Инопланетянин

Невыразимая грусть по космосу овладела Ипом. Каждая косточка его тела тосковала по звездным лучам, рвалась туда, где великолепие Ориона перехватывало дыхание, где чудесными красками играли туманности. Он тосковал по Плеядам, где голубой ореол молодой звезды светит прямо в сердце, по туманности Вуали, вечно перемещающейся в пространстве и нашептывающей свои величавые тайны тем, кто плывет вместе с ней в космическом океане.

Терзаемый воспоминаниями, Ип отошел от окна и тихо растворил дверь чулана.

Он прокрался мимо спящего Эллиота в коридор и, стараясь не шуметь, заковылял вдоль стены. За ним двигалась бесформенная тень то ли шагающей тыквы, то ли дыни, — уродливый выходец из чужих миров, он теперь уже на все смотрел глазами землян. Проникшись их представлениями о красоте, он стал воспринимать себя как ходячую карикатуру, оскорбляющую взор и разум, как пугающе-безобразного урода.

Он приоткрыл дверь в комнату Герти и некоторое время разглядывал спящую девочку. Вот она считает, что у него приятная внешность, но ведь ей и лягушонок Кермит кажется красавцем.

Он просеменил дальше, к комнате Мэри, и осторожно заглянул в дверь.

Мэри спала, чудесный ивовый прутик, и он долго не мог оторвать от нее глаз. Богиня, самое красивое создание, которое он когда-либо видел. Сверкающие волосы, разметавшиеся по подушке — совершенство природы; закрытые глаза, словно спящие бабочки на благоухающем ночью нарциссе, губы — лепестки водосбора.

«Мэри…» — прошептало его старое сердце. Он прокрался на неуклюжих перепончатых ногах к изголовью постели. Самое прекрасное существо в мироздании, а что он мог дать ей?

Ничего.

Только украл детектор из ее автомобиля.

Прелестное создание шевельнулось во власти сновидений, но ни в одном из них, Ип твердо знал это, не было места старому ботанику — звездопроходцу с животом как тыква.

Осторожно он положил ей на подушку «М&М» и тихо вернулся в коридор.

Там его поджидал Гарви.

Пес сидел, высунув язык, и смотрел на приближающееся к нему странное существо, как на горшок с подливкой.

Ип потрепал дворняжку по загривку.

Мурашки пробежали по спине Гарви, хвост свернулся крючком. Гарви посмотрел на предмет своей гордости, затем перевел взор на Ипа: «Пожалуйста, приведи в порядок мой хвост».

Инопланетянин коснулся собачьего носа, и хвост выпрямился.

Каждую ночь, когда все засыпали, они вместе бродили по дому, неся ночной дозор. Гарви трусил за гостем вниз по лестнице.

Ип остановился у ниши, где стоял телефон, и поднял трубку. Услышав гудок, он поднес трубку к уху Гарви. Собака внимательно прислушалась. Ей приходилось видеть, как Эллиот крутил диск пальцем, что-то говорил, и вскоре появлялась пицца.

Гарви ткнулся носом в диск, пытаясь его повернуть, в надежде, что вот-вот появится сандвич с бифштексом. Ип несколько раз крутанул диск, и они услышали сонный голос:

— Алло… Алло…

«Один сандвич с бифштексом», — подумал Гарви и мысленно прибавил к заказу сахарных косточек.

Ип положил трубку на место, и они проследовали дальше, в гостиную.

Цветная фотография Мэри стояла на телевизоре. Ип взял ее в руки и запечатлел на губах Мэри поцелуй.

Затем он показал портрет собаке.

Не проявляя никаких чувств, Гарви взглянул на фотографию в рамке. На стекле остались следы поцелуя. За все, что было обслюнявлено в доме, влетало Гарви, и пес понял, что попадет ему и на этот раз. Он мотнул головой, приказывая Ипу поставить рамку на место. Но тот, сунув фото под мышку, прихватил его с собой.

«Ну вот, — подумал Гарви, — теперь решат, что я съел рамку». И зачем только он сжевал коврик в ванной, веник, шляпку Мэри и пару вкусных кожаных перчаток? Теперь чуть что — сразу обвиняют его!

Ип бродил по гостиной. На столе стояла ваза с цветами. Старый ботаник нежно коснулся цветов и что-то прошептал на непонятном языке.

Гарви с надеждой повел носом. В одном из своих собачьих сновидений он нашел целый куст, на котором росли сосиски, и с той поры потерял покой, разыскивая этот куст повсюду.

Ип протянул ему розу, и Гарви торопливо ткнулся в нее носом, но сосисками и близко не пахло — глупый, бесполезный цветок.

Ип аккуратно укрепил розу в ободке рамы с фотографией Мэри, так что роза и Мэри стали единым целым — два самых красивых создания на свете.

Затем Ип направился на кухню. Гарви радостно завилял хвостом и облизнулся — кухня была средоточием всех его собачьих вожделений.

Ип показал на холодильник.

Гарви, заурчав, радостно мотал головой. Сколько раз он тщетно пытался дотянуться лапой до ручки этого волшебного ящика!

Ип открыл холодильник, достал молоко и шоколадный торт. Гарви только жалобно повизгивал, источая слюну и размахивая хвостом, и Ип дал ему остатки ветчины, обнаруженной на верхней полке.

Пес мигом проглотил нежное мясо и преданно посмотрел на Ипа: «Я твой. Если что-нибудь случится — дай мне знать…»

Когда смеркалось, на улице рядом с привычным фургоном, развозящим пиццу, появился еще один автофургон, но от него не исходил аромат сыров и помидоров. Он был набит подслушивающей аппаратурой, такой чувствительной, что ей воздали бы должное даже космические пришельцы. У оператора, сидевшего перед освещенной панелью, на поясе висела внушительная связка ключей. В наушниках звучали шумы и разговоры, происходившие в домах квартала.

«Для печенья на чашку муки достаточно чашки молока?..»

И:

«Убирайся вон из моей жизни, ясно?»

И:

«Джек, я вечером сижу с ребенком, приходи, если хочешь…»

Автофургон медленно продвигался по улице, оператор внимательно вслушивался в каждый голос, в каждый разговор, который доносился до него в будничной мозаике вечера:

«Краснокожие разбиты?! Венди схвачена пиратами? — воскликнул Питер».

И:

«Передатчик уже готов, Майкл. Можно вывезти и установить…»

Оператор с ключами на поясе махнул водителю, и машина остановилась.

«Знаешь. Эллиот, в последнее время он очень плохо выглядит».

«Не говори так, Майкл, мы чувствуем себя прекрасно».

«Что значит «мы»? Ты теперь все время твердишь «мы», «мы»…»

«Это телепатия. Я… он мне так близок, словно он — это я…»

Неискушенный человек пропустил бы этот разговор мимо ушей — обычные ребячьи фантазии, — но для оператора в автофургоне разговор этот был равноценен сигналу с Марса. Перед ним тут же появился план улицы, и жирный красный круг очертил дом Мэри.

Эллиот как можно понятнее объяснил Ипу, что такое Хэллоуин, напирая на то, что это единственная возможность у Ипа появиться на улице.

— Все без исключения будут в самых невероятных и уродливых маскарадных костюмах и масках, — говорил он. — Извини, я не хотел сказать что ты уродлив, как раз наоборот…

— Скажи правильно: «Наоборот», — попросил Ип, когда Эллиот накинул на голову старому путешественнику простыню и обул лапы-ласты в громадные меховые домашние туфли. Туалет завершала широкополая ковбойская шляпа.

— Сойдет, — оглядел Ипа Эллиот. — Можно идти куда угодно.

Сам Эллиот вырядился в какое-то горбатое чудовище, под стать Ипу, чтобы космический гоблин не слишком выделялся. Но против костюма Майкла Мэри решительно восстала.

— Нет, — упорствовала она, — окончательно и бесповоротно нет! Одетый террористом ты не выйдешь!

— Но все ребята…

— Ты и двух шагов не пройдешь в таком виде!

— Мам… Прошу тебя!..

— Нет! А где Герти?

— Наверху. Наряжается вместе с Эллиотом.

Но Герти не наряжалась вместе с Эллиотом. Она смотрела в окно.

Эллиот обернулся к Ипу.

— Мама ни за что не заметит разницы, ты только помалкивай в своей накидке, о’кей? Усвоил, что ты — Герти?

— Герти, — отозвался старый гоблин.

Мэри ждала их внизу. По случаю Хэллоуина она облачилась в костюм под леопарда, надела полумаску и вооружилась волшебной палочкой, чтобы осаживать не в меру разбушевавшихся ряженых.