Страница 25 из 30
Арена представляла из себя просто огромную воронку, возле склонов которой расположились зрители. Дно арены было утоптано в достаточно обширную круглую площадку. Таан сидел почти у самой площадки среди таких же, как и он, пленников, которых хозяин по очереди выпускал на арену. Сейчас в центре арены возвышалась худая фигура Макмиллана. Старик выглядел хрупким и беззащитным на фоне своего противника. Толпа взревела, приветствуя рослого детину, появившегося с противоположного края площадки. Его гигантские мышцы перекатывались под загорелой кожей, а пластины обтянутых кожей доспехов скрипели при каждом его движении. Воин медленно приближался к центру арены, перебрасывая из руки в руку, словно пушинку, огромный двулезвенный топор. Лицо бойца закрывала костяная маска, сделанная, по всей видимости, из целого черепа какого-то животного. По утробному рыку, доносящемуся из-под маски, можно было понять, что воин не воспринимает старика в качестве серьезного противника.
Один из вождей племен, как понял Таан по его головному убору и густым татуировкам на груди, поднялся со своего места и приготовился объявить начало боя. Сидящий рядом с ним уже знакомый мутанту хозяин Таана и старика запротестовал, указывая на явное несоответствие противников. Все замолчали, ожидая, что скажет руководитель игр. Тот откровенно издевался над своим собеседником. Скорее всего, они были извечными соперниками, и даже на время перемирия старались уязвить друг друга:
- До сих пор твой пустынник оставался жив! Что, ему не хватает его меча? Дайте старику меч! - говоривший грубо засмеялся, а хозяин Таана стал отчаянно протестовать:
- Я не это имел в виду, глупец! Если дать ему меч, он сможет пройти сквозь нас, словно нож сквозь масло..., - но говоривший осекся, увидев, что один из наездников вместо меча бросил к ногам старика просто короткую крепкую палку.
По рядам зрителей, оценившим шутку, прокатилась волна смеха. И вместе с тем в этом смехе присутствовала изрядная доля злорадства. Ведь слова хозяина этого раба были не пустой болтовней. В свое время наддаки дорого заплатили за пленение старого пустынника.
Макмиллан медленно отвел глаза от своего противника, застывшего в нескольких шагах от него и как будто от скуки опирающегося о рукоятку опущенного к земле топора. Старик перевел взгляд на палку у своих ног, и в ту же секунду толпа зрителей взорвалась ревом и улюлюканьем, увидев, как гигант резко вскинул свой топор и с рычанием кинулся к отвлекшемуся противнику. Этот паровоз было бы трудно остановить. Зрители предвкушали потоки крови и куски мяса, в которые просто неизбежно должен был превратиться безоружный старик. Как бессмысленно... Таан прикрыл глаза и наклонил голову, не желая наблюдать за смертью своего нового знакомого.
Тем временем палка, лежащая у ног Макмиллана, вдруг, словно по волшебству, взлетела в воздух, подцепленная ловким движением носка сапога, и умелая рука, ожидающая оружие в нужном месте пространства, ухватила его за край, скрывая запястьем от глаз надвигающегося противника. Старик пригнул голову, резко подался навстречу набегающему воину и нанес молниеносный удар. Крепкое дерево палки с отчетливым хрустом сломало костяную маску, врезалось в переносицу, ломая и ее, и одновременно загоняя осколки кости от маски и основания носа глубоко в мозг человека. Само нехитрое орудие, не выдержав удара, разлетелось на куски, которые веером полетели в онемевших от такой неожиданной развязки зрителей. Топор из вмиг ослабших рук гиганта вырвался и по инерции полетел прямиком в то место, где восседали вожди. Там началась легкая паника. Люди отпихивали друг друга, пытаясь предугадать, куда врежется топор. Таан, по недовольному гулу толпы понявший, что что-то пошло не так, увидел лишь самый конец скоротечной схватки. Обильно поливая кровью из-под проломленной маски грудь и землю арены, гигант, покачиваясь, упал на колени, а затем замертво плюхнулся лицом в пыль. Макмиллан склонил голову и безразлично смотрел на еще подергивающееся в судорогах тело.
Хозяин поверженного воина был в ярости. Его оппонент пробовал протестовать, но вождь отмел все возражения, и в толпе стал нарастать сначала неразборчивый, но затем все более ритмичный и отчетливый хор голосов, скандирующих:
- Зверя, зверя, зверя!!!
По краям арены рослые воины стали разносить сделанные из толстых балок решетки, упирая их острыми низами кольев в землю, тем самым огораживая круг арены от зрителей. Тут же несколько человек подставляли плечи под края решеток, удерживая их в вертикальном положении. Арена оказалась заключенной в крепкую ограду высотой около двух метров. Вооруженные наездники взвели арбалеты и обнажили холодное оружие, нервно поглядывая в тот конец арены, где был оставлен единственный проход в огороженную часть. Хозяин арены встал и повелительно закричал:
- Выпускайте зверя!!!
Таан почувствовал то предвкушение крови, приток адреналина, смешанное чувство страха и азарта, которое охватило толпу. Все взгляды были прикованы к дальнему концу арены. Единственный, на чьем лице невозможно было ничего прочесть, был Макмиллан. Он наклонился над телом поверженного противника, по всей видимости, пытаясь отыскать хоть какое-то оружие. Но топор воина вылетел за пределы поля боя и сиротливо торчал теперь в пологом склоне. А в это время люди вновь закричали, а те, кто сидел низко, привставали или стали забегать вверх, стараясь разглядеть происходящее на арене поверх ограждения.
Новым соперником Макмиллана был не человек. На арену, разбрасывая пыль и выворачивая комья почвы, вырвалось огромное существо. Бурая шерсть густо покрывала его гибкое тело, а на холке образовывала поседевший колыхающийся пук. Бока животного покрывали шрамы, оставленные баграми жестоких хозяев. Длинные передние лапы оканчивались огромными когтями, а желтые глаза на низко пригнутой голове осматривали окружающее цепким и умным взглядом. Монстр лишь мгновение осматривался, а затем, заприметив единственную доступную жертву, взрыхлил землю когтями задних лап и огромным скачком кинулся к Макмиллану.
Впервые Таан наблюдал искусство боя старика. Казалось, человеческое тело не может соперничать с животной ловкостью и инстинктами прирожденного хищника. Непредсказуемо перемещаясь, уворачиваясь, а иногда и вовсе плашмя падая на землю, Макмиллан ускользал от ужасных когтей, на тысячную долю секунды опережая рефлексы животного. Зверь не ведал усталости, а у человека просто не было оружия, чтобы даже повредить толстую кожу существа, не говоря уже о нанесении сколько-нибудь серьезной раны. И человек стал выдыхаться. Очередной удар лапы задел его ногу, и прорыв лопнувшей материи брюк взорвался густыми брызгами крови из разорванных мышц. Макмиллан откатился в сторону, но неловко, и вторая когтистая лапа смахнула его с земли, отбросив, как тряпичную куклу, к краю арены. Старик еще пытался подняться, но зверь уже стоял над ним. Горячее дыхание обдавало лицо пустынника, а маслянистые капли слюны окропляли его лицо и одежду, капая из раскрытой пасти. Одна из лап зверя резко опустилась на грудь человека, намертво придавив его к земле, а вторая лапа по широкой дуге стала опускаться на жертву, готовясь снести ей голову. Животное заревело, поводя оскаленной пастью, и застыло, так и не опустив свои острые когти на шею поверженного человека. Сквозь прутья защитных решеток животное приковывал к себе властный взгляд. Этот взгляд говорил на его языке. Он повелевал, он требовал. И ослушаться его зверь был не в силах. Животные инстинкты отошли на второй план, а погребенный под яростью нарождающийся разум откликнулся на ментальный диалог. Потребовалась секунда, чтобы мутант и животное поняли друг друга. Путь был указан, и приказы были отданы...
Лежащий без движения Макмиллан повернул голову, прослеживая взгляд животного, и тихо прошептал:
- Слишком поздно... мастер зверей...
Монстр взревел и поднялся на задние лапы. Мышцы его мощных ног сократились, пытаясь перебросить тяжелое тело через утыканную острыми кольями ограду. Обдирая брюхо, животное сверзилось прямо на не успевших отбежать людей. Орудуя ужасными лапами направо и налево, зверь несся вверх, проделывая в толпе обезумевших людей кровавый коридор и стремясь вырваться на поверхность. Искалеченные тела наддаков летели в разные стороны, а воины, окруженные охваченной паникой толпой, безуспешно пытались остановить зверя. Его спина уже была вся утыкана короткими стрелами, а в бедре торчало копье, но зверь просто не обращал на это внимания. Удержать разъяренное существо наездники уже не могли. Таан последний раз взглянул на то место, где скрылся за краем арены зверь, и в душе пожелал ему вырваться из плена. Сам же мутант, воспользовавшись паникой, вскочил в полный рост, двинул локтем в висок одному из растерявшихся охранников, приставленных к пленникам, а второго просто придавил весом своего тела, пытаясь перерезать стягивающие запястья веревки лезвием его же секиры. Освободившись от пут, Таан повалил одно из ограждений, которое уже никто не удерживал, и побежал на арену к лежащему старику. Тот был еще жив. Таан старался не смотреть на его ужасные раны. Он поднял тело Макмиллана на руки и приготовился бежать что есть силы. Но старик у него на руках захрипел, плюясь сгустками крови, широко раскрыл свои тусклые глаза и, уцепившись рукой за плечо мутанта, приблизил свое лицо к лицу Таана: