Страница 45 из 68
— Дебора, — с укоризной произнес я. Не блестяще, но это все, что пришло мне в голову.
— Потому что такое я тебе с рук не спущу, — предупредила она. — Точно не спущу.
— Да я бы ни за что, — сказал я. — Это же не… — Я покачал головой — это действительно нечестно. Сначала меня кинул Темный Пассажир, а теперь моя сестра и мои мозги тоже. Все крысы разбегались, пока судно Декстера медленно погружалось на дно.
Я сделал глубокий вдох и попытался организовать судовую команду, чтобы та начала вычерпывать воду. Моя сестра была единственным человеком на земле, который знал, что я представляю собой на самом деле, и, несмотря на то что Деб никак не могла привыкнуть к этой мысли, я думал, она имела представление о границах осторожности, которые установил для меня Гарри, и о том, что я никогда их не переступлю. Видимо, я ошибался.
— Дебора, — начал я, — мне бы никогда…
— Хорош, — отрезала она. — Мы оба знаем, что ты мог это сделать. Ты был здесь в то самое время. И мотив у тебя подходящий — не платить же ему пятьдесят штук. Либо так, либо это сделал парень, сидящий в тюрьме.
Будучи не совсем человеком, я сохранил чистый разум, не тронутый эмоциями. Но сейчас у меня складывалось впечатление, словно мои глаза застилает туман. С одной стороны, мне было обидно, что она подозревала, будто я могу совершить нечто настолько неаккуратное, а с другой — хотелось убедить ее, что я этого не делал. И еще уверить ее в том, что если бы я решился на это, то она никогда в жизни не узнала бы, однако говорить так было недипломатично. Поэтому я сделал еще один глубокий вдох и ограничился одним словом:
— Клянусь.
Сестра смотрела на меня долго и в упор.
— Серьезно, — добавил я.
Наконец она кивнула и сказала:
— Ладно. Конечно, лучше, чтобы это была правда.
— Это правда, — уверил ее я. — Я этого не делал.
— Угу, — отозвалась она. — А кто тогда?
Нет, серьезно, где справедливость? Я имею в виду, в жизни. Я тут стою и открещиваюсь от убийства, в котором меня обвиняет собственная сводная плоть и кровь, и в то же время по ее просьбе пытаюсь раскрыть это преступление. Я любовался гибкостью ее психики, которая позволяла Деборе выполнять такую мозговую акробатику, но желал бы, чтобы свое творческое мышление она направила в какое-нибудь другое русло.
— Понятия не имею, — сказал я. — И я… и мне в голову не приходят никакие, м-м, идеи на этот счет.
Она посмотрела на меня очень тяжелым взглядом:
— А почему я должна тебе верить?
— Дебора, — начал я и запнулся. Неужели пришло время рассказать ей о Темном Пассажире и том, что теперь его нет? Я ощутил, как меня захлестывают какие-то противные ощущения вроде тех, что бывают на начальной стадии гриппа. Неужели это эмоции, подмывающие беззащитные берега Декстера, как огромные приливные волны с токсичными отходами? Если так, то неудивительно, что люди такие жалкие существа. Это ужасный опыт.
— Послушай, Дебора, — произнес я, размышляя о том, как правильно начать.
— Господи, да слушаю я, — сказала она. — Но ты же молчишь.
— Это трудно объяснить. Я никогда не говорил об этом.
— Отлично, самое время начинать.
— Я, гм… у меня внутри такая штука, — сказал я, почувствовав себя полным идиотом и ощутив, как тепло заливает щеки.
— О чем ты? — возмущенно спросила она. — У тебя рак?
— Нет-нет, это… я, гм, слышу… оно говорит со мной, — выдал я. Почему-то я не мог смотреть на Дебору и отвернулся. На стене висело фото обнаженного по пояс мужчины, и я предпочел снова повернуться к сестре.
— Господи, — произнесла она, — ты хочешь сказать, что слышишь голоса? Господи Боже, Деке!
— Нет, — ответил я, — не голоса. Не совсем.
— Тогда что за хрень? — нетерпеливо воскликнула Дебора.
Пришлось снова взглянуть на обнаженного человека, а затем сделать глубокий вдох, прежде чем я смог повернуться к Деборе.
— Ну, когда мне внезапно становится ясно. На месте преступления, — пояснил я. — Это благодаря… потому что эта штука мне говорит.
Дебора внимала мне с застывшим, абсолютно неподвижным липом, словно слушала признание в ужасных преступлениях; наверное, для нее так и было.
— Значит, она тебе говорила. Каким образом? «Эй, это сделал некто по имени Бэтмен»? — осведомилась она.
— Что-то вроде того, — сказал я в ответ. — Ну, ты понимаешь. Маленькие подсказки, которые у меня появлялись…
— Которые у тебя появлялись, — повторила она.
Мне было просто необходимо опять отвернуться.
— Она исчезла, Дебора, — сказал я. — Что-то связанное с этим Молохом отпугнуло ее. Такого раньше никогда не случалось.
Она долго молчала, и я не видел необходимости высказываться за нее.
— А отцу ты рассказывал об этой твоей штуке? — наконец спросила сестра.
— Мне не пришлось, — ответил я. — Он сам все знал.
— А теперь твои голоса пропали, — сказала она.
— Один голос.
— И ты мне ничего по этому делу сказать не можешь.
— Да.
Дебора щелкнула зубами так громко, что я это услышал. А потом с шумом выпустила воздух, не разжимая челюстей.
— Ты или врешь мне, потому что виноват, — зашипела она на меня, — либо говоришь правду, и тогда ты чертов шизик.
— Деб…
— Чему мне верить, Декстер? А? Чему?
Мне показалось, что я снова чувствовал прилив гнева, впервые с тех пор, как был подростком, тем более что тогда я не был способен испытать это ощущение сполна. Но Темный Пассажир ушел, а я соскальзываю в самую что ни на есть человеческую сущность: все барьеры, отделявшие меня от нормальной жизни, исчезли; я переживал нечто очень похожее на подлинный гнев.
— Дебора, — сказал я, — если ты мне не веришь и думаешь, что это сделал я, то мне все равно.
Она взглянула на меня, и впервые за все это время я посмотрел на нее в ответ.
Наконец она заговорила.
— В любом случая я должна об этом доложить, — сказала Деб. — Официально ты не можешь даже близко сюда подходить.
— Ничто не принесет мне большего счастья, — ответил я. Она смотрела на меня еще мгновение, а потом сжала губы и вернулась к Камилле Фидж. Я глядел ей вслед, а потом направился к двери.
Действительно, я не видел никакого смысла ошиваться здесь, раз уж мне и официально, и неофициально дали понять, что делать мне тут нечего. Я, наверное, мог бы сказать, что мои чувства оскорблены, да вот беда: я был все еще слишком зол, чтобы ощущать обиду. Меня и вправду всякий раз изумляло, когда я узнавал, что кто-то проявляет ко мне нежные чувства, поэтому, когда Дебора выслушала мой лепет с пониманием, это стало для меня просто откровением.
Декстеру всегда везло, но сегодня по некоторым признакам мне казалось, что я потерпел поражение и мне придется отправиться в изгнание.
Я стоял и ждал прибытия лифта, как вдруг меня ошеломил внезапный хриплый окрик:
— Эй!
Я повернулся и увидел очень раздраженного старика, который бежал ко мне в сандалиях, надетых на носки, доходившие чуть ли не до самых его узловатых колен. На нем были натянуты мешковатые шорты, шелковая рубашка, а на лице — выражение абсолютно праведного гнева.
— Ты полиция? — требовательным тоном спросил он.
— Ну, не вся, — ответил я.
— Что с моей чертовой газетой?
До чего же лифты медленно ездят, не правда ли? Оказавшись в ловушке, я решил действовать вежливо, поэтому с воодушевлением улыбнулся старому психу и спросил:
— Вам не понравилась ваша газета?
— Я ее вообще не получал! — закричал он, от усердия становясь бледно-лиловым. — Я звонил и говорил вам и этой раскрашенной девице на телефоне, чтобы вы нашли мою газету! Я ей говорю, что у меня мальчишка газету ворует, а она трубку бросает!
— Мальчишка украл вашу газету? — уточнил я.
— А я что сказал? — воскликнул он, на сей раз визгливо, от чего мое ожидание лифта стало еще менее приятным. — Я плачу чертовы налоги, чтобы она так со мной разговаривала? И смеялась надо мной, черт подери?!
— Но вы могли пойти за другой газетой, — осторожно попытался урезонить его я.