Демократическая прогрессивная партия Тайваня и поставторитарная модернизация

А. Лийпхарт считает, что определенным недостатком всех предыдущих партийных градаций являлось то, что они строились именно на межпартийных различиях. Между тем, полагает исследователь, нельзя недооценивать внутрипартийные размежевания, которые являются чуткими механизмами адаптации партий к внутренней динамике политических систем, а значит – и информативными критериями для их классификации[81].

Немалые сложности сопряжены с попытками выявить природу партийных систем в отдельных странах. Такого рода исследования начались сравнительно недавно и, в сущности, еще находятся в начальной стадии. Так, С.М. Липсет и С. Роккан предложили классификацию партийных систем, которая основана на ряде неоднородных оппозиций – таких, как Центр – Периферия, Государство – Церковь, Земля – Промышленность, Хозяин – Рабочий[82]. Этот опыт едва ли можно признать удачным. Полученная в результате наложения указанных оппозиций на общественную действительность разных стран картина оказывается слишком размытой и хаотичной. Своеобразную типологию партий – в соответствии со степенью интенсивности использования какой-либо идеи или ценности – предложил Л. Силвермен[83].

В определенной степени к характеристике межпартийных политических коммуникаций имеет отношение и замечание Р. Миллса, сделанное на основе наблюдения за функционированием американской двухпартийной модели: демократы и республиканцы стремятся к «равновесию сил», которое в конечном счете выгодно обеим конкурирующим партиям[84]. О том же самом говорят Р. Роуз и Д. Урвин, предлагающие для рассмотрения западных партийных систем первых двух послевоенных десятилетий «маятниковую теорию партийной политики»: партии в конкуренции друг с другом стремятся обрести «статическое равновесие», колебания же поддержки той или иной партии всегда происходят вокруг некой «точки баланса»[85]. А Дж. Маджоне вообще считает, что в настоящее время «все политические акторы» вынуждены учитывать в своей практике повсеместный «частичный переход на договорные отношения»[86]. Утверждения Р. Миллса, Р. Роуза и Д. Урвина, а также Дж. Маджоне коррелируют с приведенным выше мнением Р. Каца и П. Мэира, что парламентские партии заинтересованы друг в друге ради «коллективного организационного выживания» и поэтому их конкуренция оказывается в значительной степени постановочной[87].

Еще одним удобным критерием классификации партийных систем может служить число составляющих их акторов. Так, Дж. Сартори выделил семь конфигураций таких систем по этому признаку – начиная с однопартийной системы и кончая системой крайнего плюрализма и полной атомизацией акторов. Применение этого критерия позволило исследователю выделить основные полюса притяжения партий внутри той или иной системы, а также обозначить взаимодействие тенденций к фрагментации и консолидации системы, определяющее эволюцию последней[88].

В условиях диктата глобального рынка наблюдается унификация стилей партийного поведения. Поэтому политическая повестка в «развитых демократиях» смещается в сторону, как выразился Р. Далтон, «постматериальных» ценностей – таких, как качество окружающей среды, альтернативные стили, социальное равенство[89].

Плодотворным для оценки партийных систем «молодых демократий» выглядит тезис Дж. Лапаломбары и М. Вайнера о партиях как «институциях контридеологий», которые могут преднамеренно создаваться в пику «господствующим политическим ценностям»[90].

Индикатором перемен, наступивших в последней трети минувшего века в деятельности партийных систем, явились новые подходы партий к проведению избирательных кампаний и формированию электорального поведения избирателей. Одним из первых эту новую ситуационную конъюнктуру сформулировал М.Н. Педерсен. Отталкиваясь от европейских электоральных практик третьей четверти XX в., исследователь ввел понятие «электоральная неустойчивость». Это понятие характеризует новую поведенческую установку избирателей – установку, которая вызвана «сменой индивидуальных ориентаций и предпочтений» и которая обусловливает трансформацию прежних электоральных практик партий[91]. 3. Нойманн считает, что в конце XX в. начался процесс кардинального перерождения партий. На место «партии индивидуальной репрезентации» приходит «партия социальной интеграции», что непосредственным образом сказывается и на избирательных кампаниях последних десятилетий[92]. Б. А. Исаев представил этот же феномен в более практическом ракурсе: сегодняшние «универсальные партии» оказываются вынужденными работать с одними и теми же сегментами электората – с «разросшимся средним классом». Это делает неизбежной унификацию программных установок, стратегических ориентиров и тактических приемов партий и обостряет их конкуренцию за такой гомогенизированный электорат[93]. Однако несмотря на перемены, произошедшие в области электоральных практик и предпочтений, партии по-прежнему остаются наиболее надежными выразителями настроений избирателей. По мнению А. Пиццорно, обладая «отлаженной структурой», а также «отработанными приемами» работы с избирателями, партия становится своеобразным «гарантом, политическим посредником, своего рода институтом „политического кредита“», причем «избирательные процедуры» регулярно подтверждают «доступность такого кредита»[94]. Ф. У. Паппи считает, что в последнее время помимо двух прежних типов электорального поведения – «избирателя-вкладчика», готового соучаствовать в избирательной кампании партии, и «избирателя-потребителя», только голосующего сообразно с собственными интересами, – появился новый тип, становящийся все более многочисленным. Это «мыслящий избиратель», руководствующийся как собственным опытом, так и информацией о том, что предлагают идущие на выборы партии[95]. А Г. Алмонд и С. Верба склонны объяснять электоральное поведение больше иррациональными мотивами и говорят о феноменологии «чувства приверженности» партиям на примерах избирателей в США, Великобритании, Германии, Италии и Мексике[96].

Выше были отмечены наиболее общие функции партий, на которые указывают большинство современных политологов[97]. Существуют и иные – более конкретные и временные – функции, которые определяются особенностями исторического момента. Такие актуальные, но частные и недолговечные запросы общества являются питательной почвой для несистемных и маргинальных партий. И конечно, совершенно особым образом складывается судьба партий в «молодых демократиях». Для таких политических систем характерно острое противостояние между партиями, рожденными низовыми движениями протеста против традиционного авторитарного строя, и партиями, которые являются наследниками прежней «партии власти». Например, У. Хоффманн-Ланге на основе изучения опыта таких «молодых демократий», как Чили, Польша, Южная Африка, Южная Корея и Турция, пришла к выводу, что в этих странах партийные деятели, особенно из оппозиции, относятся к своим правительствам «с большим подозрением»[98].

Неудивительно, что для молодых партий в поставториарных обществах, возникших независимо и растущих «снизу вверх», характерно стремление активно влиять на разного рода общественные парапартийные движения (экологические, религиозные, женские, молодежные, пацифистские, этнические, а также спортивные или оздоровительные, просветительские, литературные, дискуссионные клубы) и опираться на них в своей деятельности. В последнее время на фоне упадка традиционных партий влияние парапартийных движений быстро возрастает даже в развитых демократиях. В новых условиях выбор между сближением с массовыми общественными движениями или опорой на государство для многих партий нередко приобретает стратегическую значимость. В то же время общественные движения становятся все более самостоятельными и не ищут поддержки и тем более покровительства партий. Яркий тому пример – антиглобалистское движение, часто принимающее формы стихийного протеста.

81

Lijphart A. Op. cit. P. 62–89.

82

ALipset S.M., Rokkan S. Op. cit. P. 35.

83

Silverman L. Op. cit. P. 69–93.

84

Миллс Р. Указ. соч. С. 336–339.

85

Rose R., Urwin D.W. Op. cit. P. 185.

86

Маджоне Дж. Указ. соч. С. 604.

87

Katz R., MairP. Op. cit. P. 19–20.

88

Sartori G. The Typology of Party System. P. 328.

89

Dalton R.J. Op. cit. 134–143.

90

LaPalombara I., Weiner М. The Origins of Political Parties. P. 30.

91

Pedersen M.N. Op. cit. P. 1–26.

92

Neuma