Око разума

– Нет, – Холл расплылся в озорной ухмылке.

– Ух ты! – удивилась Меган. – Вы смогли найти его рассудок настолько быстро и откопать информацию такого рода?

– Нет, – ответил Холл, по-прежнему с улыбкой. – Мне не пришлось. Он мужчина. А я знаком с вами. Это все, что мне нужно знать, чтобы ответить на вопрос.

В глазах Меган, порадованной комплиментом, заплясали искорки.

– А второе условие? – поинтересовался Холл.

– Как только вы улизнете от негодяев и разберетесь, что к чему, обещайте мне подключить меня к делу. В чем бы оно ни состояло.

– Заметано, – сказал он, беря протянутый ключ и пряча его в карман брюк. – Но, по-моему, мои шансы выжить весьма призрачны. Насколько я могу судить, во всем Бейкерсфилде вы единственная, кто не пытается меня убить.

– Я в вас верю. Вы очнулись на помойке, и на вашу жизнь несколько раз покушались. А теперь вы уже вот-вот укатите на машине, охотно одолженной вам совершенно чужим человеком, всего минут пять назад считавшим вас серийным убийцей… Весьма впечатляет.

– Дело в везении, а не в моей сноровке, – тряхнул головой Холл. – Внечувственное восприятие и внутренний Интернет дают мне существенное преимущество.

«У вас, похоже, есть какие-то качества, некая сметка, позволившая вам продержаться до сих пор, – подумала она ему. – Вы с этим справитесь. А когда справитесь, не забудьте свое обещание».

Холл лишь вздохнул, в душе понимая, что свидеться с этой сообразительной, энергичной девушкой ему уже не суждено. Он умрет, помня всего день-другой. Но к чему разводить дальнейшие споры?

«Не волнуйтесь, – транслировал он ей. – Это единственное обещание, которое я помню. – Он помедлил. – И спасибо за помощь. Электронное письмо с местонахождением вашей машины вы получите в течение часа».

Ссутулившись над шахматной доской из черного и белого мрамора, Джон Деламатер изучал сложную позицию в партии из недавнего мирового чемпионата. Обе стороны тщательно развернули свои фигуры, и обеим недоставало по ладье, коню, слону и три пешки, которые они разменяли в предыдущих стычках. Каждая фигура, от ферзей до последней пешки, была кропотливо размещена так, чтобы и наступательный, и оборонительный ее потенциалы достигли максимума.

Во внешности худого Деламатера с оливковой кожей и черными волосами обращали на себя внимание глубоко запавшие глаза, казавшиеся посаженными чересчур близко друг от друга, и очень маленький острый нос.

– Мат на восьмом ходу из этой позиции, – объявил он приближающемуся мускулистому русскому. – Душек прозевал это в Хельсинки и в конце концов проиграл. Садись, Василий, – Деламатер указал на стул по ту сторону дубового столика.

Василий Чирков так и поступил. Он был уже немолод, хотя ни на его физической форме, ни на мускулатуре это никак не сказалось. Послужив в спецназе, Василий начал взбираться по служебной лестнице в КГБ, но политические и социальные неурядицы в России казались нескончаемыми, и он решил, что оставаться альфа-волком в стране волков куда проблематичнее и куда менее прибыльно, чем стать альфа-волком среди американских баранов. Прибыв в Штаты десять лет назад, он ни разу даже не оглянулся. И теперь вел декадентскую жизнь в роскоши. Еда лучше, погода лучше, больше развлечений на выбор; разве что шлюхи в России были получше, да и то в среднем, а у него хватало денег, чтобы компенсировать этот изъян.

На тот факт, что его фамилия Чирков звучит, как американское жаргонное jerk off, то бишь «дрочила», ему указывали несколько раз по прибытии, но всякому из наблюдательных остряков довелось тут же отведать вкус собственной крови. Не провел он здесь и полугода, как весточка разлетелась в кругах, в которых он вращался, и никто уже этой ошибки не повторял. Несмотря на это, в первый же год в Америке он принял решение представляться просто по имени, Василием, и через какое-то время большинство народу вообще позабыли, что у него есть фамилия. Репутация его мало-помалу крепла, и вскоре всякий, кто надо, при имени «Василий» сразу понимал, о ком речь, и фамилия ему была нужна ничуть не больше, чем Моисею, Платону, Рембрандту или Элвису.

У Василия были прирожденные способности к языкам, и вскорости он говорил по-английски совершенно свободно – даже мог выдавать себя за коренного американца, как американские актеры могут говорить с нарочитым русским акцентом, буде роль этого потребует. Произношение его было не безупречным, но носители языка просто предполагали, что у него трудноопределимый акцент одного из пятидесяти штатов.

Деламатер нанял его двумя годами ранее возглавлять на разных заданиях различные команды людей, конкретные личности которых ему когда раскрывали, а когда и нет. Оплата была замечательная, равно как и качество поддержки, так что Василий был весьма доволен.

Он толком не знал, долго ли еще продержится в роли наемного работника Деламатера, однако полагал, что, когда придет время развода, тот окажется очень неряшливым. Деламатер чрезвычайно дотошно обустраивал все так, чтобы все ниточки тянулись к Василию, а не к нему. И лишь русский знал, что дергает за эти ниточки как раз Деламатер. Для всех остальных последний был призраком – ни слуху, ни духу.

И притом он куда больший психопат, чем сам Василий. А это что-нибудь да значит. А может, просто чокнутый… Хотя Деламатер ни разу это не обсуждал, Василий был уверен, что по части шахмат тот дока и мог бы запросто стать международным гроссмейстером, надумай он показать себя в этой игре.

Над шахматным столиком висел обрамленный плакат с фотографией шахматной доски с золотыми и серебряными фигурами в окружении знаменитых шахматных афоризмов наподобие «Когда видишь хороший ход, ищи еще лучший», якобы выданный однажды каким-то там Эммануилом Ласкером. Василий не сомневался, что два излюбленных высказывания Деламатера принадлежат американцу Бобби Фишеру. Первое: «Я люблю момент, когда ломаю эго человека», и второе: «Шахматы – это война на доске. Цель – сокрушить рассудок противника».

Любимая же цитата Василия принадлежала русскому – Боголюбову, но любил он ее не за русское происхождение. Вернее, не только за происхождение, но и за стоящее за ней игривое высокомерие, всегда вызывавшее у него улыбку. «Когда я играю белыми, то выигрываю потому, что играю белыми. Когда я играю черными, то выигрываю потому, что я – Боголюбов».

Василий уставился через столик на чрезвычайно опасного человека. Человека, к которому проникся уважением за блестящий стратегический ум. И хотя блестящее стратегическое мышление зачастую не имеет к жизни ни малейшего отношения, в случае Деламатера это было не так.

Но зачастую между гением и безумием проходит весьма тонкая грань, как доказали на протяжении истории люди вроде Бобби Фишера, Унабомбера[4] и несметного множества других. Василий чуял, что лишь вопрос времени, когда ее пересечет Деламатер – если еще не пересек.

Сейчас его работодатель тер виски, пребывая даже в более сумрачном настроении, нежели обычно, словно был готов отрывать головы мелким животным голыми руками. А может, зубами. Слава о его безжалостности затмевала даже славу Василия, так что русский великан чувствовал себя необычайно напряженно, когда аура Деламатера доходила до такой интенсивности леденящей, бездонной тьмы черной дыры.

– Ты наносишь редкий личный визит, Василий, – начал его жилистый босс. – Так, дай угадаю… Ник Холл еще жив.

Василий кивнул.

– Сведения по нему готовил ты, так что и спрашивать буду лично с тебя. Что ты прошляпил?

Русский великан покачал головой.

– Последний час я посвятил проверке своей работы. Я ничего не упустил. У него степень доктора в области биологии моря. И точка. Никаких данных о военной или какой-либо иной выучке в области самообороны. Оружием никогда не владел. Четыре года назад его остановил пацан с «пером», и он не оказал сопротивления.

4

Теодор Джон Качинский (также известен как Унабомбер; р. 1942) – американский математик, социальный критик, террорист, анархист и неолуддит, известный своей кампанией по рассылке бомб по почте.