Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 42 из 60



И лишь Демьян взирал на картину с восхищением — насколько я поняла, ему понравились перья. Надо будет прикупить перьевую щетку для хрусталя.

— Дареному коню в зубы не смотрят. — резюмировала я. — Мефодий, пойдем в спальне повесим.

Но в спальне этому полотну мешали жабы, в гостиной я уже стены заняла, столовая — не лучшее место, в кабинете не сочеталось со стилем… Устя уже понадеялась, что выкинем ко псам, но тут я вспомнила про зимний сад. Среди зарослей передумавшей умирать хойи эротическое полотно хозяйки дома смотрелось вполне органично.

Прислуга отправилась спать, а я еще полюбовалась на себя. Лучше, чем в жизни получилась. Главное, чтобы теперь мальчик мной особенно не увлекался.

13

Пост напротив моих окон словно умер. Раньше мальчики менялись и работали в режиме сутки через сутки, я привыкла уже к ним, Мефодий исправно подкармливал, о чем, очевидно, начальству не докладывали. А тут уже несколько дней окна зашторены, позавчера вообще в эти комнаты заселилась семья с детьми. Глава семьи явно из морского ведомства, дома практически не бывает. Я с помощью бинокля рассмотрела все возможные точки наблюдения за собственными окнами — глухо.

Так оно, конечно, приятно, что наблюдать больше не будут, но странно как-то.

Дом уже затих и погрузился в сон, когда возле моих дверей остановился экипаж. Пассажира как-то коряво выгрузили на мостовую и подтащили к крыльцу. Вслед за телом отправился объемистый саквояж. Возница воровато огляделся и явно сомневался, стоит ли бросить все как есть, постучать или свалить, копался в карманах и в целом не внушал доверия.

Поскольку я не ложилась спать и музицировала на забытой гостями гитаре, то рассмотрела всю сценку. Господин Тюхтяев живописно распластался у моей двери.

— Демьян!!!!! — заорала я и бросилась отпирать замок и засов.

Немой в одном исподнем выбежал в парадную, мгновенно оценил ситуацию и затащил тело внутрь. Тем временем я трясла кучера.

— Барыня, да не знаю я ничего. Он письмо просил вручить. С Вашим адресом. А сам сомлел. Я и привез сюда. — бормотал бородатый кучер не самого великого ума.

— Письмо где? — отпустила я его сюртук.

Мне передали конверт и лошадь припустила как на хороших гонках.

«Дорогая Ксенія Александровна!

Обстоятельства вынуждаютъ меня совершить дальнее путешествіе, о которомъ я уже Вамъ разсказывалъ. Но считаю своимъ долгомъ предупредить Васъ о грозящей всѣмъ намъ опасности. Люди, чье вліяніе и возможности, намного превосходятъ мои, могутъ нанести вредъ Н.В. Возможно, выбравъ своимъ инструментомъ Васъ. Поэтому заклинаю — будьте благоразумны и не доверяйте каждому, кто встрѣчается на Вашемъ пути.

Сожалѣю, что мы провели такъ мало времени вмѣстѣ. Вы удивительная женщина, и наше знакомство я считаю одной изъ лучшихъ неожиданностей въ моей судьбѣ.

Вашъ покорный слуга М. Тюхтяевъ».

Недалеко же ты, дружок, уехал. Я заперла дверь и вместе с домочадцами наблюдала, как медленно растекается темно красное пятно под статским советником.

— Демьян, Мефодий — аккуратно несем господина в комнату для гостей. Девушки — воды вскипятите. И простыни туда же отнесите.

Сама взметнулась наверх и залезла в тайник. Оттуда вытащила и оставшийся с саратовских времен хирургический набор — за неимением другого, шить будем так, и кое-что из кровоостанавливающих медикаментов, шприцы — местными еще не закупилась, а пачки одноразовых для единственного пациента мне как раз пока хватит, антибиотики, противовоспалительные…

Перекрестилась перед иконой, понимая, что в этот раз моих знаний точно может не хватить. Хорошо хоть пила сегодня мало. И отправилась вниз.

Совместными усилиями мы раздели пострадавшего и увиденное было не так чтобы плохо… Хреново было. Огнестрельных ран на теле не нашлось, зато в правой части живота виднелась хорошая такая ножевая. Рассуждая логически, при такой ране в печень он уже должен бы истечь кровью, но, раз пока жив, да и пульс есть, поборемся. Выгнала всех от греха и начала в одиночку.

Я промыла рану, обнаружив, что торчит что-то желтоватое (сальник, дура — прозвучал в голове Люськин голос) и вроде бы до кишечника рана не дошла, так что все повреждение условно поверхностное. Правда, вряд ли медики со мной согласятся. Увиденное мне очень понравилось — у Тюхтяева хороший Ангел-хранитель, перитонит тут пока лечить не умеют — и я принялась за дело. Щедро пролила все операционное поле антисептиком и настоящим кетгутом зашила внутренние мышцы брюшины (ну я так думаю, что это были они), шелковыми нитками — наружные швы, вколола антибиотик и выдохнула. Дренировать все равно особенно-то и нечем, да и не умею. Так что понадеемся, что за счет быстрой реакции мы избежим некроза тканей и он выживет. Позвала Демьяна, вдвоем мы туго перевязали рану и села рядом с пациентом. Пульс все еще был и это чудо. Я поправила простой потертый серебряный крест на шее пациента — следы помятостей на нем, да и поджившие шрамы на теле внушали надежду, что раз эта переделка не первая в его жизни, так и последней не станет.

— Мефодий! — позвала подслушивающего за дверью дворецкого. — Вот это. — кивнула на неподвижное тело. — хороший знакомый графа. Сейчас хорошенько запомни все, что я скажу и первым же поездом езжай в Москву. Так же все расскажешь графу, и только ему и только наедине, никаких писем не передавай и не бери. Понял?



— Как не понять. — покосился на ночного гостя горбун.

— Если Николай Владимирович что скажет делать — делай. Что захочет передать — запоминай. Если кто чужой спросит — едешь стойло для Лазорки обустраивать. Касаемо наших домашних дел — ничего не происходит необычного.

— А что, мы в белокаменную переезжаем? — заинтересовался Мефодий.

— Бог даст, нет. — буркнула я. — Запоминай. Михаил Борисович Тюхтяев был доставлен к нам в дом без сознания. Кучер клялся, что не знает ни его, ни обстоятельств этого случая, но веры ему нет. Ранение серьезное, я его зашила, но кто знает, чем дело обернется. При нем было письмо, в котором он намекает поменьше говорить. Понял?

— Понял, Ваше Сиятельство.

— Идем, денег тебе дам.

Заодно переоделась, выдохнула, прихватила нашатырный спирт. Лето на дворе, а меня колотит как в ноябре.

Пациент приходил в себя тяжело и долго.

— И снова здравствуйте, Михаил Борисович! — с неестественным восторгом улыбнулась я.

— Вы? — просвистел он.

— Я. - промокнула его губы влажным полотенцем. — На этот раз Вы весьма экстравагантно меня навестили.

Он пошевелился и поморщился.

— Что? — он приподнял простынь, которой был укрыт и даже немного покраснел, соотнеся недостаток одежды и мое присутствие рядом.

— Ножевое ранение. Вроде бы без повреждений внутренних органов. Вас зашили, обработали, перевязали. Денек полежите — и вставать начнем.

— Кто? — и смотрит на меня. А я почем знаю, кто тебя так отутюжил?

— Сюда Вас кучер довез, которому Вы письмо для меня передавали…

— Л-лечил кто?

— А вот об этом лучше не спрашивайте. — я протянула ему стакан с водой, который он жадно выпил и провалился в сон.

Прелесть этого времени в том, что опиаты продаются совершенно свободно и запасы морфия можно скопить убийственные.

Я сама уснула и проспала до обеда, доверив пациента заботам Устиньи и Демьяна. Перекусила, привела себя в божеский вид и отправилась в аптеку за двумя жуткими, но крайне нужными вещами.

— Сударыня, но это для клиники отложено…

— Двойная цена.

И кружка Эсмарха вместе с судном оказались у нас дома. Что-то мне подсказывало, что подобного с моей стороны Тюхтяев не допустит, так что пришлось обучать Демьяна нехитрым манипуляциям. И если насчет судна он все понял быстро, то с клизмой дело стопорилось. Так вдвоем и пошли.

— Михаил Борисович, тут такое дело… Насчет надобностей Ваших — зовите Демьяна. А к ночи нужно кишечник промыть.