочесть сам, поскольку, по его словам, ему эти прекрасные строки сразу врезались в память. И притворно торжественно продекламировал:
Гости весело рассмеялись, однако этой невинной шутки было достаточно, чтобы Пушкин больше никогда не напечатал полностью свое стихотворение. Оно оставалось долгое время в урезанном виде, а целиком появилось лишь в посмертном издании сочинений.
В Одессе Пушкин писал «Онегина», часто зачитывая фрагменты друзьям. Шла работа над описанием театра. После очередного прочтения вслух, желая пошутить, кто-то из друзей посоветовал поэту наделить главного героя своей собственной досадной особенностью наступать на ноги, пробираясь через кресла к своему месту. Пушкин вставил в роман строку: «Идет меж кресел по ногам».
Примечательная личность Одессы – граф Ланжерон, французский эмигрант. В прошлом участник наполеоновских войн, герой взятия Парижа, бывший управляющий Новороссийским краем, храбрый, моложавый, сухощавый старик, общительный и остроумный, возомнивший себя поэтом. Он писал на французском языке стихи и даже драмы. Вдохновенное графоманство делало его весьма навязчивым в общении. Трагедию «Мазаниелло или неополитанская революция», свой очередной шедевр, Ланжерон дал прочитать Александру Сергеевичу. Бессмертное детище пролежало непрочитанным у поэта несколько недель. Потом еще несколько недель и даже еще несколько дней. Наконец, сгорающий от нетерпения автор обратился с вопросом к Пушкину: «Ну-с, какова моя трагедия?». Пушкин был застигнут врасплох, пытался отделаться общими фразами, глубокомысленно морщил лоб и хмурил брови, а героический участник Отечественной войны все настойчивее требовал выразить конкретное мнение хотя бы о двух главных персонажах трагедии. Пушкин, проявив чудеса изворотливости, выудил у горе-автора имена героев и наугад ответил, кто ему симпатичнее.
– Так! – торжествующе вскричал генерал. – Я узнаю в тебе республиканца! Я предчувствовал, что этот герой тебе понравится больше!
Благодаря своему острому языку Александр Сергеевич часто наживал себе врагов. В Одессе жила одна вдова генерала, который начал службу с низких чинов, дослужился до важного места, хотя ничем особенно не отличился. Этот генерал в 1812 году был ранен в переносицу, причем пуля раздробила ее и вышла в щеку. Вдова этого генерала, желая почтить память мужа, заказала на его могилу богатейший памятник и непременно желала, чтобы на нем были стихи. К кому же было обратиться, как не к Пушкину?! Она же его знала. Александр Сергеевич пообещал выполнить заказ, но не торопился с исполнением. Время шло, а Пушкин и не думал приступать к «вдохновенному произведению», несмотря на то что вдова при каждой встрече напоминала о данном ей обещании.
Наступил день ангела генеральши. В числе гостей приехал к ней и Пушкин. Хозяйка, пользуясь случаем, с особой навязчивостью потребовала стихов.
– Нет уж, Александр Сергеевич, на этот раз ни за что не отделаетесь обещаниями, – говорила она, крепко ухватив поэта за руку, – не выпущу, пока не напишете. Я все приготовила: и бумагу, и чернила, садитесь к столику и напишите!
Пушкин понял, что попал в ловушку, и сдался. Стихи были мигом готовы, и вот именно такие:
«Что было с ее превосходительством после того, как она сгоряча прочла стихи вслух, не знаю, – рассказывал поэт позже своим друзьям, – потому что, передав их, я счел за благо проскользнуть незамеченным к двери и уехать подобру-поздорову».
Но с этих пор генеральша оставила в покое поэта.
О подробностях своего одесского житья Пушкин не любил вспоминать, но иногда произносил меткую фразу об Одессе, называя ее «летом песочница, зимой чернильница».
Рассказывают, что однажды Пушкин гулял вблизи Одессы за городом, где стояла лагерем артиллерийская рота и расставлены были пушки. Рота готовилась к учениям. Артиллерийская прислуга уже стояла по местам, фитили крутились. Офицеры еще не вышли из палаток, только один молоденький прапорщик Григорьев задумчиво прохаживался возле пушек. Вдруг он увидел незнакомого молодого человека, который, переходя от орудия к орудию, внимательно рассматривал их. Григорьеву это показалось подозрительным.
– Что вы здесь делаете, сударь? – спросил он строго незнакомца.
– Гуляю.
– А кто вы такой?
– Пушкин.
– Какой Пушкин?
– Александр Сергеевич.
Григорьев очень любил чтение, бредил стихами и, как и другие молодые офицеры, был в восторге от Пушкина.
– Вы – Пушкин? – воскликнул он вне себя от радости. – Наш поэт! Сочинитель «Кавказского пленника» и «Бахчисарайского фонтана»!
И, весь красный от обуреваемых его чувств, внезапно взмахнул руками и выкрикнул:
– Орудие! Первая – пли… Вторая – пли…