Страница 37 из 68
Дебора нахмурилась и посмотрела на боковую дверь галереи. Там стоял высокий человек в полосатом костюме и, нервно поглядывая на Дебору, разговаривал с полицейским.
— Это кто? — спросила она у Винса.
— Профессор Келлер, — ответил он, — преподаватель истории искусства. Он нашел тело.
С тем же хмурым выражением лица Дебора поднялась и кивком головы дала понять копу, что хочет поговорить с профессором.
— Профессор… — сказала Дебора, когда тот подошел.
— Келлер. Гас Келлер, — представился он. Это был человек примерно шестидесяти с небольшим лет, со шрамом на щеке, словно он дрался на дуэли. Ему шел его возраст. В обморок он падать при виде тела, судя по всему, не собирался.
— Значит, это вы обнаружили девушку, — сказала Деб.
— Именно, — ответил он. — Я зашел посмотреть новую выставку — месопотамское искусство, мне это любопытно — и в кустах увидел ее. — Он нахмурился. — Наверное, где-то час назад.
Дебора кивала с таким видом, будто она в теме и все знает, включая месопотамское искусство. Обычный полицейский трюк, который развязывает собеседникам языки, особенно если может оказаться, что они причастны, даже самую малость. Но с Келлером это не прошло. Он только стоял и ждал следующего вопроса, а Дебора только стояла и изобретала его. Я по праву горжусь своими натренированными коммуникативными способностями, и мне совершенно не хотелось, чтобы молчание переросло в напряжение, поэтому я покашлял, и Келлер повернулся ко мне.
— А что бы вы могли сказать по поводу керамических голов? — спросил я. — С точки зрения искусства?
Дебора посмотрела на меня как на сумасшедшего, а может — с завистью, потому что задала вопрос не она.
— С точки зрения искусства? Не много, — ответил Келлер, глядя на бычью голову у тела. — Судя по всему, эту изготовили по шаблону, а потом обожгли в печке примитивной конструкции. Может быть, даже в большой печи. Но на это интереснее взглянуть с исторической точки зрения.
— Что вы имеете в виду? — тут же вцепилась в него Дебора, и профессор пожал плечами.
— Не скажу, что все безупречно, — начал он. — Тем не менее некто явно старался воссоздать очень древнюю традиционную конструкцию.
— Насколько древнюю? — спросила Дебора.
Келлер поднял бровь и пожал плечами, словно давая понять, что она неверно поставила вопрос, но тем не менее ответил:
— Ей три или четыре тысячи лет.
— Действительно древность, — подтвердил я, и они оба так посмотрели на меня, что я решил добавить что-нибудь более умное: — И в какой части света такое практиковали?
Келлер кивнул. Ура, я умный.
— На Ближнем Востоке, — сказал он. — Похожий мотив мы находим в Вавилоне, а иногда и в окрестностях Иерусалима. Голова быка, по всей видимости, имеет отношение к культу одного из древних божеств. Очень мерзкого, к слову.
— Молоха, — дополнил я, и это слово поранило мне горло.
Дебора пристально посмотрела на меня, и я понял, что она утвердилась в своем мнении, будто я от нее скрываю какую-то информацию, однако профессор продолжил, и она снова обратила взгляд на него.
— Да, верно, — сказал он. — Молох любил человеческие жертвы. Особенно детские. Стандартный договор был таков: вы жертвуете своего ребенка, а он гарантирует взамен хороший урожай или победу над врагами.
— В таком случае в этом году надо ждать приличного урожая, — пошутил я, но никто из моих собеседников не счел мою ремарку достойной улыбки. Вот так всегда: из кожи вон лезешь, чтобы скрасить существование в этом жестоком мире, а окружающие — ноль внимания, фунт презрения.
— А какой смысл в том, чтобы сжигать тела? — осведомилась Дебора.
На губах Келлера появилась едва заметная снисходительная улыбка профессионала в стиле «молодцы, что спросили».
— А это ключ ко всему ритуалу, — сказал он. — Существовала огромная статуя Молоха с бычьей головой, только статуя эта на самом деле была топкой.
Я вспомнил Голперна и его «сон». Он знал про статую заранее или она явилась ему тем же путем, что и мне та музыка? Или Дебора права и он был у статуи и убил девушек, каким бы невероятным этот факт ни казался?
— Топкой, — повторила Дебора, и Келлер кивнул. — И туда бросали тела? — спросила она с таким выражением лица, словно ей трудно поверить и в этом его вина.
— О нет, все гораздо интереснее, — сказал Келлер. — В ритуал привносилось ощущение чуда. Очень изощренное было сожжение. Но именно поэтому популярность Молоха продержалась так долго. Все выглядело убедительно и увлекательно. У статуи имелись руки, которые протягивались к собравшимся. После того как на них клали жертву, Молох будто оживал и съедал ее. Руки медленно поднимались, и статуя отправляла жертву себе в рот.
— И прямо в печь, — не удержался я, — пока звучала музыка.
Дебора странно посмотрела на меня, и я понял, что никто до этого момента музыку не упоминал, но Келлер не обратил на это никакого внимания и продолжил:
— Именно так. Рога, барабаны, пение — все вместе производило гипнотическое действие. В конце бог подносил жертву ко рту, и она падала: ему в рот, а потом — в пекло. Заживо. В общем, жертве приходилось невесело.
Я верил всему, о чем рассказывал Келлер; мне еще слышались отголоски ненавязчивых звуков барабана, и от них становилось невесело.
— А сейчас ему еще поклоняются? — спросила Дебора.
Келлер покачал головой.
— Нет. Насколько я знаю, вот уже две тысячи лет, — ответил он.
— Так, ну а это откуда взялось? — спросила моя сестра. — Куда ведут следы?
— Ну, информация-то ведь не секретная, — объяснил Келлер. — Это очень хорошо документированная часть истории. Кто угодно мог провести небольшое исследование и обнаружить все, что необходимо для совершения такого преступления.
— Но чего ради? — не унималась Дебора.
Келлер вежливо улыбнулся.
— Вот уж чего не знаю, того не знаю, — сказал он.
— Ну почему именно я должна с этим разбираться? — возмутилась сестренка так, словно именно Келлер должен был ответить ей на вопрос.
Он добродушно улыбнулся:
— Иногда полезно узнавать новое.
— Например, — сказал я, — теперь мы знаем, что где-то здесь должна быть огромная статуя с печью внутри.
Дебора молниеносно повернулась ко мне.
Я приблизился к ней и сказал:
— Голперн.
По тому, как она заморгала, глядя на меня, я понял, что ей эта мысль еще не приходила.
— Так ты считаешь, это был не сон? — спросила она.
— Не знаю, что считать, — ответил я. — Но если кто-то занимается этим Молохом всерьез, то почему бы ему не использовать все оборудование, которое нужно?
— Вот черт, — произнесла Дебора. — А где можно спрятать такую громадину?
Келлер вежливо покашлял.
— Боюсь, дело не только в этом, — сказал он.
— А в чем? — спросила Дебора.
— Понимаете, запах тоже пришлось бы прятать. Запах жареных человеческих тел. Он не сразу рассеивается, и забыть его невозможно. — Профессор смущенно пожал плечами.
— Значит, мы ищем огромную зловонную статую с печью внутри, — радостно проговорил я. — За этим дело не станет.
Дебора снова пристально посмотрела на меня, и в который раз я разочаровался в ее чувстве юмора и абсолютно негибком подходе к жизни — особенно с тех пор, как сам стал постоянным жителем этой Юдоли Печали, населенной человеческими существами; с того самого момента, когда Темный Пассажир начал плохо себя вести и отказался выйти из своего убежища.
— Профессор Келлер, — сказала она, отвернувшись от меня и оставив в одиночестве своего несчастного братца, — есть что-нибудь еще относительно всего этого бычьего дерьма, что может нам помочь?
Подающая надежды замечательная ремарка, которую стоило бы оценить, и я почти пожалел, что не я ее автор, но, видимо, она не произвела должного эффекта ни на Келлера, ни даже на саму Дебору. Она и не подозревала, что выдала нечто замечательное. Келлер всего лишь покачал головой:
— Это несколько не моя область. Я знаю этот предмет поверхностно, в той его части, которая касается истории искусства. Обратитесь к кому-нибудь более сведущему — к специалисту по философии или истории религий.